Чертова ведьма - Вайс Лора
— Расскажи о своем бывшем муже, — ну, хоть о чем-то говорить надо, не сидеть же молча.
— С чего бы?
— Просто интересно.
— В таком случае, ты первый. Расскажи, где мать Отиса?
— Она его бросила. — Напросился, что называется, лучше бы сидели молча.
— Давно?
— Когда ему было три года. Однажды я вернулся домой, а ее нет.
— И где она?
— Где-то в вашем мире.
— Не пытался найти? Вернуть?
— Зачем? — смотрю на нее с искренним удивлением.
— Ну, может, она не просто так сбежала, может, кто-то ее довел до ручки, какой-нибудь двухметровый черт с отвратительным характером.
— Да что ты, — усмехаюсь. — Думаешь, я ее довел до такой степени, что она даже про сына не вспомнила, когда убегала?
— Прошу прощения, не хотела.
— А твой муж?
— Мой муж объелся груш. А если точнее, устал тратиться на меня с ребенком. Насте нужны были памперсы, смеси, лекарства, одежда, а супруг решил, что это уж слишком.
— Выходит, истории у нас в чем-то похожи. Нас обоих предали.
— Ничего особенного, не мы первые, не мы последние.
— Ты любила его?
— Странный вопрос. Думаю, я к нему чувствовала то же самое, что и ты к своей жене, когда вам обоим казалось, что впереди ждет море счастья. — Она поворачивается к чайнику? — Иштаар нуа-ра, — после чего тот плавно поднимается в воздух, летит к ведьме, затем сам доливает кипятка в чашку. — Подлить? — обращает взор на меня.
— Угу, только подлить, а не окатить кипятком, пожалуйста.
— Попробую сдержаться, — и следует едва заметный жест пальцами, а чайник устремляется ко мне. Хоть бы не ошпарила, и инстинктивно кладу ногу на ногу. К счастью, чайник останавливается аккурат над моей кружкой и заполняет ту доверху кипятком.
— Эватис, — слышится очередное заклинание, а чайник возвращается на плиту.
— Благодарю.
Надо же, казалось бы, какой-то простейший ритуал, но в исполнении Кейны он кажется особенным. Ей однозначно нужны шляпа и полосатые чулки.
— Пора ехать! — Ведьма быстро запихивает последний оладушек в рот, поднимается.
— Что мне сказать Отису? — встаю следом, и так уж выходит, что сталкиваюсь с ней у мойки.
А Кейна сразу тушуется, краснеет, отчего во мне снова все закипает.
— Я сама с ним поговорю, — отвечает, не поднимая глаз.
— Он очень хочет, чтобы ты осталась. Ты первая, к кому он искренне проникся.
— Хватит на меня давить.
— Я не давлю, так оно и есть. У меня чертенок с характером, но он добрый мальчишка.
— Жаль, отец у него совсем не добрый, — и хочет отойти, но мой хвост в очередной раз поступает по-своему: обвивает ее за талию, а кончиком стремится, какой ужас, к груди ведьмы. Однако Кейна сейчас же перехватывает его и так больно впивается ногтями, что мне приходится задержать дыхание. Она-то наверняка не знает, насколько это у нас чувствительная часть тела. Или знает? — Еще раз полезешь ко мне своей метелкой, — переходит на шипение, — ощиплю, как курицу!
После такого болевого приема ей удается очень легко высвободиться.
— Нахал! — задирает она голову и гордо удаляется, а мне остается пожалеть свой несчастный хвост. Как же больно-то! Прямо до крови вцепилась, поганка рыжая!
Кейна
Нет, ну вы подумайте! Опять облапал! Чертов черт! Сам, главное, стоит себе, как ни в чем не бывало, а хвост старается.
Но скоро мысли полностью меняют направление, и я останавливаюсь у двери в спальню Отиса. Как же ему сказать, чтобы не переживал? Бедный малыш… Надеюсь, будет умницей и все поймет правильно. Стержень в нем есть, это чувствуется. Самой бы только не разреветься, а то я могу.
Захожу как можно тише. И надо же, нахожу Отиса сидящим на подоконнике с банкой в руках, в которой перебирает лапками его садовый тарантул.
— Ты уже проснулся, оказывается, — встаю рядом. — Как спалось?
— Нормально, дед Гурвич не приходил, — грустно усмехается он. — И ты больше не придешь, — начинает сопеть, глаза краснеют.
— С чего ты так решил?
— Я все слышал. Вы уезжаете сегодня. Вам тут не нравится, тебе мой отец не нравится, и я не нравлюсь.
