Бедовый месяц - Марина Ефиминюк
— Хорошего вечера, господа, — пожелал Роджер, кажется, не обратив внимания, что господа молчали, пока им устраивали на столе пиршество для гурманов.
Вся команда вышла из номера. С собой они утащили канделябр со свечами, никак не вписавшийся в новую сервировку. Стало очень тихо. Омар смотрел волком, давая понять, что без боя не отдаст ни одной клешни. Вообще, я понятия не имела, что ели у омара. Может, его поставили только для красоты.
— Давайте ужинать? — нервно предложила я и взялась за приборы.
— Вина? — вновь повторил Филипп, вытаскивая бутылку из ведерка, а потом и пробку из длинного горлышка.
— Нет, благодарю, но вы себе не отказывайте.
Не успел он плеснуть игристый напиток в фужер, как раздался стук в дверь. Без преувеличений, я вздрогнула и со звоном уронила в тарелку только-только сжатую вилку.
— Заказ в номер, — послышалось из коридора.
У меня дернулся глаз.
— Филипп, давайте сделаем вид, что нас нет, — громким шепотом предложила я.
Стук повторился. В нем ощущались решительность и настойчивость человека, задавшегося целью прорваться внутрь, даже если дверь заперта на засов.
Муж с чувством пихнул бутылку обратно на дно серебряной посудины. Через край высыпалась горсть ледяной крошки и попала на тарелку с улитками. Когда кристаллы растают, они смогут уплыть. Полагаю, омар им завидовал.
Когда Филипп лично открывал, то внешне ничто в нем не намекало на раздражение. Он был спокойным, как океан. Перед большой бурей. Не дай бог, кто-нибудь еще к нам заявится и предложит еду. Например, привезенные из Энтила орешки на фарфоровой тарелке. Всех точно смоет девятым валом.
— Добрый вечер, господин Торн, — с улыбкой поздоровался незнакомый подавальщик. — Доставка ужина в номер.
Господин Торн подвинулся в дверях, и к нам вкатили очередную тележку, заставленную блюдами. Было здесь и ведерко с игристым вином, и этажерка с пирожными.
— Госпожа Вудсток, просила передать вам наиприятнейшего аппетита и превосходнейшего вечера, — объявил слуга.
Здравый смысл подсказывал, что тетка была щедра вовсе не за свой счет, а потому не поскромничала.
Блюда кое-как влезли на стол. Ведерко заняло место рядом с двумя точно такими же. Клементина заказала нам стейков и сыр, нарезанный аккуратными ломтиками. В некоторых были видны тонкие зеленоватые прожилки благородной плесени. Наш ужин становился чуднее и разнообразнее с каждой минутой.
— Манго и драконий фрукт для леди Торн, — пояснил подавальщик, подставляя мне под локоть тарелку с тонкими пластинками оранжевого цвета и белыми кубиками подозрительной мякоти с мелкими черными точками. Ни того, ни другого я никогда не ела и сегодняшним вечером не собиралась начинать.
Подавальщик замер с этажеркой сладостей в руках, орлиным взором окинул заставленный стол и нацелился втиснуть ее к омару. Хорошо, если не вместо омара и не поверх него.
— Поставьте на подоконник, — предложил Филипп. Его спокойствие нервировало меня, пожалуй, больше, чем омара перспектива быть разобранным на составляющие части.
Теперь у нас на подоконнике поселилась этажерка с разноцветными воздушными сладостями. Осталось налить в мисочку молочка и можно приглашать домового.
Хотя, нет, постойте! Не надо больше гостей! Брачная ночь не подразумевает никого, кто мог бы держать свечку… С другой стороны, свечи у нас стащили предыдущие посланцы с дарами.
— Хорошего вечера, — пожелал подавальщик и, получив от Филиппа чаевые, быстро выкатил опустевшую тележку.
В обалдении я разглядывала ломившийся стол. Легкий ужин, прелюдия к десерту, который, в сущности, являлся основным блюдом, превратился в банкет. На крайне большую и голодную компанию. Видимо, из добрых побуждений родственники хотели накормить нас досыта, но казалось будто до смерти.
— Вина? — очередной раз предложил Филипп, приближаясь к столу.
— Будьте любезны, — тихо согласилась я, просто не способная в ясном рассудке и твердой памяти пережить вот это все. Этажерку с пирожными, омара, улиток и десяток тарелок с разной снедью, способной взывать несварение одним своим количеством. Мне вчерашнего пиршества за глаза хватило. Ей-богу, наелась не до горла, а до глаз.
Муж наполнил фужеры. Я ждала, когда он скажет какой-нибудь тост, но аристократы до плебейских замашек за столом, должно быть, не опускались. Филипп просто сделал глоток и, разглядывая на свет играющие за хрустальными стенками пузырьки, одобрительно кивнул:
— Неплохо.
Я чуточку пригубила восхваленный напиток. На вкус оказалось страшной кислятиной, не скривилась только из вежливости. Острые, как иголки, пузырьки почему-то били в нос, а не в голову. Видимо, промахивались.
Немедленно захотелось закусить чем угодно, но к вилке было страшно прикоснуться. Каждый раз, когда в моих руках оказывались столовые приборы, обязательно кто-нибудь стучался дверь. Не хотелось рисковать, зато искренне хотелось верить, что родственники не подтянутся к нам следом за собственными дарами. Так сказать, проверить выжили новобрачные после обильной трапезы или все — крепко взявшись за руки, отъехали в гастрономический ад, поджидавший любого, кто не придерживался принципа умеренности в еде. Тут столько всего, что можно и поминки, не выходя из гостиной, устроить.
— Филипп, не удивляйтесь, когда вам придет счет за ужин, — очень серьезно предупредила я.
Он бросил насмешливый взгляд над краем хрустального бокала.
— Уверяю, дорогая супруга, удивляться я перестал еще вчера.
— И счет за дегустацию благородных вин.
— У нас банкет, а не дегустация. — Филипп обвел фужером теснившиеся на столе лакомства.
— Днем у вас была дегустация.
— Мне понравилось?
— Не знаю, как вам, а Рендел выглядел довольным. Даже трость отдал. — Я неопределенно кивнула в сторону стойки для зонтов, где строго вертикально стояла дядюшкина трость.
— Чтобы ничего не побить после благородных вин? — кажется, развеселился он.
— Чтобы не побили его, — со вздохом намекнула я на варварские порядки в семье Вудстоков, где «лучшая половина Рендела» держала в страхе всех безответных жителей дома. И даже оленьи рога над камином, которые все время грозилась выкинуть.
Филипп расслабленно откинулся на спинку стула, повертел в руках бокал с остатками вина и уронил:
— Покажи.
Мы встретились глазами. Его темный взгляд как будто обжег. Дыхание перехватило.
— Что? — с трудом шевельнулись мои губы.
— То, что
