Научи меня желать (СИ) - Снежинская Катерина

Когда она проходила мимо его кресла, маркграф поймал руку Недил, сжав так, что костяшки хрустнули. Кадет остановилась, но генерал молчал, по-прежнему глядя куда-то вниз. И Леора тоже молчала, просто не знала, что говорить. А, главное, понятия не имея, что она на самом деле хочет сказать.

– Какой бред, – словно бы с отвращением процедил Редиш, наконец, поднимая голову, откидывая волосы назад. И выпуская её пальцы. – Идите, кадет. Утром встретимся.

***

Оказалось, что самое муторное в работе телохранителя – это ожидание.

Генерал с утра до позднего вечера мотался по всей столице: военное министерство, казначейства, интендантские управления, дворец, склады, опять управления, опять казначейство. А вечером пьянки в сомнительных кабаках и с очень сомнительными личностями. Про одного такого, особенно смахивающего на мелкого воришку, Леора решилась-таки спросить Редиша: кто таков? На что маркграф невозмутимо ответил, мол, помощник второго секретаря окружного интенданта. Сначала Недил не поверила, решила, что генерал как обычно то ли иронизирует, то ли попросту издевается. Потом подумала – и поверила полностью.

В общем, с разными там вторыми секретарями Редиш пил дорогущее вино в грязных трактирах и ржал над казарменными остротами; на управляющих интендантств орал так, что стёкла в окнах звенели; дверь к лорд-канцлеру открывал с ноги – совершенно в буквальном смысле этого слова – и громогласно посылал его к черту. А однажды, увидев, что в лагере переподготовки палатки для вновь прибывших солдат буквально в лужах разбили, отвёл капитана в лесочек, где банально набил ему морду. Правда, потом оказалось, что конкретно этот офицер совсем не при чём, и палатки не по его ведомству проходят. Извиняться генерал не стал, буркнул: «Бывает» и отвёл всё в тот же лесочек того, кого следовало.

На него жаловались, да ещё как! Канцлер, кажется, доведённый до белого каления, швырнул в лицо маркграфа целую пачку жалоб и рапортов – Недил сама это видела в щель между неплотно прикрытой дверью и косяком. На что Редиш отметил никуда не годное качество бумаги и посетовал на невозможность её использования даже в сортире.

А Леора ждала: в приёмных, в трактирах, клюя носом над стаканом с вином, под стенами каких-то домов, порой замерзая так, что зуб на зуб не попадал, у офицерских шатров. Впрочем, особо жаловаться не стоило. После того достопамятного вечера, когда маркграф продемонстрировал певческие таланты, интимных разговоров он больше не заводил, да и вообще редко замечал телохранителя. Зато «леди» больше не именовал, прочно заменив обращение на «кадет», и против присутствия Леоры возле своей персоны не протестовал. А в редкие вечера, когда оставался дома, отпускал Недил по первому требованию, никогда не спрашивая, куда это его телохранитель отлучается.

Что, честно говоря, было очень кстати.

Пораскинув мозгами, кадет всё-таки решила, что достаточную сумму для сестёр честным путём быстро ей не собрать. К счастью, оставался не очень честный, да ещё и не слишком приятный, зато действенный, испробованный ещё во времена обучения в корпусе: карты. Недил обошла несколько кабачков поприличнее, присмотрелась и даже сыграла на пробу, прибавив к золотым, оставшимся от императорской награды, ещё пяток. Оставалось развить успех.

Только вот опять приходилось ждать. По всей видимости, Редиш решил поселиться в кабинете лорд-канцлера. Приехали они утром, а сейчас время уже к обеду шло, даже желудок начал напоминать о своём существовании, а маркграф словно сквозь землю провалился.

Приёмная второго по значимости человека империи была, кажется, специально устроена так, чтобы отпугивать особо впечатлительных посетителей. Жил господин Марген в доме, который на заре своей юности, а с тех пор никак не меньше пары веков минуло, был монастырём. И об этом святом прошлом здесь напоминало многое: каменные, ничем не прикрытые стены, сводчатые, но низкие потолки, очень узкие окна без стёкол, закрывающиеся ставнями и чрезвычайно жёсткие каменные скамьи – приёмная была устроена в бывшей молельне.

