Вероника из Тарлинга (СИ) - Грез Регина

Розмарин и рута, мальва и латук,

Каждый лепесточек врачеватель — друг.

Пока над очагом весело булькала баранья похлебка, Вероника как следует начистила оловянный поднос для резки хлеба и поднялась к бабушке. Но та еле слышно напомнила о кленовом сиропе и попросила поскорее привести Алисию для важного разговора. Расстроенная до слез, Вероника поручила заботы об ужине молоденькой ученице и Люго, а сама накинула плащ и выбежала на улицу.

"Надеюсь, за разговорами они не забудут положить в суп растертые листочки базилика…"

До самых сумерек белошвейка совершала мелкие, но крайне необходимые покупки, после чего была готова вернуться домой с весьма отощавшим кошелем, но в приподнятом настроении. На улице Суконщиков недалеко от площади с застывшим фонтаном Веронику остановил чей-то хриплый возглас.

— Эй, девушка! Не посмотришь ли ты мой товар?

— Уже поздно, я очень спешу.

— Но товар мой ценный, прошу я недорого, ты больше нигде не найдешь таких славных лент и булавок. Еще старые свитки у меня завалялись. Есть календарь и набор картинок из первой галереи Гальсбурга.

— Нет, нет, мне ничего не нужно!

И все же Вероника невольно замедлила шаг, оглядываясь на одинокого торговца. Несмотря на зимнее время, мужчина был одет всего лишь в длиннополый сюртук, явно знававший лучшие времена, но изорванный и грязный сейчас. На голове у коробейника красовалась также замызганная шляпа с мятыми полями, из-под которой торчали всклокоченные седые космы пропитого бродяги.

Доброе сердце Вероники дрогнуло при виде столь жалкого зрелища. «Может, он пришел в Тарлинг издалека и терпит нужду. У меня осталась пара мелких монет, я вполне могу купить дешевую безделушку, зато ему будет чем расплатиться за миску горячего супа в харчевне».

— Покажите ваше добро.

Небрежно стянув с костлявого плеча засаленную лямку своего короба, торговец приподнял его крышку и взору белошвейки открылся весьма достойный ассортимент: новенькие блестящие иголки и булавки в добротных чехлах, рулетка, пуговицы и одежные крючки, расчески и гребни, щеточки и пилки для ногтей, маленькие зеркала в прелестной оправе.

Ошеломленная неожиданным контрастом внешнего вида старика и качеством товара, Вероника наклонилась, чтобы ближе рассмотреть моток тонких кружев, как вдруг в нос ей ударил отвратительный запах разлагающейся плоти.

Вглядевшись в торговца внимательней, Вероника ахнула и отшатнулась — спадающие на лоб волосы не скрывали гниющего лица и пустых глазниц. Перед ней стоял труп, вызванный из мрака могилы чьим-то безжалостным колдовством.

Скрипучий голос доносился, казалось, из самого центра его высохшей груди:

— Что же ты медлишь? Выбирай, девушка! Мне до утра нужно распродать все, тогда хозяин позволит сесть с ним за стол и нальет полную кружку эля. Я уже восемь лет не могу промочить горло. Куда же ты?

Рука мертвеца с жалкими лохмотьями нитяной перчатки ухватила ее за корзинку с покупками — Вероника рванулась прочь и, не помня себя от ужаса, заскочила в ближайший переулок. Кругом не было видно ни единой живой души, город будто опустел, дома стояли мрачные и чужие, упираясь в пасмурное вечернее небо седыми остроконечными крышами. Вероника не узнавала их, хотя находилась в двух шагах от родной мастерской.

«Что же это… где мне укрыться…». Впереди раздалось угрожающее ворчание, навстречу ей из снежного тумана вышел большой черный пес, по виду напоминавший гладкошерстного мастифа. Прижав уши к голове с массивными кожистыми складками, он медленно приближался к испуганной девушке. Вероника попятилась назад, потом резко обернулась и бросилась в обратную сторону.

«От собак нельзя убегать, нельзя показывать им свой страх… но это же не простая собака, я не могу стоять и ждать самого плохого…».

Торговец находился там же, где Вероника оставила его. Он стоял, чуть покачиваясь на длинных ногах, обутых в сбитые деревянные башмаки, а короб его лежал на снегу раскрытый — истрепанная лямка оборвалась, наверно, упал и потерял крышку. Вот только вместо заманчивых изделий сейчас его наполняли комья земли, древесная кора, черепа мелких птиц и мышей.

