Рыцарь и его принцесса - Марина Дементьева
Дочь правителя, воспитанная среди вражды и заговоров, я не могла не думать о том, что лишь в романах за красивыми словами следуют красивые поступки, что лишь в романах рыцари верны и благородны… а Джерард даже не рыцарь, а наёмник, и, словно испытывая свою гордость, никому не позволяет забыть об этом. Я не могла не знать о том, что даже рыцари порой поступают нечестиво, а отец платит наёмнику столь щедро, что мне было бы странно ожидать к себе дурного обращения.
Однако, как бы то ни было, истина не изменит моих чувств к Джерарду.
Двигаясь в темноте словно зверь, он уверенно вёл меня, и я вновь не узнавала дороги, хотя думала, что за время наших прогулок успела достаточно изучить прилегающие к замку земли. Иногда казалось, что я вижу что-то знакомое: поляну или развилку, приметное дерево, но вместо ожидаемой после этого части пути вновь следовала неразбериха.
К тому времени, когда я окончательно перестала понимать, где мы находимся, зная лишь по некоторым приметам, что всё же приближаемся к замку, моё сперва робкое подозрение укрепилось в уверенность.
— Что ещё ты умеешь? — спросила, поддёргивая чересчур длинный плащ, чтоб не намок в снежном месиве.
— Кое-чему научился. У них не было тайн от меня; на все вопросы я получал ответы. Кажется, их это даже забавляло. Хотя порой мне стоило бы умерить своё любопытство.
Луна светила слева, светом ровным и сильным, разливая потоки расплавленного серебра. Когда я отвлекалась от дороги, чтобы посмотреть на спутника, профиль Джерарда был чётким, точно отчеканенным на монете. Мы успели подладиться под шаг друг друга, и прогулка стала бы ещё приятней, если б не была столь вынужденно поспешна. Мы шли тропою волшебства, и дорога, спрямлённая искусством Джерарда, ковровой гладью ложилась под ноги. То же расстояние, на которое с моею скоростью мы истратили весь вечер, обратным ходом преодолели за какие-то считанные минуты, и древняя громада замка вскорости открылась нашим взорам, неколебимо-стальная, мистически-зыбкая. Казалось, светлые камни мерцают призрачным сиянием, и весь этот исполинский призрак маревом плывёт в ночи.
Так уж вышло, что ни единожды мне не привелось увидеть ночной облик места, где протекала вся моя жизнь, и несвычный вид поразил, вызывая в воображении истории Нимуэ и Джерарда о любви и волшебстве. Будь моя воля, я любовалась бы им до рассвета, но медлить сверх прежнего было неразумно.
— Надеюсь, нас не успели хватиться, — облекла словами поздно настигшую обеспокоенность, и лишь здравый смысл да твёрдая рука Джерарда не позволяли сорваться на не подобающий положению бег.
— Напрасные надежды, — уверенно возразил наёмник.
Меня огорчила и взволновала его правота, ведь Джерард Полуэльф ни разу на моей памяти не ошибся. Да и не настолько беспечны обитатели замка, кто-нибудь да хватился господской дочки!
— Но как же быть тогда?! Отец будет в гневе…
— Быть может, ему не доложили… Эй, приятель! Славная ночь для службы, светло, как днём.
Из двух дозорных при воротах бодрствовал лишь один, второй, постарше, спал стоя, привалившись плечом к стене и опершись на копьё. На молодца дежурство нагоняло тоску, отсутствие компании же и вовсе не располагало к дружелюбию.
«Госпожа», — пробормотал он, сопровождая слово наклоном головы.
— Твоя правда, — с ленцой отвечал дозорный, и взгляд его блуждал по мне, и от этого взгляда делалось нехорошо, и пробуждало желание спрятаться за спиной наёмника; этот взгляд точно разоблачал во мне нечто постыдное, то, что будет предано огласке. — В такую светлынь никто и близко не подберётся. А то что, сменялись бы? — подмигнул дозорный, и в тоне, в усмешке виделся скандальный намёк.
— Да нет уж, извиняй: у меня своя служба, у тебя своя, — благожелательно возразил Джерард, и моя рука вздрогнула в его ладони, когда глаза наёмника стали разгораться травяной зеленью.
Неужели только я это вижу? Что же дозорный, неужто не заметил?
Но тот отвечал в прежнем тоне:
— Конечно, какие уж тут мены. С такою-то службой и я бы дневал и ночевал, даже и без платы. Но разве госпоже не пора быть в замке? Не припомню, чтоб ард-риаг позволял госпоже гулять по ночам и не давал нам на то приказаний.
Джерард широко улыбнулся и приятельски хлопнул парня по плечу.
— Что-то ты путаешь, приятель. Мы вернулись, когда солнце ещё над воротами стояло.
Помимо воли я изумилась. О чём он говорит? Не принимает же парня за дурака? Или угрожает ему?
Но ухмылка дозорного стёрлась, и взгляд вильнул и застыл на миг, чтобы наполниться недоумением. Парень моргнул и уставился на Джерарда так, словно впервые увидел. От недавней самоуверенности не осталось и воспоминания.
Я прикусила язык: не время для расспросов.
В глазах Джерарда меркла колдовская зелень.
— Д-да… — заикаясь, выдавил дозорный. — И впрямь… Видать, я сомлел на посту…
— Бывает, — кивнул Джерард и провёл меня мимо дико озирающегося парня, под тихий храп его напарника. Перекликались часовые на стенах, до нас им не было дела.
— Значит, научился кое-чему… — пробормотала я вполголоса.
Джерард оставил мои слова без ответа. Но я вернее слов читала по отчуждённому молчанию, что ему немного радости с тех чудесных умений, коими наградило его житьё в сидхенах, и он с лёгкостью отказался бы от них, чтоб сделаться простым человеком, которым никогда не был.
* * *
Похоже, что отец и впрямь не узнал о долгом отсутствии дочери; в любом случае, у моей отлучки не было ощутимых последствий. Наёмник ввёл меня в мои покои и попрощался кивком головы; я не остановила, позволив молча уйти. За один вечер я узнала о нём больше, чем за все месяцы, что он провёл рядом… а, может, больше, чем иные люди узнают друг о друге за всю жизнь.
Нимуэ встречала меня, квохчущая, как наседка, из-под крыла которой убежал непоседливый цыплёнок, и напустилась с оханьем и причитаниями. Ещё вся во власти колдовского прошлого, я пропускала мимо слуха её вопросы и упрёки. Отчаявшись что-либо втолковать безрассудной воспитаннице, нянюшка проводила меня ко сну, брюзгливо поджав губы. Я же вся была как в чаду, волновалась кровь, и я любила весь свет, а пуще всех — Нимуэ, ещё более от того, что она разделяла со мной те минуты восторга.
Нянюшка лишь ворчала, тщетно пытаясь угомонить не по годам расшалившуюся подопечную.
— Где ж блудили допоздна? Любезная твоя мачеха совала уж свой нос, и худо бы пришлось тебе, несносная
