Стая - Алесто Нойманн
«Соберись, наконец!»
Приказываю себе, но не слушаюсь. Комната перед глазами плывет. Вижу только ученого, который берет со стола увесистый железный инструмент. Что-то внутри предательски скулит, и я внутренне сжимаюсь, готовясь к очередным побоям.
— Кто тебе помогал? — холодно осведомляется он. Фомка в его руке угрожающе поблескивает.
Я мотаю головой, пересиливая страх и ожидание боли. Пускай делает со мной, что хочет.
Вудсен вздыхает и перекладывает фомку в другую руку.
— Знаешь, что тебя ждет, если не ответишь?
Я киваю, не поднимая глаз. Сначала он изобьет меня всем, что подвернется под руку, а потом закроет в узкой камере подвала на день или два. Потом вернет на свой лабораторный стол. Бесчеловечные опыты, мои сдавленные крики. Страх, унижение и боль. И все равно ни черта я ему не скажу. Мне хватит сил вытерпеть, а тем, кто помогал с планом побега — нет.
— Стайное животное, что тут еще сказать, — разочарованно выдыхает Вудсен. — Лучше подохнешь, чем будешь жить без соплеменников.
И он прав. Только не смотри на него. Ни за что. Все что угодно, но не поднимай взгляд на мучителя. В животном мире взгляд в глаза означает вызов. А я здесь не в позиции того, кто нападает.
— Ты мне противен. — Вудсен отшвыривает фомку, и она приземляется на пол комнаты с характерным грохотом, от которого меня передергивает.
— Просто убей меня. — Произношу это еще до того, как успеваю подумать и не узнаю свой безжизненный голос.
— Ты мне еще нужен, Тринадцатый. Твоя бесценность состоит в том, что ликантроп — идеальный подопытный кролик, которого еще не видела наука.
Я хочу смело возразить, что я никакой не кролик, но слова застывают на языке. Ведь уже несколько лет со мной обращались именно так.
Если вам будут говорить, что оборотни опасны — не верьте. Опасен оборотень, родившийся в лесу и постоянно ощущающий свою силу и мощь. Растущий среди людей будет уверен, что он обыкновенный уродец. Что все несчастья, сваливающиеся на голову, оказываются вполне заслуженными.
Я не опасный. Я всего лишь обыкновенный зверь, уставший сражаться за жизнь. У меня даже не было сил обратиться — я просто чувствовал ярость, которая никак не уходила, но и не превращала меня в монстра. Чудовище жило где-то глубоко внутри, ныло и стонало, но ему просто не хватало сил. Только так Вудсену и удавалось удерживать ликантропов в своей лаборатории.
— Ты мой фаворит среди подопытных, Тринадцатый, — вкрадчиво говорит Вудсен. — Никто не выживал здесь столько, сколько ты. Но ты ведь помнишь о разработке патронов, которые начинены ядом? Мне почти удалось получить формулу. Если обыкновенное серебро вас только больно ранит, то эти…
Внезапно комната идет ходуном. Сначала мне кажется, что это мой усталый мозг начинает громить картинку перед глазами. Вудсен заваливается назад и едва успевает ухватиться за стол с инструментами.
— Что за черт?! — ревет он и пинком открывает железную дверь. — Что тут происходит?!
Попадавшие с полок железные клещи и инструменты свидетельствуют о том, что это не галлюцинация — в здании произошел взрыв.
Кажется, моя казнь получила отсрочку. Мисс Рихтенгоф, вирусолог из лазарета, все-таки сдержала обещание и устроила Вудсену второе пришествие.
— Горим! Пожар!
Человеческие крики на лестнице, топот сотен ног этажом выше. Вскидываю голову и пару раз втягиваю носом спертый воздух комнаты.
— Что там?! — резко спрашивает Вудсен, поворачиваясь ко мне. — Что такое?!
— Огонь, — тихо говорю я. — Прямо над нами. В камерах.
Чертыхнувшись, доктор бросается к столу и хватает папку с какими-то бумагами. Я пытаюсь подняться на ноги, но Вудсен хладнокровно отвешивает мне еще одну пощечину.
— Лежать.
Второй удар оказался гораздо звонче первого, так что я буквально завалился на пол, пропахав скулой холодный каменный пол. Грохот железной двери говорит о том, что Вудсен только что смылся, оставив меня здесь умирать. Господи, если бы я только мог нормально передвигаться…
Едкий дым ударяет в нос. Острое обоняние оборотня позволяет почувствовать запах огня задолго до того, как он начнет бушевать под носом. Однако пожар распространялся по камерам слишком быстро. Нужно что-то делать.
Зарычав, кое-как поднимаюсь и хватаюсь за ручку железной двери. Заклинило. Истерично дергаю ее на себя, но результата никакого. Наклонившись, хватаюсь за ножку табурета и со всей силы расшибаю его об дверь. Стул разлетается в щепки. Пробую фомкой, но даже рычажной силы не хватает, чтобы сдвинуть створку хотя бы чуть-чуть.
— Черт!
В глаза лезет ядовитый дым. Отхожу назад и с разбега ударяюсь в дверь. Еще и еще, пока не начинает болезненно ныть костлявое плечо.
— Пожалуйста, откройте дверь!
В коридоре слышатся крики, комната продолжает наполняться дымом, просачивавшимся сквозь потолок. Настойчиво вбиваюсь плечом в железную поверхность, надеясь, что адреналина хватит на превращение в монстра. Тогда я точно вынесу эту чертову дверь вместе со стеной. Но голод и усталость берут свое.
Организм не выдержит такого превращения. Он больше вообще ничего не выдержит.
В глазах темнеет, и я заваливаюсь на пол. Голова идет кругом, удушливая пелена дыма застывает перед глазами, разъедает горло. Не такой уж плохой конец. По крайней мере, я останусь в своем сознании, а не в теле монстра. Сейчас я практически человек, если не считать того, что я похож на ходячий истощенный скелет.
Где-то вдалеке скрежещет металл, но голова уже слишком тяжелая, чтобы ее поднять. Перед глазами мечутся черные мушки.
— Бруно! Бруно Джексон!
Это ведь ее голос. Тот самый, который однажды пообещал, что на столе Вудсена больше не пострадает ни одно живое существо.
— Джексон, поднимайся! — Неестественно сильная ледяная хватка длинных пальцев смыкается возле моего здорового предплечья. — Ты слышишь меня?!
Болтаю головой взад-вперед. Знакомый мятный запах наполняет ноздри, и я вымученно улыбаюсь.
— Мисс Рихтенгоф?
— Вот черт! — Она поднимает меня на руки, словно тряпичную куклу. — Я тебя вытащу, только, пожалуйста, не дыши слишком резво, слышишь?!
— Слышу…
5
Ощущение тяжести наваливается на свинцовые мускулы. Вместе с ним приходит тупая боль — доказательство жизни. По привычке пытаясь сделать глубокий вдох, не могу найти в себе сил даже для такого простого действия — все мышцы в грудной клетке ноют. Раненую ногу неприятно тянет, но этому я даже рад. Хотя бы не отвалилась. Ужасы старого острова мне всего лишь приснились.
— Глаза открыть можешь?
Вальтерия. Моя любимая черноглазая бука. Ее требовательный голос я ни с чем не перепутаю. От облегчения хочется расплакаться или заорать, но дурман все еще крепко стискивает мышцы. С крепким мятным запахом вампира смешивается легкий аромат цветочных духов.
— Бруно, ты