— Помогите! Скорее сюда! На помощь!

Никогда еще Вероника не испытывала такого леденящего тело отчаяния. Когда пес с утробным рычанием вцепился в край ее плаща и потянул в сторону переулка, она снова закричала, замахнувшись корзинкой. На ее счастье рядом послышался воинственный клич, а после незнакомый пожилой мужчина, огрев пса хворостиной, вытащил из ножен меч.

— Вы не ранены, госпожа?

— Нет, я… о-очень испугалась.

— Эгей! — присвистнул незнакомец, оглядываясь в поисках напавшего зверя. — Куда он успел удрать? Как будто сквозь землю провалился. Хорошо, что я успел вовремя. Вероника? Вы, возможно, не помните меня. Я стоял за плечом Конты де Маликора в доме барона, держал его перчатки.

— Нет, простите…

— Меня прислали передать вам послание от герцога. И еще приказ сопровождать вас по городу. Я был в мастерской, но вас не застал, вот и вышел на поиски. Бертан — мое имя. Я уроженец Тарлинга, но мои родные погибли во время чумы, и я нанялся в отряд юного герцога. Прошел с ним Ничейную пустошь, участвовал в битве на Клайденском поле.

— Да? Хорошо… Но тут был еще один человек, если так можно выразиться, — Вероника взволнованно искала взглядом жуткого торговца.

— Я видел только пса, который вам угрожал. А, вот валяется какой-то мусор, будто остатки гнилого ящика. Идемте же домой, скоро совсем стемнеет, а мне поручено защищать вас от неприятных встреч.

— Где же сам Конта? Герцог де Маликор, я хочу сказать.

Солдат пожал широкими плечами, поправляя на поясе внушительный меч.

— Господин весь день принимал просителей в ратуше, лично разбирал парочку судебных дел. Насколько знаю, сейчас встречается с представителями рыбного цеха.

— Прошу вас, Бертан, не говорите герцогу о собаке! Не стоит беспокоить его такими пустяками. Впредь я буду осторожней. Благодарю от всей души, сегодня вы меня спасли!

В сопровождении доблестного воина Вероника скоро вернулась в мастерскую, где ее ожидало несколько удивительных даров. Пока подмастерье Люго с восхищением расспрашивал Бертана о его путешествиях, а Баффо доставал бутыль с добрым вином, можно было заняться своими делами.

Первой Вероника открыла маленькую корзиночку, обитую розовой льняной тканью и украшенную алой тесьмой. На белоснежной салфетке лежали превосходные пирожные с вишнями — те, что так любила молодая швея. «Как чудесно, что он вспомнил…».

А в мешке из телячьей кожи находился коричневый шерстяной плащ с отделкой из бесценного соболя. Никогда в жизни Вероника не прикасалась к такому мягкому и в то же время прочному сукну. «Работа столичных мастеров для самых изысканных особ с прекрасным вкусом. Поверить не могу, что буду сама носить подобную одежду».

Из складок плаща выпал маленький лист дорогой гладкой бумаги. С трепетом поднеся его к свечам, Вероника прочла короткую запись:

— Пусть тепло моей любви согревает тебя в самый лютый холод.

«Лучше бы ты сам поскорее меня навестил…». Прижав письмо к груди, Вероника закрыла глаза, вызывая в памяти строгие черты Конты. «Я буду ждать до рассвета, не забывай о своей маленькой коноплянке…».

Сладкие грезы рассеялись от покашливания Баффо.

— Что ты надумала делать с головой? Я пока утащил ее на холод. Печень тоже в леднике, а ведь раньше Гус таскал сюда готовые паштеты, и колбаса у них всегда выходила отменная. Видно, ты ему окончательно отказала? Малый не плох, да уж больно задирист. Дело твое.

— О чем это вы? Какая голова?

Вероника поднялась с табурета, аккуратно складывая плащ обратно в мешок.

— Разве Люго тебе не сказал? Едва ты ушла после обеда, как сюда ворвался Гальред Гус. Хотел видеть тебя, и был явно не в духе. Оставил свиную голову и свежую оленью печень. Странные приношения к празднику, нечего сказать.

— В самом деле, — нахмурилась Вероника, припоминая последний разговор с мясником. — Что ж, приготовим паштет сами, а насчет головы завтра посоветуюсь с Этелиной. У нас ничего не пропадет.