Серебряный туман - Оливия Вильденштейн
Я упоминала, что ни один фейри не посещал меня? Никто. Ноль. Пшик. Возможно, они порхали по другим частям Америки. Или, может быть, они загорали в Европе. Разве не все поехали в Европу весной?
— Хочешь ещё кусочек? — спросила я Фейт, которая листала таблоид в углу пекарни.
Не поднимая глаз, она спросила:
— Я выгляжу так, будто мне нужен ещё кусочек?
— Ты беременна, Фейт. Не толстая.
Она подозрительно покосилась на меня, затем закрыла журнал и положила руки поверх обложки, сплетя пальцы вместе.
— Почему ты всё ещё здесь?
Я прикусила язык, чтобы сдержать кислый ответ. Я не хотела терять эту работу. Работа, наряду с моими изнурительными тренировками и ночными марафонами «Нетфликс» с отцом, были единственными вещами, которые мешали мне думать об Эйсе и о том, как сильно я скучала по нему.
— Прости, — я поставила её пустую тарелку на свой поднос и повернулась.
— Катори, — голос Фейт был таким резким, что заставил меня обернуться. — Я задала тебе вопрос.
— И я отвечаю на упреждение.
— Я не имела в виду прямо сейчас. Я имела в виду, почему ты всё ещё здесь работаешь? Почему ты не проходишь практику в больнице?
О.
Должно быть, я долго стояла, разинув рот, потому что Фейт закатила глаза.
— Может, я и стерва, но я не настолько.
Я плотно сжала губы.
— Неужели я?
Вместо ответа я сказала:
— Я только на втором курсе колледжа. Ни одна больница не дала бы мне стажировку.
Фейт погладила свой увеличивающийся живот, как бородатые мужчины гладят волосы на лице. После долгих секунд она сделала паузу, но продолжала держать ладонь на своём раздутом животе.
— Доктор сказал, что я могу прекратить постельный режим и снова начать работать.
Мой желудок наполнился льдом. Я хотела сказать, что мне нужна эта работа. Не увольняй меня. Я буду работать бесплатно. Но всё это звучало жалко и отчаянно, поэтому вместо этого я прикусила внутреннюю сторону щеки.
— Итак… — продолжила она.
Моё сердце бешено колотилось. Моя метка горела.
— Так ты больше не хочешь, чтобы я была здесь?
Несмотря на то, что взгляд Фейт был прикован к моей руке, казалось, что она где-то в другом месте.
— Так что, если ты хочешь сделать что-то ещё, Катори, ты можешь сделать что-нибудь ещё.
— Я счастлива остаться.
Одна из её бровей дёрнулась вверх.
— Действительно?
Я кивнула.
— Ну, я думаю… пока мама не вернётся, ты могла бы мне пригодиться.
Мой желудок сжался, как будто фейри требовал сделки. Но не было ни фейри, ни сделки, только чувство вины. Огромная куча вины.
— Звучит справедливо.
Я взяла тряпку со своего блюда, вытерла кофейное пятно на длинном общем столе, затем переставила маленькие горшочки, наполненные лавандовыми и бирюзовыми суккулентами.
— Ты скучаешь по ней?
— Скучать по кому-то, кому на тебя плевать, — пустая трата энергии, — она снова потёрла живот. — Я знаю, все думают, что я отстой как мама, но я планирую быть рядом со своей маленькой девочкой.
— У тебя будет девочка?
Она кивнула, мечтательность появилась на её лице, смягчая бесконечную линию рта. За все годы, что я знала Фейт, это был первый раз, когда я не пожалела, что спасла её от удушья куском мяса в средней школе. Может быть, у Веры была и хорошая сторона. Может быть…
— На случай, если ты не слышала… — она подтолкнула журнал ко мне и наклонила к нему подбородок. — Это мальчик.
На обложке таблоида была фотография Эйса и Анджелины.
Я уронила тарелку.
Тряпка мокро упала на пол. Тарелка Фейт треснула. Шоколадные крошки дождём посыпались на мои белые кроссовки. В пекарне стало очень тихо, и всё же у меня зазвенело в ушах.
Я присела на корточки, схватила поднос и начала бросать на него керамические осколки. Моё сердце забилось громче, когда я вспомнила, как Эйс помогал мне убирать осколки маминой кружки.
Дрожащими руками я собрала тряпкой крошки от торта, затем встала.
Фейт изучала мои дрожащие руки.
— Ты должна прочитать статью.
— Нет, спасибо, — прошептала я.
Прежде чем я успела уйти, она добавила:
— Иногда лучше быть одной, чем в плохой компании.
Я сохраняла невозмутимое выражение лица, когда помчалась прочь, к вращающейся двери и в туалет для сотрудников, где плеснула себе в лицо ледяной водой. Это ослепило мои глаза, но, к сожалению, не смогло заглушить моё бьющееся сердце.
* * *
В тот вечер я закрыла поздно. Дома меня никто не ждал, и у меня не было никаких планов на остаток ночи. Папа отправился на рыбалку с шерифом, а Касс праздновала день рождения своей матери.
Подметая пол, я думала о том, что подарить Касс на её день рождения, до которого оставалось три дня. Касс всё нравилось, но я хотела подарить ей что-нибудь значимое вместо подарочного сертификата у Дилларда. Хотя я была уверена, что она была бы очень довольна этим.
Я не выключила радио, и оно играло какую-то сочную песню о любви, от которой мне захотелось перерезать себе запястье. Я стиснула зубы и пожелала, чтобы ди-джей сыграл что-нибудь ещё… что угодно.
Метла выскользнула у меня из рук, когда я заметила журнал, который Фейт насмешливо оставила позади. Я подошла и схватила его, готовая выбросить в мусорное ведро, но как только я встала над мусором, я больше не могла его выпустить.
Поэтому я вернулась к одному из длинных столов, села на подвёрнутую под него скамейку и прочитала статью, разглядывая каждую картинку, запоминая каждую деталь. Я изучала не столько Эйса, сколько его невесту. Она была совершенна. Большие карие глаза, густые ресницы, прямые блестящие каштановые волосы. Её кожа была безупречной и золотистой. Её худое тело. Там, где Фейт была совершенно очевидно беременна, живот Анджелины был тугим и крошечным. Может быть, дети фейри росли не так, как обычные дети. С другой стороны, Фейт тоже ждала ребёнка-фейри.
Что меня больше всего беспокоило в этой статье, так это счастливая картина, нарисованная репортёром молодой пары.
Хуже всего было то, что они действительно казались счастливыми.
Как тряпка для мытья посуды, которую я вымыла и отжала, моё сердце скрутилось и сжалось. Однако мои глаза оставались сухими.
Наконец, как только я прочитала статью достаточно раз, как только я достаточно долго бичевала себя фотографиями благословенной пары, я свернула таблоид и встала. Я уже собиралась