Несмотря на отсутствие комфорта, людей здесь хватало. Что не день, просителей набивалось в зал, как рыбы в бочку – только и смотри, чтобы никого локтём не задеть. Пожалуй, это больше всего и раздражало, мешало: голоса, сливающиеся в мерное шмелиное жужжание, из которого нет-нет, а всё равно выловишь пару-другую совсем ненужных фраз.

– Вы неправильно поступаете, сударыня, – поучал тощую, болезненного вида женщину побитый молью старик, – надо секретарю пару монет дать, он вас на приём и запишет.

– Да я давала, записали. Но меня не приняли.

– Так дайте больше.

– А больше нет. Я ведь и хлопочу, чтобы пенсию получить.

– … отовсюду, отовсюду выперли! – горячился всклокоченный господин, потрясая связкой бумаг. – А я им говорю: самокопающая машина! Вы понимаете? Самокопающая! Новое слово в военной инженерии! Всего сотня лердаров и шесть-восемь солдат, а она сама копает!

– Так восемь-то солдат и лопатами, чай, справятся, – вяло отбивался румяный, но утомлённый толстячок. – И сотня целой останется.

– Так она же сама капает!

– …сыночку моему хоть какую, хоть маленькую службишку, только чтоб его пушкой не убило, – тянула сухонькая женщина в сереньком, почти монашеском платье.

– А что, есть ли таланы у сынка вашего? – явно от скуки интересовался бравый усатый господин.

– Как не быть. Всех девок, шельмец, в округе перепортил.

Леора хмыкнула, канцлера ей было жалко. Кадет опустила шляпу на нос. Очень хотелось вытянуть ноги, но нельзя – обязательно кто-нибудь да споткнется.

– Нет, ты посмотри! Какое бесстыдство! – громким шепотом возмутились неподалёку. – Нет, я решительно не понимаю этих новшеств. Женщине не место в армии! Пресветлый Отец, в этих же брюках все ноги наружи, и… И всё наружу! Да я бы от стыда сгорела!

Недил пальцем чуть сдвинула шляпу, глянув из-под полей. Дородная дама в приличном платье, никого не стесняясь, возмущённо пялилась на кадета.

– Мама, – вяло возразила анемичная длинноносая девица, стоящая рядом с дамой, – тебе их натягивать никто и не предлагает.

– Но это же просто ни в какие рамки не лезет! Оголить… зад, – толстуха в ужасе понизила голос, но умудрилась это сделать так, что эхо по всем стенам прошуршало, заставив многих из присутствующих обернуться, – да ещё в приличном месте.

– Если бы я могла так зад оголять, то, может, давно бы уже замуж вышла, – неожиданно огрызнулась бледная немочь, отворачиваясь от Недил, будто кадет в чём провинилась.

– Браво, так их! – Усатый вояка пару раз хлопнул в ладоши. – Прошу прощения, госпожа магик. – Бравый коснулся двумя пальцами полей шляпы. – Не в обиду вам сказано.

Леора кивнула, показывая, что никаких обид и нет.

– Госпожа магик! – фыркнула толстуха, надувшись жабой, словно ей личное оскорбление нанесли.

Недил покосилась на даму, раздумывая, стоит ли ответить или разумнее промолчать, и ничего не сказала.

За возмущённой парочкой стоял мужчина. В толпе просителей он ничем не выделялся, разве что шляпа с тощим, будто ощипанным пером была надвинута слишком низко, затеняя лицо, а воротник пыльного плаща поднят. Впрочем, в приёмной на самом деле сквозняки гуляли. Вот только смотрел этот потрёпанный прямо на Недил, а, поймав её взгляд, приложил палец к губам, то ли пригладив старомодные, слишком пышные усы, то ли прося её молчать.

Впрочем, последнее кадету, скорее всего, примерещилось – человек кого-то действительно напоминал, но очень смутно, будто сходство слишком отдалённое. Накатило чувство «уже было», почему-то вспомнилась конюшня и «кузен». Неприятным холодом дохнуло в затылок.

– Кадет, вы тут ночевать собрались? – резкий раздражённый голос маркграфа выдернул из задумчивости. – Могу распорядиться прислать вам одеяло.

– Да, милорд, – невпопад пробормотала Леора, вставая.

Недил оглянулась – за спиной толстухи никого не было. То есть, какие-то люди стояли, но тот, с обгрызенным пером, исчез.