Мелисса Марр - Любимый грешник
Среди этих снимков были и ее фотографии, сделанные бабушкой в ее первый день рождения. Она до сих пор улыбалась, глядя на снимок железнодорожной станции. Тогда она принялась фотографировать все подряд, чтобы узнать, проявятся ли фейри на пленке, если она видит их через объектив.
Разумеется, на фото их не было, но Эйслинн так увлеклась процессом, что была рада затее с фотоаппаратом.
Все эти мелочи — маленькие кусочки доказательств того, что именно она была хозяйкой этой комнаты. Иногда ей казалось, что все, что она делает или открывает для себя в жизни, — предопределено заранее.
Концентрация. Контроль.
Эйслинн выключила свет, залезла под одеяло и взяла мобильный.
Сет ответил после первого же гудка:
— Уже соскучилась?
— Может быть. — Она закрыла глаза и потянулась.
— Все в порядке?
Его голос звучал напряженно, но она не стала спрашивать, почему. Сейчас ей не хотелось говорить о неприятных или причиняющих беспокойство вещах.
— Расскажи мне сказку, — прошептала она. С ним плохое всегда казалось менее пугающим.
— Какую?
— Такую, чтобы мне потом приснилось что-нибудь приятное.
Он рассмеялся низким, хриплым голосом.
— Дай-ка мне подсказку, о чем должен быть такой сон.
— Удиви меня. — Эйслинн прикусила губу. Я-то знаю, о чем. Ей действительно нужно было перестать флиртовать с ним, пока она не пересекла запретную черту, за которой уже не будет пути назад.
Около минуты он молчал, но она слышала, как он дышит.
— Сет?
— Я здесь. — Его голос был мягким и нерешительным. — Давным-давно жила-была девочка…
— Не принцесса.
— Нет. Определенно, нет. Она была слишком умной, чтобы быть какой-то там принцессой. И сильной к тому же.
— Правда?
— О да. Она была сильнее, чем кто-либо мог вообразить.
— И она жила долго и счастливо?
— Разве в середине не должно быть чего-нибудь еще?
— Я всегда читаю концовку заранее. — Эйслинн помолчала, свернувшись в комочек под одеялом, и ждала его подтверждений, чтобы всего лишь на минуточку поверить, что все может быть хорошо. — Итак, долго и счастливо?
— Да, — ответил он без колебаний.
Несколько минут они оба молчали. Она слышала звуки уличного движения, слышала его дыхание. Она начала засыпать с трубкой, прижатой к уху, как это бывало и раньше, ощущая свою связь с ним.
Наконец, он произнес:
— А я упоминал, какой сексапильной она была? — Эйслинн рассмеялась. — Она была так невероятно прекрасна… — Он замолчал, и она услышала скрип открывающейся двери. — Это как раз тот момент, где смысл сна совершенно меняется.
— Ты дома? — Она слышала, как он ходил по комнате: закрыл дверь, бросил ключи на стойку, снял куртку, она куда-то приземлилась — наверное, на стол. — Теперь я оставлю тебя в покое.
— А что, если я не хочу этого? — Спросил он.
Послышалась музыка, что-то из джаза. Она услышала, как он прошел по комнате. Ее сердце забилось чаще, когда она ясно представила себе, как он растянулся на кровати. Но она справилась с голосом, и он был лишь немного тише, чем раньше:
— Спокойной ночи, Сет.
— То есть опять убегаешь? — Один его ботинок стукнулся о пол.
— Ничего я не убегаю.
Второй ботинок последовал за первым.
— Неужели?
— Вот именно. Просто… — Она запнулась, понятия не имея, как закончить предложение, не солгав ему.
— Думаю, тебе стоит притормозить, чтобы я смог, наконец, поймать тебя. — Он замолчал. Похоже, в последние время он только это и делал — двусмысленные намеки, заставляющие ее признать то, что было опасно для их дружбы. Она не отвечала. — Сладких снов, Эш, — пожелал он.
Отключившись, Эйслинн сжала телефон в руке, думая о Сете. Нет, это точно плохая идея. Очень, очень плохая… Она улыбнулась. Он думает, что я умная и сексуальная.
Засыпая, она все еще улыбалась.
Глава 11
Невидимые меняют форму. Они могут
становиться большими и маленькими,
могут выбирать любое обличие. Их так же
много, как и травинок на земле. Они повсюду.
«Мировоззрение и верования в Западной Ирландии» (1920)
Леди Августа Грегори
На следующее утро, поднимаясь по ступенькам к дверям школы, Эйслинн видела множество фейри: они притаились у дверей, наблюдая за всеми вокруг, и выглядели до странности серьезно.
Внутри их было еще больше, они столпились у двери кабинета директора. Какого черта тут творится? Обычно они избегали школы: то ли из-за рядов металлических шкафчиков, то ли из-за обилия здесь религиозных артефактов. А может, из-за того и другого сразу — Эйслинн точно не знала.
К тому времени, как она добралась до своего шкафчика, она была уже сыта по горло присутствием фейри. Они не должны быть здесь. Ведь были правила, и это место, по идее, должно было быть безопасным.
— Мисс Фой!
Она обернулась. Рядом с отцом Майерсом стоял фейри, которого она ну никак не ожидала здесь увидеть.
— Кинан, — выдохнула она.
— Так вы знакомы? — Кивнул отец Майерс с сияющей улыбкой. — Замечательно! Замечательно.
Он повернулся к двум другим, стоящим возле него и видимым для всех, фейри. На первый взгляд они были не старше самой Эйслинн, но тот, что был повыше, держался с какой-то странной торжественностью, и Эйслинн заподозрила, что он довольно стар. У него были необычайно длинные волосы, что совершенно не подходило к такому серьезному поведению, а под «иллюзией» он блестел, словно был соткан из серебряных нитей. Его волосы были крепко стянуты на затылке, и сбоку на шее была видна маленькая татуировка в виде солнца. У второго фейри были короткие каштановые волосы, а его лицо было бы трудно запомнить, если бы не длинный шрам от виска до уголка рта.
— Эйслинн отличная ученица, — заверил фейри отец Майерс. — У нее такое же расписание, как и у вашего племянника. Она поможет ему освоиться.
Эйслинн застыла на месте, стараясь не смотреть на Кинана, чтобы не поддаться желанию поскорее унести отсюда ноги, в то время как он с надеждой наблюдал за ней. Еще несколько фейри встали за спиной отца Майерса. Один из них с сероватой и потрескавшейся, похожей на кору дерева, кожей поймал взгляд Кинана и, указав на фейри, столпившихся у входа, произнес:
— Все чисто.
— Мисс Фой? Эйслинн! — Отец Майерс громко откашлялся.
Она отвела взгляд от вторгшейся в школу свиты фейри:
— Простите, отец. Что Вы сказали?
