Линн Керланд - Замок ее мечты
Лорд Сикерк остановился недалеко от Женевьевы и отвесил ей низкий поклон. Неужели это он две недели назад заявился к ней в спальню со стрелой, торчащей из груди, затем размахивал перед ней сначала огромным мечом, затем узким кинжалом? И сейчас он ей кланяется? У нее появилось желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон.
— Доброго вам утра, миледи, — сказал он торжественно.
Это было глупо, но Женевьева почувствовала, что краснеет. Как неуклюжая четырнадцатилетняя девчонка, на которую впервые обратил внимание капитан школьной футбольной команды. Она опустила голову, делая вид, что заметила в траве что-то интересное.
— И тебе тоже, — сказала она.
Краем глаза она заметила, что он садится на лавку рядом с ней. Она вытерла влажные ладони о джинсы, отметив про себя, что руки у нее вспотели вовсе не от страха. Близость мужчины, о котором она грезила наяву, оказывала на нее слишком сильное действие.
— Сегодня прекрасный день, не правда ли? — спросил Кендрик.
— Да.
— А как сейчас пахнет сад? Кажется, уже отцвели последние летние цветы.
Этот вопрос заинтересовал ее настолько, что она подняла на него взгляд.
— Ты не чувствуешь запахов?
— А как я могу их чувствовать, Женевьева? Когда я лишился человеческого тела, вместе с ним пропали и чувства, которые для тебя дело обычное.
Женевьева почувствовала, что заветный час пробил. Настало время вопросов. Надо только успеть задать их, пока Кендрик не рассердился и не выхватил свой меч.
— Но я слышу твой голос, — возразила она. — Как ты можешь говорить, не имея голосовых связок?
— Ох, это довольно сложно объяснить. Я и сам не всегда понимаю, что к чему.
Она ждала. У нее было высшее образование, черт возьми. Не может быть, чтобы все это было так трудно понять.
Кендрик улыбнулся ей, как будто точно знал, о чем она подумала. Женевьеве стало не по себе. Может, он и мысли умеет читать?
— Видишь ли, — начал он, — человеческая сущность очень мощная сила. Находясь в земной оболочке, дух ощущает себя ее пленником. Хотя и не жалуется на это, имей в виду. Ведь тело может доставлять массу удовольствий.
Женевьева улыбнулась про себя. Она была почему-то уверена, что при жизни Кендрик в полной мере вкусил этих самых удовольствий.
— Но за владение телом приходится платить определенную цену, — продолжал Кендрик. — Это похоже на то, как человек в латах и при оружии двигается не так свободно, как без них.
— Продолжай.
Почему он не написал книгу? С помощью своих откровений он сколотил бы немалое состояние.
— Я написал. Хотя бестселлером ее не назовешь.
Женевьева чуть не поперхнулась. Сбылись ее худшие опасения.
— Ты можешь читать мои мысли?
— Разум обладает огромной потенцией, миледи. Ты пользуешься лишь крохотной его частью. Я использую его в полной мере. И всю эту огромную мощь я с радостью променял бы на возможность почувствовать нежность лепестка розы на своей щеке или запах соленого воздуха у себя в ноздрях. Способность читать твои мысли лишь жалкое подобие того, что даровано тебе природой.
— Придется следить за своими мыслями, когда ты рядом.
— Я уже знаю, что ты считаешь меня грубым, невоспитанным сверх всякой меры, а еще…, ну-ка, посмотрим, как еще ты меня называешь? — Он послал ей довольную улыбку. — Умопромрачительно красивым?
— Наверное, я была не в своем уме.
Он громко рассмеялся, не задетый на этот раз ее сарказмом. Когда веселье прошло, он прислонился к стене за лавкой и улыбнулся ей. Ох, эта улыбка попросту сбивала ее с ног. Женевьева почувствовала легкое головокружение.
— По приезде сюда тебе снились кошмары, и мне хотелось бы попросить за них прощение. Отвечая на твой первый вопрос, могу сказать: то, что ты слышишь — всего лишь образ моего голоса, который я передаю тебе в мозг. Сделать это довольно просто.
Если ты призрак, с иронией подумала она.
— Вот именно. А теперь расскажи мне, миледи, как пахнет сад? Выглядит он прекрасно.
Женевьева с трудом проглотила комок в горле. Множество вещей она воспринимала как должное: ощущение раннего осеннего солнца, ласково греющего ее волосы и спину; нежный аромат растущих рядом роз; шершавую твердость каменной лавки под ее руками. Как же Кендрику не быть мстительным, если он так долго был лишен всего этого?
— Не надо меня жалеть, — сказал он, нахмурившись.
— Не надо меня подслушивать, — резко возразила она, но тут же скривилась. — Прости меня. Я не хотела быть грубой.
Он отмахнулся от ее извинений.
— У меня нет чувств, чтобы их задеть, помнишь? Впредь я постараюсь не так часто подслушивать твои мысли. Пожалуйста, расскажи мне о саде.
— Он пахнет розами и землей, — медленно начала она. — А еще я чувствую запах дыма, совсем чуть-чуть. Здесь, в тени, достаточно свежо, а лавка холодная.
Она посмотрела на него и пожала плечами.
— Вот, пожалуй, и все.
— Да, — согласился он, кивая, — это очень приятно.
Луч солнца засверкал на лезвии меча, и Женевьева застыла.
— Почему ты его носишь?
— По привычке, наверное. Когда я был жив, он всегда был у меня под рукой, даже когда я спал. Это обстоятельство спасло мне жизнь столько раз, что я уж и не припомню.
Мысль о том, что этот человек жил в другое время, в совершенно ином мире, показалась ей странной.
— Как оно было на самом деле? — спросила она. — В твои времена?
Он улыбнулся. Улыбка получилась мальчишеской, очень живой и немного озорной. Женевьева не могла отвести глаз. А еще эта ямочка. Его мать, наверное, обожала целовать его щеку в этом месте.
— Хочешь посмотреть на мое время?
— Каким образом?
— Смотри.
Она заморгала от удивления и потеряла дар речи. Где только что был сад, не было ничего, кроме грязи. Тут и там по двору сновали люди и какая-то домашняя живность. Она слышала, как невдалеке стучит кузнечный молот. С правой стороны раздался страшный грохот, и, повернув голову в том направлении, Женевьева увидела закованного в латы рыцаря, который пулей вылетел из седла, сжимая в руке копье. Она подтянула колени к груди, и раскрыла от изумления рот. Вместо джинсов на ней было платье.
— Как…
— Я называю это иллюзией, или, если хочешь, галлюцинацией.
— Но твоя одежда выглядит как настоящая.
— Я могу создавать иллюзии разного уровня. Например, вот это, — он поднял меч, и тот заблестел на солнце, — я называю постоянной, или долговременной иллюзией. Так же, как и моя одежда — раз созданная, она остается в таком виде без изменения. Двор перед тобой я отношу к кратковременной иллюзии. Спустя некоторое время она развеется, разве что я вложу в нее больше энергии. Твоя одежда тоже относится к этому виду иллюзии.
