Марина Суржевская - Риверстейн
Послушницы зашушукались, спокойный мужской голос обменивался приветствиями с настоятельницами, что-то заблеял Аристарх. Я снова впала в мучительное оцепенение. Как же мне не хватает Ксени! Хотелось все ей рассказать поделится, вместе мы наверняка что-нибудь придумаем! Но подруга слаба, беспокоить ее Данина категорически запретила, а на меня травница поглядывает с боязливым опасением, так что появляться в ее каморке лишний раз я робела.
А еще надо как-то улизнуть с вечерней молитвы и пробраться в часовню, встретиться с Данилой. Может, ему в голову пришло что-нибудь дельное или он смог рассмотреть в своем «сне» подробности, где держат пропавших детей…
По тесным рядам послушниц волной прокатилось волнение, все задвигались и как морская вода перед острой глыбой льда, расступились. И столичный куратор оказался передо мной, уставившись злыми зелено-карими, как скорлупа дикого ореха, глазами. Я испуганно воззрилась на него.
Теперь я поняла, отчего было это единодушное женское «оххх!». Мужчина был красив. Высокий, подтянутый, с сильным тренированным телом и жестким, но привлекательным лицом. Короткие темно-русые волосы по столичной моде, твердый подбородок, злые глаза и рука, красноречиво обхватившая рукоять меча.
Кажется, куратор собрался меня прирезать.
Я растеряно хлопала на него глазами, напрочь забыв о положенном реверансе. Да и глупо как-то склоняться в реверансе перед тем, кто собирается отрезать тебе голову. Ну, разве чтобы облегчить убийце задачу. Властный окрик леди Селении вывел меня из ступора.
— Ветряна Белогорская! Вы забываетесь! Где ваши манеры?
Я опомнилась и неуклюже присела, не спуская с мужчины настороженного взгляда. Мать-настоятельница оценила мои старания чуть презрительным изгибом красивых губ. Ну, простите, я никогда не отличалась особой грациозностью.
— Это одна из ваших воспитанниц? — мрачно спросил мужчина.
— Да, лорд Даррелл. — откровенно удивилась леди Силения, не понимая, чем вызвано столь агрессивное внимание ко мне, — Ветряна Белогорская обучается в приюте с пяти лет и в этом году пройдет посвящение Ордену.
— Вот как… — лорд все так же мрачно меня рассматривал, мне от этого взгляда стало откровенно не по себе. Спасибо хоть руку с рукояти меча убрал, — ну что ж…
И резко развернувшись, ушел к настоятелям. Я ошарашено посмотрела ему вслед. Селения тоже, потом недовольно- на меня и грациозно заспешила за мужчиной. Стоявшие рядом и ничего не понявшие послушницы на всякий случай отодвинулись от меня подальше, образовав вокруг моей жалкой фигуры зону отчуждения.
Я гордо вскинула голову, стараясь не расплакаться и мечтая поскорее оказаться отсюда подальше. Желательно на другом конце земли. Собственно, в этот момент я даже согласилась бы на Черные Земли, там хоть и водятся страшные змееподобные монстры, но зато никто не смотрит с таким брезгливым недоумением. Рогнеда от радости чуть ли не аплодировала. Правда, под моим взглядом скисла, скривилась и отвернулась.
К счастью, задерживаться в холле куратор не стал, мазнул еще раз взглядом по рядам послушниц и ушел, увлекаемый настоятельницами. Холл сразу же взорвался от женских голосов, девочки загомонили, спеша поделиться впечатлениями, я же незаметно скользнула к дальнему входу и выскочила в коридор. И только в здесь, в холодной и сырой «кишке» Риверстейна, злые слезы все-таки обожгли мне глаза. Единственное, что утешало, это недолговечность приезжающих кураторов. Думаю, и этот к утру отбудет. Мрачное и скудное «гостеприимство» приграничья не прельщало столичных визитеров. Хвала святым старцам!
* * *Однако, как я заблуждалась!
К обеду мы узнали, что куратор не только не собирается в ближайшее время возвращаться в город, но и намерен провести в Риверстейне неограниченное количество времени! Это сообщение посеяло в рядах послушниц панику, мы не знали чего ожидать, и даже настоятельницы рассеяно и невпопад отвечали на наши робкие вопросы.
Более того, у нас, выпускниц, вводился дополнительный предмет «история создания Ордена и его роль в жизни общества», и вести его будет самолично столичный лорд! Подобная странность вызвала шквал многозначительных пересудов, как среди послушниц, так и среди наставниц, однако куратор предъявил все необходимые бумаги, а от домыслов лишь отмахнулся. Нашим попечительницам со вздохом пришлось принять незваного гостя, как неизбежность.
Мы же недоумевали, к чему нам еще один урок, тем более, что историю Ордена все изучают на младших курсах, да и вообще более-менее знает каждый житель страны. Но, понятно, свои вопросы держали при себе.
На правах «больной» на занятия я не пошла и сбежала поболтать с Ксеней, но она снова спала и я расстроенная отправилась в часовню. Надеюсь, хоть Данила явится.
Но сын травницы так и не пришел.
Я напрасно просидела до ночи на холодной лавке, с надеждой поглядывая на дверь и подпрыгивая от шорохов. Даже вечернюю трапезу пропустила. Когда тусклый свет, проникающий сквозь дыры в крыше стал совсем призрачным, я смирилась и вышла на ступеньки.
Темный ельник казался чернильным пятном с выступающими колючими ветками, монолитным и непроходимым. Мутный свет месяца цеплялся за его иголки и бессильно растворялся, не достигая земли. Над остатками разрушенной ограды кружил беззвучно ворон, подозрительно позыркивая на меня. Парочка его собратьев уселись на каменных столбах, склонив в мою сторону головы с горбатыми черными клювами. Я опустилась на потрескавшиеся, выщербленные ступени часовни и натянула на голову капюшон плаща.
Маленький сгорбленный безжизненный силуэт.
Стало так невыразимо тоскливо, что захотелось выть. Я подумала, что хоть закоченей я тут от холода, никто не бросится меня искать и спасать. Ощущение собственной ненужности накатилось таким безысходным отчаянием, что я закрыла лицо ладонями, сдерживая позорный скулеж. Вроде давно уже привыкла к своему сиротству и смирилась с ним, а вот надо же… накатило горечью, оставляя во рту противный, тошнотворный вкус, застучало обидой в висках.
Самое страшное, что даже воспоминаний нет. У Ксени хоть это осталось, теплая живая память о погибших родителях и бабушке, моменты, которыми можно согреваться в такие вот холодные ночи…
А у меня что? Только Риверстейн. До него- пустота. Не откуда брать силы, не откуда черпать радость, нечем утешаться.
Горечь стала невыносимой, сердце жгло невыплаканными слезами. И следом пришла злость. Злость на неведомых родителей, которые бросили меня, отказались. Кем были эти люди? Чем маленькая пятилетняя девочка так прогневала их, что ее оставили у каменного забора Риверстейна и ушли, не оглянувшись?