— А давай поговорим как взрослые, — облокачиваюсь на подоконник.
— Угу… — вот и носом зашмыгал.
— Во-первых, дом у вас хороший, но очень-очень грязный. Его надо отмыть, подремонтировать местами и поддерживать в нем порядок, так положено, понимаешь? — Он кивает. — Теперь по поводу твоего отца. Он поступил скверно: украл меня с Настей, а воровать людей очень и очень плохо, воровать вообще плохо. Ну и, в-третьих, ты нам нравишься, Отис. Поэтому мы вернемся. Через неделю. Просто у меня в другом мире осталась работа, важная, которую я не могу просто взять и бросить. Я многим пообещала испечь торты. Представляешь, как им будет обидно, если в день рождения они останутся без сладкого. К тому же я слово дала, а слово надо держать. И когда я все сделаю, мы с Настей вернемся. А чтобы ты не думал плохого, пусть папа тебя привозит ко мне по вечерам, будешь помогать в мастерской. Согласен?
— Согласен, — а ушки сразу поднялись, как и хвостик. Какой же он забавный. Притом похож на отца. Интересно, комиссарище таким же прелестным ребенком был или уже сразу вылупился зловредным чертом?
— Значит, договорились. Но у меня к тебе будет ответственное задание.
— Какое?
— Ты должен прибираться в своей комнате, мыть за собой посуду и мыться сам перед сном. Каждый день. По рукам? — и протягиваю ему руку.
— По рукам, — сжимает в ответ. — Но вы точно тогда вернетесь? — глядит на меня с прищуром. — Точно-точно?
— Да, Отис, даю слово.
Да, даю. Мы вернемся. Видимо, пришло время перемен, и надо попробовать как-то иначе выстроить свою жизнь. Но пока я не представляю, как именно; надеюсь, скоро разберусь. Однако способ решения вопросов Гаспаровичем меня в корне не устраивает.
— Ты просто обязана вернуться, — вдруг выдает с прехитрой улыбкой.
— Да? И почему?
— Потому что скоро праздник Огненной тыквы. В эту ночь творятся чудеса. Например, утром я всегда нахожу котелок с конфетами. Его приносят маклаи.
— А кто это?
— Ну, такие призраки в черных плащах и с тыквами вместо головы.
— Жуть какая.
— Ага, но они, в общем-то, добрые. Маклаи рождаются на тыквенных полях.
— Значит, котелки с конфетами, как интересно.
— Насте они тоже принесут котелок. Большой.
Вот ведь, заманивает. Молодец, далеко пойдет. Что ж, а Гаспарович хотя бы в этом ведет себя правильно: дает ребенку возможность верить в чудо.
Через полчаса мы выходим из дома. И, честно говоря, я уже чувствую себя предательницей, потому что Отис стоит на крыльце и смотрит на нас такими глазами, что мне хочется провалиться сквозь землю. А виноват в этом негодяй в погонах.
Всю дорогу у меня сердце рвется на части. Ведь ребенок остался в доме один. Вот совсем один, за что хочется отлупить его нерадивого напашу, настучать по тыкве от души.
— Ты уверен, что с Отисом все будет в порядке? — смотрю на него максимально устрашающе.
— Да, уверен. Он привык, — не сводит он глаз с дороги.
— Можешь завозить его ко мне по вечерам в мастерскую.
— Если будет возможность, завезу.
Истукан! Чурбан бесчувственный!
— А бабушки или дедушки у Отиса есть?
— Как ты думаешь, если бы они были, я бы стал искать помощь на стороне? — Он все-таки переводит на меня взгляд. — Моих давно нет в живых, а родители Нарли проживают в другом городе, и внук им совершенно безразличен. Другой родни нет.
И вот мы въезжаем в Ксантипп. Город удивительной красоты, колорита, самобытности. Здесь нет правильных форм, нет упорядоченности, нет одинаковости. Все дома разной этажности, разной архитектуры, есть и современные, а есть и совсем старые, но заметно, что за ними хорошо следят. А главное, этот город действительно принадлежит нечисти. Чего только стоят эти купольные и конические крыши с красной, зеленой или темно-коричневой черепицей, с трубами, из которых тянутся струйки зеленоватого дыма. Или эти резные ставни на окнах. Пестрые вывески с названиями магазинов или организаций, нанесенными от руки. И метлы, везде метлы, помимо машин. Все тротуары выложены крупной брусчаткой, у каждого входа в здание лежит коврик с надписью «Добро пожаловать». Сказочный город, есть в нем и красота, и шарм, и нечто жутковатое.
