Папа для юного дракона - Александра Гусарова
Но у ребенка не получалось так ловко попадать в чрево корзинки. Он злился и упорно кидал снова и снова. Затем не выдержал. И на золотых глазках выступили слезки.
– Вера, ты же мужчина! – усмехнулся Алан. – А мужчины по такому мелкому поводу не должны плакать!
То, что мужчины не должны плакать в принципе, он не говорил, точно зная, что в некоторых случаях без слез не обойтись даже сильному полу.
Верес шмыгнул носом, вытер слезы рукавом своей рубашечки и уточнил:
– Дядя как?
– А ты шарику, если он не попал в корзинку, погрози пальчиком и скажи: «Фу, плохой мячик!». Понял?
– Поял! – утвердительно кивнул ребенок. Мячик, естественно, опять улетел не туда. Он его ловко подобрал, погрозил пальчиком и произнес:
– Пйохой мячик, фу-у-у!
И вдруг бумажный листочек вспыхнул в руках малыша. Тот с воплем откинул его в сторону и заплакал еще горше. Герцог откровенно растерялся. Плачущий ребенок, странное проявление огненной магии, которого не могло быть, то еще сочетание.
Алан решил действовать по степени опасности. Вначале затушил уголок ковра, который начал тлеть. Затем взял ребенка на руки и стал гладить его по спинке и ласково успокаивать:
– Тише, Верес, тише! Дядя Алан с тобой. Все будет хорошо.
Когда же слезки высохли, он попытался уточнить:
– И часто у тебя огонь получается?
– Огой? – малыш хлопнул глазками. – Огой неть.
И изобразил крохотными ладошками что-то на подобии фонариков.
Странно все как-то и наводит на странные мысли. Марьяна обладает водной магией. Родвэй, насколько герцог его знал и о нем слышал, был воздушником. Причем всего лишь второй категории. И магии огня у родителей ребенка точно не было. Ни у того, ни у другой.
Из размышлений его вывел звонок переговорника.
– Это Ардон! – безапелляционный тон старухи заставил его похолодеть. Но дальнейшие слова принесли облегчение:
– Все, операцию сделали. Хирург сказал, что успели вовремя. Еще бы чуть-чуть и рёмух бы стал жрать ее внутренности. Марьяна пока спит. Очнется завтра утром.
Алан неожиданно почувствовал влагу, которая подступила к его глазам.
И туту он ощутил, как маленькие ручки гладят его по спине. Малыш заглянул дяде в лицо и уточнил:
– У дяди фу?
– Нет, – сквозь слезы улыбнулся мужчина. – У нас у мамы все хорошо.
Больше всего герцог боялся того, как будет укладывать малыша спать. По своему опыту он знал, что даже мамам это иногда удается с трудом. Только Верес то ли почувствовал его растерянность и озабоченность, то ли сильно устал за день, поэтому без капризов собрал свой парк магобилей и понуро пошел в кроватку, помахав на прощание самой крупной игрушку, оставшейся в углу:
– Кака! – Алан растерялся от этого не совсем приличного слова. И лишь по движениям маленькой ладошки понял, что это всего лишь «пока» в вольном переводе юного графа на свой личный язык.
А утром они дружно поели манную кашу, сваренную герцогом. Он никому и никогда не выдавал секрета, что владеет искусством приготовления этого блюда. Затем собрались и поехали в больницу.
Малыш пришел в полный восторг от рычащего зверя-магобиля. И к маме в палату вошел довольный жизнью и собой. Но лишь завидел Марьяну, забыл про всех на свете, шустро забрался к ней на кровать и крепко обхватил своими ручками за шею:
– Мама!
Алан понял, что от матери его уже ничем не оторвать.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он у графини, все еще бледной с осунувшимся лицом. – Не болит?
Она слегка поморщилась, все же малыш ползал по ней, не соблюдая осторожности. А затем так светло и чисто улыбнулась и тихо произнесла:
– Спасибо вам огромное! Я даже не знаю, что бы без вас делала и чем бы это все закончилось!
Герцог слегка нахмурился. Он-то считал, что, если бы не он, она бы не пошла к тому проклятому дереву, не попробовала опасных ягод и в больницу не угодила.
– И все-таки, как твое самочувствие? – настоял Алан на своем вопросе.
– Хорошо, как только может быть в таких условиях, – слабо улыбнулась графиня в ответ. И неожиданно для себя оба, мужчина и женина, обнаружили, что держатся за руки, переплетя пальцы. Марьяна ойкнула и стыдливо спрятала руку под одеяло. Герцог кашлянул в кулак и убрал руку за спину. Словно конечность жила сама по себе и делала такие вещи, которые ему бы в голову и не пришли.
Чуть позже пришел доктор и сказал:
– Я не против, если муж будет присутствовать при осмотре. Но вот сына нужно бы убрать. Мальчик может помешать.
Свое замешательство по этому обращению Марьяна списала на действие наркоза. Герцог тоже возражать не стал. А подхватил мальчугана на руки и постарался отвлечь его обещанием понажимать кнопочки в магобиле. А через полчаса мужчинам сообщили, что с графиней Розенталь все в порядке. И если они сумеют организовать ей покой на ближайшие два дня, то могут забрать домой.
***
– Как хорошо дома! – Марьяна широко улыбнулась и решила потянуться. Но тут же сморщилась от боли. Недавний разрез давал о себе знать.
– Я обещал доктору, что ты будешь лежать и ничего не делать! – ворчливо подхватил ее на руки герцог. – Магия магией, но последствия непредсказуемы. И если тебе прописали полный покой, то его необходимо соблюдать, чтобы снова не попасть в больницу.
Затем отнес хозяйку дома на диван, решив, что изолированно в спальне она долго не пролежит. Так же есть вероятность, что онам будет работать, но только головой и языком. Следовательно, графиня не будет стремиться куда-то бежать и что-то делать.
– Марьяна, я могу получить ваше высочайшее соизволение привезти сюда своего повара и пару слуг, – чуть скривив губы в смущенной усмешке, уточнил мужчина. – Я умею варить лишь манную кашу. Боюсь, что мы на ней долго не протянем.
– Каса! – тут же закивал Верес и потянул герцога в сторону кухни.
– Зато, вы, похоже, в ней профессионал! – засмеялась весело женщина, но затем снова болезненно сморщилась. – Он просит есть не у меня, а у вас. И где, позвольте спросить, герцог Гольденброук освоил эту мудреную науку варить манку без комочков?
На этот раз поморщился Алан, словно у него тоже открылась старя рана. Но он быстро взял в себя в руки и лишь небрежно бросил:
– Да, было дело, – и махнул рукой.
– Я не возражаю, чтобы ты привез сюда своих слуг, пока я не в рабочем состоянии, – тихо проговорила она, глядя на мужчину.
Накормив ребенка, он вернулся