Явь Мари - Апогей
— Дай-ка мне свою руку, ma chèrе. — Певуче попросила она, не дожидаясь от меня реакции и самовольно беря мою дрожащую ладонь в свои. — Удивительно, два чистокровных представителя своего рода сидят здесь, так близко друг к другу, не имея дурных помыслов в сердце. — Лично я не была так уверена насчет ее сердца. Тем более когда ее пальцы с идеальным маникюром скользили по моей ладони, подбираясь к запястью. — Ты не находишь это довольно… прозаичным?
Я находила это недопустимо прозаичным, потому что ни при каких обстоятельствах не собиралась знакомиться с ней. Тем более устраивать женские поболтушки.
— Что ж… твое недоумение понятно. — Благосклонно заявила она, продолжая водить пальцами по моей тонкой коже, под которой переплетались вены. — Но поживи ты здесь с полвека в полной изоляции, и начнешь разговаривать с собственным отражением в зеркале. Как я устала от всех этих лиц. Этих надменных, скучных лиц… все-таки вечной жизни не существует, ma chèrе, ты же все видела… заносчивые куклы.
Задумавшись над ее словами, я пришла к выводу, который эта мораль не ставила своей целью.
— Как… вы узнали? — Естественно, она узнала, что я была в ее павильоне с птицами. И дело не в говорящих попугаях, а в том, что она была одной из тех, у кого отлично развито обоняние.
— Думаю, ты и сама знаешь. — Рассмеялась звонко дама. — Я не осуждаю тебя. Кто мы такие без любопытства? — Впервые за это утро я улыбнулась. — Вот и замечательно, ma chèrе. А теперь расскажи мне подробнее о том, что ты думаешь об этом празднике. Мне очень хочется увидеть помолвку моего Каина твоими глазами.
И-и-и… кто я такая, чтобы отказывать?
* * *Решив, что на этом наше знакомство будет закончено, я сильно просчиталась. С того дня и в течение последних недель мадам Бланш встречалась со мной ежедневно. Это могло происходить в малом особняке, куда она заглядывала, чтобы отдать поручения управляющему. Или на улице, когда я уходила или возвращалась с прогулки, теперь уже намеренно уезжая в горы, чтобы покинуть виллу на подольше. Конечно, госпожа Бланш понимала, что я ее избегаю, но она действовала так мягко, подчеркнуто ненавязчиво и умело, что в итоге ее общество перестало меня тяготить.
К тому же упрекнуть женщину в скудости словарного запаса или недостатке жизненного опыта было невозможно: ее речь была мелодичной, а разговоры увлекательными.
В итоге, наши встречи стали частью моего расписания, и я не была против. Мадам Бланш до сих пор внушала мне почтение и трепет, и, тем не менее, только с ней я могла вести беззаботные женские разговоры или просто молчать о чем-то своем, и ей было этого достаточно. А еще… никто из местных, в том числе и Франси, не давали мне даже просто иллюзию дружбы. А мне нужно было это: рассказывать о своей прошлой жизни, ударяться в воспоминания, слышать такой же ответ. И тут мне повезло — тема семьи была любимой у госпожи Бланш. Она могла часами рассказывать о «своем сыне», и это равняло ее со всеми остальными матерями, делая совершенно не похожей на древнюю кровопийцу. А я не могла поверить в то, что господин Каин на деле такой идеальный, ответственный и серьезный парень. А как много он говорит обо мне в последнее время. На этой части я обычно покрывалась густым румянцем, заставляя мадам Бланш хохотать, как маленькую девочку.
И с чего бы ему вообще вспоминать обо мне? В самом деле, он и раньше занимал высоты, сравнимые разве что с Олимпом, с таких вершин меня и не видать, а после помолвки Каин вообще должен был забыть обо мне. Но, кажется, я понимала: я была для них просто диковинкой, которой дом Вимур мог похвастаться. Я — редкая игрушка, обсуждая которую господин Каин повышал свою самооценку.
— Ах, ma chèrе! — Вздохнула мадам Бланш, вырывая меня из пучины размышлений.
Мы сидели в ее павильоне на софе в окружении экзотических певчих птиц. И сегодня я была только лишь молчаливой аудиторией, а мадам — оратором.
— Он так отдалился от меня в последнее время. Виновата ли в этом его невеста? Или же я сама совершила какую-то ошибку? — Ее пальцы опять выводили круги на моей ладони. Но это уже стало привычным; кажется, подобное успокаивает женщину. — Мое материнское сердце страдает, наталкиваясь на его холодность и безразличие все чаще. Что-то удручает его. Я вижу тени тяжелых мыслей в его глазах. Его посещают сомнения, хотя ранее не было ничего, что могло бы поколебать его уверенность в своих силах. Этим он похож на отца… — Она замолчала, посмотрев на меня. Такие моменты я не любила, потому что ее бездонный взгляд напоминал мне, рядом с кем я сижу. — О да, он очень похож на Николаса. Такой же упрямый, безжалостный и черствый собственник. Какой же он алчный, ma chèrе, какой жадный. — Мои глаза расширились, когда она чуть подняла мою руку, начиная водить пальцем по проступающим венкам. — Я же вижу, он не хочет делиться со своей бедной матерью не только своими переживаниями, но и тем, что ей так необходимо. Что она только обрела, что подарило ей радость жизни и вернуло молодость. — Я попыталась вырвать свою руку, но ее пальцы сжались на моем запястье как тиски, приближая его к женскому лицу. — Не бойся, ma chèrе, больно почти не будет. Ты ведь хочешь помочь мне, милая? Холодная, мертвая кровь не идет в сравнение с тем, что течет по твоим жилам.
Алая помада оставила след на моей коже и… я истошно закричала, когда увидела ее острые клыки.
— Что ты делаешь, maman? — Спокойный голос, раздавшийся из дверей, подействовал на нас как ведро холодной воды. Меня отрезвил, а мадам Бланш заставил вздрогнуть и резко поднять затуманенные предвкушением глаза.
— Николас?
Тяжело дыша, перепуганная и жалкая, я перевела взгляд с лица женщины, на случайного свидетеля. В дверях павильона стоял господин Аман, бесстрастно взирая на открывшуюся ему картину.
— Нет.
Глава смотрел строго на свою мать, которая теперь изменилась в лице, яростно зашипев:
— Не в этот раз, сын мой. Ты не отнимешь ее у меня!
Думаю, дикая пульсация, проходящая через мое тело, лишь усугубляла ситуацию. Какая жалость, что я не могу контролировать собственное сердце.
Господин молча пошел вперед. А мадам, растеряв все свое очарование и воспитание, ощетинилась, вжимаясь в спинку софы. Боже, неужели она боялась его?!
Меня замутило, когда женские пальцы впились в запястье с такой силой, что передавили кровоток, и моя рука начала синеть. Аман подошел вплотную к софе, после чего присел перед Бланш и, не переставая глядеть в глаза женщины, коснулся своей ладонью ее. Я задрожала еще сильнее, когда мужские руки, скользя по моей раскаленной коже, отцепляли каждый палец от запястья. «Синяк останется» — отстранено подумала я.
