С. Алесько - Первое звено
Жизнь в доме у моря, как ни удивительно, не угнетала меня. Родной город (не говоря уж о кошмарном сингловом порождении, на которое меня потянуло взглянуть с высоты птичьего полета) постепенно забывался, я с успехом училась находить прелесть в простых вещах. Тихий рассвет, яркий, как перья райской птицы, закат. Стеной надвигающийся с моря туман, будто укутывающий мокрой прохладной простыней. Ветреные дни, когда белоснежная турбина на мелководье рассекала воздух мощными лопастями и казалось, что если б не шум волн, слышалось бы ритмичное вжжж-хххх-вжжж-хххх-вжжж-хххх.
Еще недавно донимавшее беспокойство, ощущение нереальности происходящего сменялось удовольствием от размеренного бытия, приятным осознанием того, что я здесь хозяйка, а не гостья или приживалка. Лето подходило к концу, а мне уже мечталось, как стану сидеть у камина промозглыми осенними вечерами, слушать бушующий за окнами ветер, хлещущий в стекла дождь, наслаждаться теплом и уютом старого дома под тиканье огромных, почти с меня ростом древних часов, с шипением и хрипом отбивающих очередные четверть часа. Я представляла, как великолепно должно выглядеть бушующее зимнее море, если взглянуть на него с треугольного мыса, как острые зубья скал вспарывают перекатывающиеся через них тяжелые валы, и те сочатся белой пеной. А весенние ливни, прибивающие пыль грунтовой дороги, а ленивые летние полдни под пологом рощи с серебристой листвой…
…И возможность читать книги совершенно незнакомого мира, узнавать его историю, устройство, находить сходства и различия с моим. Уникальный шанс, самой можно книжку написать! Никто ее не прочтет, но перспектива захватывает.
Идиллию нарушало лишь присутствие Алехо. Вернее, не само присутствие. Это даже хорошо, когда рядом есть друг, с которым можно поговорить, поделиться мыслями и впечатлениями. Но парень не согласится ни на пожизненную роль друга, ни на бесплодную связь. Ему нужна полноценная семья, а я по-прежнему не мечтаю о потомстве.
* * *Зато о потомстве мечтали, кажется, чуть ли не все остальные. И не только мечтали, но и планомерно им обзаводились. Первой нас осчастливила Киса, как-то ночью по-тихому разродившаяся на кухне четырьмя дымчато-серыми котятами с желто-рыжими грудками и лапками. То ли папаша у них был такой раскрасавец, то ли детишки взяли окрас у обоих родителей.
Алехо застал меня воркующей над выводком.
— Надеюсь, теперь она оставит попытки проникнуть в мою комнату, — изрек избранный.
— Ну, помощь при родах ей какое-то время не потребуется, — я неохотно оторвалась от созерцания малышей, деловито сосавших довольную-предовольную мамашу, и поднялась на ноги. — Так что беспокоить тебя Киса не станет. Да? — обратилась к кошке.
Та как раз взялась наводить порядок у опавшего живота, где особенно шустрый и крупный котенок пытался отпихнуть от соска более слабого братца или сестричку, и не удостоила меня вниманием.
Очень скоро выяснилось, что надежды Алехо были напрасны.
В то утро меня разбудил громкий и навязчивый стук в дверь. С трудом продрав глаза, я встала с кровати, накинула халат и пошла открывать. Замков на дверях не было, но я взяла с парня обещание, что он не станет заходить в мою комнату без стука и последующего разрешения, особенно в ночное время.
Можно было б и не выбираться из-под одеяла, просто спросить, что ему нужно, но уж очень колотит. Значит, что-то серьезное, и он непременно войдет, а я не хочу вылезать при нем из постели, да еще в ночнушке. Было уже пару раз, и парень так глазел, что я начинала чувствовать себя странно. К сожалению, скорее приятно, нежели наоборот.
Распахнув дверь, выглянула в коридор и обнаружила Алехо в одних джинсах и с корзинкой. У босых ног парня крутилась встревоженная Киса, морда задрана вверх, усы встопорщены, мяучит.
— Вот, забирай! — избранный вручил мне корзину с котятами. — Твоя кошка притащила весь выводок мне в кровать. Я чуть не придавил одного.
— Киса уже на столько моя, сколько просто домашняя. Можно сказать, наша, — пробормотала, машинально принимая корзину обеими руками и прижимая к животу.
— Наша? — Алехо радостно уцепился за вылетевшее спросонья слово, этак небрежно привалился загорелым плечом к стенке, подцепил за шкирку одного из зверенышей. Тот растопырил лапки с еще не втягивающимися коготками и жалобно запищал. Киса замявкала громче. — Мне не слишком нравится такая мелкая и бесполезная живность, — пощекотал сытое брюшко котенка, уложил малыша на ладонь, тот сразу замолчал и принялся тыкаться слепой мордочкой в пальцы. — Вот щенки или жеребята…
— Понятно дело! Надеюсь, ты не станешь швырять в Кису и ее потомство тяжелыми предметами, дабы доказать собственную мужественность?
— Нет, мне такое и в голову не приходило, — взглянул с искренним удивлением. — Разве можно доказать мужественность, расправляясь с тем, кто слабее? Хотя бывает, хочется пнуть легонько эту прилипалу, чтоб в ногах не путалась, как сейчас, — усмехнулся и вернул звереныша к братьям и сестрам. — А в твоем мире мужчинам положено швырять чем-то в кошек?
— По уверению одного писателя, именно так поступают настоящие мужчины. Хотя лично я склонна думать, что он слукавил, когда утверждал это.
— В твоем мире странностей хватает, как я погляжу.
— Хватает, — согласилась, пытаясь сдуть упавшую на лицо прядь, поскольку руки были заняты корзиной. — Но у нас все-таки… Эй, ты что делаешь?
— Помогаю тебе убрать волосы, — заботливо заправил свободолюбивый локон за ухо и тут же отнял руку.
— Спасибо, — буркнула я. — Лучше бы корзину подержал.
— Почему ты так боишься моих прикосновений? Разве я давал повод опасаться меня? Или тебе просто неприятно?
— В моем мире не принято задавать такие вопросы, — произнесла надменно, придав лицу чопорное выражение старой девы.
— А какие принято? И как же иначе узнать, нравишься ты или нет? — напирал Алехо с поистине детской непосредственностью.
Я поставила мешающую корзину на пол в комнате, Киса тут же запрыгнула туда и принялась вылизывать котят, видно, проверяя, не причинили ли им ущерба.
— Мужчины или сами догадываются, или им говорят об этом женщины, — скрестив руки на груди, взглянула на парня. — Я же обещала сказать.
— Да, помню. Еще ты просила не заводить разговоров о семье. Я и молчу об этом. Но почему нельзя просто дотронуться? До волос, руки, мочки уха. У тебя на ней такой нежный пушок, будто на лепестке сонного цветка…
— Нельзя, и все! — я нервно ущипнула себя за ту самую мочку. Что еще за сонный цветок придумал? — Не знаю, почему! Потому что это неприлично: лапать чужого человека. И разгуливать полуголым тоже неприлично!
