Весь мир – театр. А люди?.. (СИ) - Лариса Чайка
Слава богу, что в комнате было темно! Я надеялась, что мой «партнер» не увидел над кем он так изгаляется. Хорошо, что Селена — изученный до мельчайших деталей образ, и превращение не заняло много времени, вот только голос… Настойка стояла на прикроватной тумбе, а до нее еще надо было добраться.
— Давайте, — сказала я шепотом. — Слезьте с меня и зажгите свечу. Она на столике.
— Может быть, просто полежим и поговорим. Здесь очень темно, я не ориентируюсь, мне страшно.
— Но меня вы как-то нашли.
— Это интуитивно. Просто спать захотелось, упал на кровать, а тут такое теплое тело, грех было не согреться.
— А до этого вы продрогли на страшном холоде….
— Да, что-то вроде того.
— Встаньте с меня, — прошипела я. — Я сама все сделаю.
Финк отпустил меня, я нашарила туфли, осторожно прошла до столика, кое-как зажгла свечу. Надо будет сказать тете Ви, чтобы сделали у меня светильники, дальнее крыло не отличалось комфортом.
Как бы невзначай, я прошла около зеркала и посмотрела на себя. Вроде неплохо. Лицо без нареканий, а вот фигура не Селены, больше моя. Бюст маловат и ноги не такие длинные. Ладно, в темноте не особо видно, можно еще подкорректировать. Я кашлянула немного. И, будто вспомнив что-то, прошла к прикроватной тумбе, взяла пузырек с настойкой и отпила ровно два глотка. Сойдет за лекарство. Накинула пеньюар, а когда отворачивалась, подкорректировала бюст и ноги. Вроде, ничего не забыла.
За спиной слышалось шуршание. И вот тогда, когда я была уже полностью готова, я обернулась. Финк сидел в одном из кресел уже одетый, и внимательно разглядывал Селену. Только небольшая небрежность его костюма выдавала, что одевался он быстро.
— Вина? — с издевкой спросила я. Голос не подкачал — голос Селены.
— Не откажусь, — без малейшего раскаяния заявил Родстер.
Я вытащила из шкафчика заветную бутылочку лафета и один фужер.
— Бокал только один, — сказала я, — так что придется вам пить из бутылки, будить никого не буду. Да и вам, наверное, свидетелей иметь не хочется. Какими судьбами вы у меня?
— Да вот шел, шел и решил: «А не заглянуть ли мне к моей прелестной партнерше»? Вы знаете, у меня скопилось столько идей по поводу нашего дальнейшего совместного творчества.
— А по пути очень сильно замерзли в июньскую стужу и, заодно, решили согреться в моей постели.
— Как— то так. Как хорошо, что вы понимаете меня с полуслова.
Родстер говорил все это с обезоруживающей наивностью, глаза были чисты и честны. «А-а-а, он играет», — догадалась я. И, помимо моей воли, в душе стало расти восхищение.
Здорово! Таким я его еще не видела: кристальная честность взгляда, обезоруживающая улыбка — этакий поборник справедливости. А кого бы сыграть мне? Перепуганную девицу — уже поздно. Любвеобильную куртизанку — опасно. Разгневанную фурию-лень. Поэтому, я решила подождать, авось, что в голову придет, и принялась внимательно изучать своего «партнера».
Я молчала, пила вино и с улыбкой смотрела на Финка. Он тоже, отхлебывая вино из горлышка бутылки, смотрел на меня и улыбался. Молчание затягивалось. «У кого же из нас дольше пауза?» — подумалось мне. Нет, не скажу ни слова. Пусть сам объясняется.
Я выиграла, он заговорил первым:
— Я прошу прощение за столь бесцеремонное вторжение, но увидеть вас мне захотелось непреодолимо, мне даже пришлось совершить сегодня не совсем хороший поступок с одной очень милой женщиной.
— В смысле? Вы переспали с графиней?
— Ну, до этого, слава богу, не дошло.
Он усмехнулся, грустно и одновременно торжествующе:
— Не зря я великий актер. Свидание вышло эпическое.
Мне даже стало как-то обидно за тетку:
— Вы ее обманули?
— Немного, но я искренне извинился и раскаиваюсь.
— Что вы сделали с графиней, чудовище? — взревела я.
— Тише, тише, Селена. Все в порядке. Надеюсь, графиня не будет в обиде на меня.
Финк встал, подошел ко мне, взял за руку, поднял из кресла и прижал к себе:
— Т-ш-ш-ш, дорогая, все хорошо. Я с тобой. Все хорошо, расслабься. Я не сделаю тебе больно, прошу, верь мне. Мы уже столько знакомы, но поговорить по душам так и не смогли. Я подумал, что тишина и темнота поспособствуют нашему разговору.
Он потянул меня к кровати, лег со мной в обнимку и, гладя меня по голове как маленькую девочку, сказал:
— Селена, скажите мне честно, что для вас театр? Мне интересно, что вы чувствуете на сцене, когда взгляд сотен зрителей сосредоточен на вас?
— Не знаю. Наверное, свободу. Огромную, оглушающую свободу. И сердце так приятно тянет, и у меня такое ощущение, что я все-все смогу.
— А что, в обычной жизни вы не свободны?
— Не знаю. Свободна, наверное. А вы? Что чувствуете вы на сцене? Я давно хотела это у вас спросить.
— Я? А я чувствую безграничную власть. Такую власть над душами людей, как последняя инстанция, как вершитель судеб. И эта власть опьяняет, поэтому я не отдам свою театральную жизнь ни за какие блага. Я не знаю, сколько мне осталось еще играть — пять лет или десять — пятнадцать, когда-нибудь я уйду, никто не знает, как сложится жизнь, но пока есть возможность, я буду жить на сцене. Это лучшее, что есть у меня в жизни.
Я сочувственно вздохнула. И снова все, что говорил Финк, находило отклик в моем сердце. Я понимала его. Если он чувствует то же, что и я, значит, мы с ним очень— очень похожи.
— Родстер, а вы могли бы просто жить, не играя? Ведь есть же другая жизнь— семья, любимая жена, чудесные дети, богатство, красивый дом, друзья?
Я не знала, что еще можно предложить.
— Не знаю, Селена. Я даже не стремлюсь к другому. Все, чего я хочу в данный момент — это играть, играть, играть. Играть много, играть разные характеры, играть разные судьбы. У меня такое чувство, что кто-то там наверху внимательно следит за всеми моими представлениями, и что он постоянно недоволен мною. И что главная роль у меня еще впереди.
— О-о-о, — почти с благоговением произнесла я. — А какая у вас должна быть главная роль?
Он улыбнулся печально и грустно:
— Не знаю. Надеюсь только, что эта триумфальная роль не приведет меня к смерти.
Над нами повисла тишина. Мы лежали с ним в кровати обнявшись, ощущая тепло друг друга, и такое было впервые в моей жизни. Мы с ним были как одно целое, без всяких половых признаков. Это было так уютно, это
