Зеркальщик. Счастье из осколков - Наталья Алексеевна Мусникова

- Смею Вас уверить, Всеволод Алёнович, - несколько даже резко возразила Варенька, - я к сим барышням не отношусь. И как Ваша помощница обязана следовать за Вами всюду, куда Вам угодно будет отправиться.

Показалось девушке или нет, но во взгляде Зеркальщика на миг помстилось ей восхищение. Закрасневшись, Варвара Алексеевна поспешно вскочила с кресла и направилась к двери, но Всеволод Алёнович мягко придержал её за руку:

- Если Вы не возражаете, мы пойдём через зеркало.

Барышня, разумеется, не возражала, наоборот, с трудом сдерживалась, чтобы не засиять от восторга подобно бриллиантовому гарнитуру, коий маменька лишь по большим торжествам из шкатулки сафьяновой достаёт. Шутка ли, через зеркало хоть немного попутешествовать!

Зеркальщик без труда определил обуревавшие девушку чувства, но говорить ничего не стал, только в больших серых глазах плеснули смешинки и опять скрылись, спрятались в бездонных глубинах, словно сказочная щука. Всеволод мягко взял девушку за руку и повлёк к зеркалу. У самого стекла Варенька в замешательстве остановилась, некстати вспомнив, как маленькой, бегая за старшей сестрицей, налетела на трюмо и разбила его вдребезги. Сама, слава Богу, не покалечилась, но напугалась сильно, потом месяц близко к зеркалам не подходила. Сейчас давний страх опять всколыхнулся в душе, подобно вонючей болотной жиже, в которую шагнул неосторожный путник. Барышня вся сжалась, не имея возможности преодолеть страх и понимая, что тем самым задерживает дознавателя. А вдруг, пока она тут у зеркала топчется, в доме купеческом несчастного студента истязают?! И душегуб скрывается, сбегает из дома, города, а то и державы. Хотя нет, из державы преступник сбежать точно не успеет, уж больно велика она, из края в край за месяц не проедешь.

Всеволод Алёнович, без труда угадав душевные метания своей помощницы, повернулся к девушке, взял её уже за две руки и мягко произнёс:

- Посмотрите на меня, Варвара Алексеевна.

Варенька послушно подняла взгляд, хоть щёки её и заполыхали от смущения подобно маковому полю.

- Смотрите на меня, - тем же мягким чарующим голосом продолжил Зеркальщик, - не отводите взгляд.

Всё вокруг словно перестало существовать, подёрнулось серебристой туманной дымкой, растаяло в ней. Варенька опять превратилась в невесомый туман, воздушный и таинственный, для которого нет и не может быть никаких преград.

- Ой! – громом прозвучало над ухом Варвары Алексеевны, заставив девушку испуганно вздрогнуть, оступиться и едва не полететь лицом в пол, хорошо, Зеркальщик подхватить успел.

- Чаво расшумелась, дура? – строго рыкнул мужской голос, в котором Варенька узнала околоточного надзирателя, Льва Фёдоровича. – Али Зеркальщика никогда не видала?

- Да где мне енто порождение тёмное видеть-то, - плаксиво ответила девица и звучно шлёпнула себя по губам. – Ой…

- Теперь Вы понимаете, как принято относиться к Зеркальщикам? – прошептал Всеволод Алёнович на ушко своей помощнице.

Барышне стало горько. Так горько, что даже слёзы неправой обиды закипели на глазах, а кровь забурлила в жилах подобно лаве пробудившегося вулкана.

- Глупости это всё и предрассудки, - выпалила Варвара Алексеевна, поворачиваясь так, чтобы видеть всё и всех в комнате, в которой оказалась. – А ещё клевета, за распространение коей можно и штраф получить, вот!

Толстая рябая девка, одно плечо которой было заметно выше другого, щербато усмехнулась и махнула рукой:

- И-и-и, милая, хужее, чем меня барин покойный наказал, уже не будет.

- Рот закрой, дура, - прикрикнул на служанку околоточный, закипая не хуже самовара, - и молчи, пока тебя не спросют!

- Лев Фёдорович, давайте мы с вами пока тело убиенного осмотрим, а помощница моя тут людей опрашивать начнёт, - холодно произнёс Зеркальщик.

- Как скажете, Ваш Благродь, - козырнул околоточный и несколько суетливо направился к двери. – Вот, сюды извольте. Купец тутатки, за ентой дверкой.

- Варвара Алексеевна, - официально обратился дознаватель к своей помощнице, - начните людей опрашивать. Может, кто-то что-то видел или слышал.

- Слушаюсь, - почтительно ответила Варенька и даже чуть присела.

Уголки губ Всеволода дёрнулись, но тут же застыли, лицо превратилось в непроницаемую ледяную маску.

Когда мужчины скрылись в другой комнате, Варвара Алексеевна опустилась на низкий круглый пуфик (потому как деревянной грубой лавке, раскорячившейся у стены, более подобали бы пыточные казематы, чем комната в купеческом доме) и приветливо улыбнулась служанке. Девица на улыбку не ответила, нахохлилась, съёжилась, словно воробей под дождём, и принялась крутить грязный передник.

- Ну, милая, - ласково произнесла Варенька, вспоминая, как именно проводили дознание сыщики в романах, - расскажи…

- Чаво рассказывать, не знаю я ничаво, - пробурчала служанка, ещё сильнее втягивая голову в плечи.

- Ты давно в доме купеческом? – Варенька продолжала ласково улыбаться, приветливо глядя на девушку.

Девица шмыгнула носом, пробурчала чуть слышно:

- Третий год.

- Третий год, - повторила барышня и тут же задала следующий вопрос. – А служишь где? В доме или во дворе?

Девица опять щербато усмехнулась, повела плечами:

- Сперва в дом брали, а как… так на двор отослали.

- Как что? За что тебя на двор отослали?

Служанка опять шмыгнула носом, насупившись посмотрела на барышню:

- Молоды Вы больно, барышня, об таких вещах толковать.

Варенька досадливо дёрнула уголком рта.

- Послушай… Прости, как тебя зовут?

- Меня-та? – девица пятернёй поскребла грудь. – Дунька я.

- Дуня, я почти как целитель, ты мне можешь смело обо всём рассказать.

- Угу, я уже один раз пожалилась, - несговорчиво проворчала служанка, пряча взгляд и опять скукоживаясь, - теперь страховидлом таким хожу. Нет уж, благодарствую за привет да ласку, но ничаво я не знаю, ничаво не видела. Вы-то приехали да уедете, а мне тутачки оставаться. И жизня, пусть и такой образиной, мне ишшо не опостылела, так-то вот, барышня.

Варвара Алексеевна с досадой прикусила губу. Ясное дело, что служанка многое знает и о многом могла бы поведать, да как её разговорить? В романах-то у сыщика такого вопроса не возникало, там все, даже душегубы, едва его завидев, сразу каяться начинали. А девицы и даже знатные барышни и вовсе к ногам падали, в вечной любви и верности клялись. Барышня ещё раз посмотрела на насупленную Дуню и махнула рукой:

- Да ты чего стоишь-то? Присаживайся.

Девица вздрогнула, словно её плетью огрели, оглянулась и отчего-то шёпотом переспросила, всё время озираясь по сторонам:

- Вы ента чаво, мне шта ли?

- А