Карина Демина - Черный Принц (СИ)

В противном случае, пропущенный сезон будет наименьшей из ее проблем.

Глава 7.

Семейный ужин.

Зимняя белизна скатерти. Льдистый блеск стекла. Металл и лен. Холодная композиция из еловых ветвей, украшенных серебряными лентами. Из венка подымаются восковые свечи, и леди Сольвейг одобрительно кивает.

Все идеально.

Почти все.

Место Райдо пустует, и черный стул, придвинутый к столу вплотную, смотрится вызывающе.

А прибор поставили, зная, что не придет, упрямый. И Кейрен, глядя на пустые тарелки, втихую Райдо завидовал. У него самого вряд ли хватит смелости вот так… взгляд отца время от времени останавливался на пустом кресле, и тогда отец хмурился.

Постарел.

И изменился, он и прежде-то не отличался красотой, ныне же погрузнел, оплыл. Щеки его обвисли и наметился второй подбородок, скрывавший и без того короткую шею. И отец то и дело поводил головой, отчего-то влево, подсовывал пальцы под воротничок рубахи, словно тот становился ему тесен.

Вздыхал.

Раздраженно фыркал. И вновь смотрел на пустое кресло.

Матушка точно и не замечала ни его раздражения, ни всеобщего напряженного молчания. Она ведь специально оставила и кресло, и прибор, и… и все еще надеется, что Райдо одумается?

В последнем письме тот спрашивал о родителях, здоровы ли, и само это письмо было живым, насмешливым. Кейрен отнес его матушке, и та, благосклонно кивнув, велела:

- Напиши, что все в порядке… у отца в последнее время сердце пошаливает, доктора утверждают, что ему следует похудеть, но разве он захочет?

Младшенький.

Послушный.

Золотой мальчик, который встречает матушку у дверей Управления, сносит ее визиты и корзинки с пирожками, неизменные букеты цветов, уборку на столе. О нет, матушка не сует нос в его бумаги, она лишь приводит их в порядок. И всякий раз, когда Кейрен намеревается попросить ее не делать так больше, смотрит с нежностью и упреком, отчего Кейрен сам себе кажется чудовищем.

Разве ему так сложно доставить матушке радость?

Не так уж много от него и требуют.

Помолчать.

Улыбнуться. И вести себя прилично.

…отцу, к слову, подали не бифштекс, но судака с вареной фасолью. Он вскинулся было, но мягкая рука леди Сольвейг коснулась его рукава.

- Дорогой, пожалуйста…

Всего-то два слова, и отец опускает взгляд. И рыбу он ест, хотя Кейрен знает - отец рыбу искренне ненавидит в любом виде, а уж парную тем паче, но судака расковыривает старательно, ищет несуществующие кости. Фасолью давится. Запивает, правда, вином, что вызывает матушкино неодобрение.

- Кейрен, - отец вытирает губы салфеткой и в жесте этом сквозит с трудом сдерживаемое раздражение. Братья смотрят с сочувствием, но вмешиваться не будут.

И правильно.

- Да, отец?

- Идем.

Салфетку отец бросил на тарелку, где осталась недоеденная рыба.

- А десерт?

- Мне не дадут, а ты обойдешься…

- Без сладкого оставишь?

Раньше у Кейрена не получалось долго выдерживать взгляд. Все-таки Гаррад из рода Мягкого олова был сильным бойцом. Постарел?

И вправду постарел.

Седины в волосы набрал изрядно, и пахнет от него… нет, не болезнью - усталостью, которой отец не скрывает. От нее и мешки под глазами, и сами глаза красны, воспалены.

- Выдрать бы тебя, - он уже не злится, да и… никогда ведь всерьез не злился.

С Райдо тоже помирится.

Наверное.

Когда-нибудь… когда Райдо откажется от жены…

- Выдери, - Кейрен покаянно опустил голову, и отец лишь рукой махнул, ответив:

- Поздно уже.

В его кабинете царил идеальный порядок. Кейрен с таким сосуществовать не мог, а вот отец, наверное, привык. Фыркнул, сунул пальцы под воротник и проворчал:

- Опять она… за свое. Ведь говорил же не лезть! А твоя матушка… - он сдвинул вазу, и потревоженные еловые ветви опасно закачались. - И ты не лучше. Садись.

Сам он придирчиво осмотрел кресло, провел сложенными щепотью пальцами по столешнице. Нахмурился и передвинул чернильницу из левого угла в правый, раскрыл папку…

Кейрен ждал.

Он прекрасно понимал, о чем именно пойдет беседа, но не торопился каяться.

- Рассказывай, - отец расстегнул пуговицы и стащил сюртук, оставшись в полосатом шелковом жилете, с виду несколько тесноватом. В подмышках жилет жал, а на животе полосы изгибались, отчего сам живот гляделся несоразмерно большим.

- Нечего рассказывать.

- Не дури.

- Отец, - Кейрен положил руки на подлокотники кресла. От кожи неуловимо пахло кисловатым пивом . - Я не дурю. Я не понимаю, какое кому дело до моей личной жизни.

- Личная жизнь, значит… - отец приподнял массивное пресс-папье. - Если бы ты свою… личную жизнь так не выпячивал, никто бы тебе и слова не сказал.

Нефрит и серебро.

И острые стальные перья на бархатной подставке, отец перебирает их, меняя местами. В этом Кейрену видится протест против того чересчур идеального порядка, который установился в кабинете.

- Молчишь?

- Молчу.

- Бестолочь, - Гаррад из рода Мягкого олова произнес это почти ласково. - Женить тебя пора.

- Я бы воздержался…

Гаррад пробежался пальцами по корешкам папок, выбрав нужную, вытащил, раскрыл и, повернув, подвинул к Кейрену.

- Сурьмяные предлагают союз.

Стандартный договор о намерениях. Вязь витиеватых формулировок, которые сводятся к одному.

- Нет, - Кейрен закрыл папку, не дочитав.

- Да.

- Отец, я…

- Ты подпишешь этот клятый договор. И завтра отправишься знакомиться с невестой. Возьмешь в зубы веник, нацепишь костюм и улыбку, и постараешься вести себя так, чтобы девушка не разочаровалась.

Гаррад из рода Мягкого олова не повышал голоса. И в глаза смотрел, и сейчас выдержать этот взгляд было не в пример сложнее.

- Нет. Хватит! - Кейрен отодвинул папку. - Я уже взрослый. И способен сам принять решение…

- Неужели?

Если бы он кричал, было бы легче. К крику Кейрен давно уже притерпелся.

- Взрослый, значит? - тихо поинтересовался отец. Он накренился, и край стола опасно продавил живот. Руки его опирались на столешницу, локти растопырились, и воротник рубашки поднялся. На шее проступили капли живого железа, и седые волосы поднялись дыбом. - А ведешь себя как озабоченный мальчишка! Взрослые люди головой думают, а не тем, что ниже пояса, Кейрен.

Он встал, одернул жилет, повернулся спиной.

- Думаешь, матери приятно выслушивать рассказы о твоих похождениях? Над нею смеются. Пока смеются, а скоро начнут презирать.

- Мне жаль.