Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ) - Тарс
— Какого ты хочешь для него наказания? — спросил меня Курт, все это время смотревший на меня задумчиво. Это было для меня удивительно — в его голове, оказывается, находились мозги, а не схемы.
— В цивилизованном мире он бы сел в тюрьму. Здесь ее нет, но я хочу, чтобы девочки были ограждены от этого ублюдка. Не хотим его видеть. Никогда. Я требую изгнание.
— Смелое требование, — Ответила Шейла, — Курт Ортейл, как вы думаете, в данном состоянии Говард способен выполнять свою работу? Что насчёт дисциплины?
— В данной ситуации нет, — лицо Курта было непроницаемым. Что он имеет ввиду? — Но чуть позже сможет. Он генсолдат, быстро встанет в строй. Все, что необходимо, ему объяснили.
— Ты ничего с ним не сделаешь? — прошипела я Курту.
— Я ещё ничего не решил, — ответил он мне, раздражительно спокойный.
— Когда решишь?
— Когда решу — узнаешь, — он посмотрел на меня в упор, догадываясь о моих намерениях по его умертвлению.
— Мне нужны гарантии, — выплюнула я ему в лицо, — Что Говард понесет наказание. Что мои девочки будут в безопасности.
— Указывать тому, от кого ты зависишь — не лучшее начало, — и всё-таки Курт тоже начинал выходить из себя, но старался держаться скалой, — Я сказал — приму решение. Этих слов должно быть достаточно.
— Прошло уже несколько дней!
— Потерпишь. Или ты всегда такая быстрая?
— Я думаю, вам есть что обсудить, — подала голос Шейла, — Простите, Анна, свою позицию Квартейл обозначил. Договаривайтесь обо всех деталях с Куртом. Нам пора, доброго вечера.
И они отключились, я даже слова не успела вставить.
— Это что, шутка такая?! — выдохнула я.
— Да, ведь здесь мы все собрались пошутить, — мрачно ответил Курт.
— Я так понимаю, добиться чего-то от тебя сейчас невозможно.
— Правильно понимаешь, — голос Курта был холоден, как лёд.
Мужчина смотрел на меня пристально, в упор, и я не могла понять, о чем он думает.
Никаких эмоций на лице, никаких проявлений чувств. Просто кусок холодного металла. У него вообще есть душа, он — человек? С таким же успехом можно стать роботом. Все равно выполняет приказы и делает только то, что написано. Его взгляд начал меня раздражать.
— Я хочу, чтобы ты ушел из нашего дома, — сказала я ему, не стесняясь своего колкого взгляда, — Убирайся.
Курт встал из-за стола.
— Я уйду, — ответил он, — Но ты должна помнить, что это мой дом.
Он ушел. Его дом… тут все дома — его! В первые же дни у меня возникла мысль взять девочек и уйти подальше отсюда, и от Квартейла, которому плевать на нас. Стоит ли держаться так за него, если он не способен дать защиту своим гражданам?
— Только мы не граждане, — спустила меня на землю София, — они защищают своих, а мы пока что для них никто. Просто пришлые в карантине. Они даже не знают, чего от нас ожидать. Ты не думала, что они изучают нас так же, как мы их? Ведь и мы можем быть опасны с их точки зрения.
София была права. Пока они не узнают нас, не допустят в общество. Но все равно этот город поступал, будто ему было все равно.
Да ещё эта буря.
— Мы все равно не сможем уйти, — ответила я Софи, — По крайней мере, в ближайшие месяцы. Подножие гор накрыла споровая буря, неподалеку от мегаполиса обнаружен новая гипергрибница.
— Тем более. Квартейлу хватает своих проблем.
София, ты как всегда права. Вот только от этого не легче.
Я поднялась на второй этаж, к Бетти.
Она несколько дней не выходила из комнаты, валяясь в кровати. Мы приносили ей еду, и дежурили по очереди. Я пришла ее навестить.
Девушка села на кровать, в сумерках комнаты похожая на призрак. Напротив находилось окно, слабый вечерний свет делал ее лицо бледным. Она давно не включала свет и все время пряталась под одеялом.
— Как ты? — спросила я ее, сев на край кровати. У нее была такая слабая ладонь… Бетти только перестала плакать, — Сегодня ты два раза поела. Ты молодец.
Хорошо, хоть Квартейл прислал своих докторов, чтобы подлечить Бетти. Я поразилась, какая у них продвинутая медицина. Бетти быстро шла на поправку, физически, но только не душевно.
Бетти ничего не сказала, только обняла меня. У нее была такая же привычка, как у Милы — ей нравилось, когда я ее обнимаю. Может, я напоминала им мать? Бетти исполнилось девятнадцать, но иногда мне казалось, что она совсем ребенок. Так, молча, мы сидели очень долго.
— Анна, — услышала я голос Бетти.
— Да, дорогая?
— Я же тогда решила полить огурцы ещё раз. Ты же знаешь, я очень люблю огурцы.
— Знаю, милая, — поцеловала я в лоб Беатрис.
— Он сказал, что просто проводит меня.
У меня прошли мурашки по спине. Бетти решилась рассказать, как это случилось.
— Он показался таким приветливым, и я не отказалась. Мы шли мимо его дома, он предложил мне зайти. Сказал, что они нашли что-то интересное в городе. Я не думала ничего такого. Что может быть что-то плохое, — Бетти уткнулась мне в плечо, — А потом он сказал, что я сегодня буду вместо Аллель. Что если она согласилась, то значит и мы все должны тоже согласиться.
— Тссс, тихо, милая, — успокаивала я Бетти, когда она плакала у меня на груди. В этой груди сейчас бушевал ураган. Я с трудом дождалась, пока Бетти начнет клонить в сон после чая с валерианой, который она выпила, — Ложись, моя хорошая. Вот так. Скоро все пройдет. Мы всегда рядом.
— Анна, — сказала мне Бетти, засыпая.
— Да?
— Ты хорошая. Я тебя люблю.
— И я тебя люблю, дорогая.
Она заснула. Я тихо встала, тихо вышла из комнаты, чтобы ее не разбудить, тихо закрыла дверь. Прошла по коридору к дальней комнате, вошла в комнату Аллель без стука. Благо, она не закрыла дверь. Она ничего никогда не закрывала, включая вход между своих ног.
— Эй, нужно стучать, прежде чем входить! — возмутилась она.
Я подлетела к ней:
— Дрянь! — дала я ей громкую пощечину. Кожа издала смачный шлепок, на щеке Аллель покраснела кожа.
— Что я такого сделала? — Аллель сидела на шелковых простынях в платье с летними цветами. На резной тумбе стоял мозаичный ночник, рядом с ночником — пышный букет пионов. Пушистые пледы, шелковые наволочки, дорогое вино. Девушка
