Есть только миг (СИ) - Анюта Тимофеева
— Простите, госпожа! — Лери отмер. — Я вас задерживаю, не даю отдохнуть после работы!
Я прошла в столовую, по пути заглянув в ванную и плеснув холодной водой в лицо — и освежиться после жаркой улицы, и чуть охладиться после нашего непростого разговора. Или перед новым витком этого разговора…
В столовой присела на свой любимый диванчик, откинулась на спинку, а Лери опустился на колени и снял с меня уличные туфли, надевая легкие домашние босоножки, и одновременно легко массируя ступни.
— Вот об этом и говорю, — погладив его по спине, заметила я, — зачем мне кто-то другой, если есть рядом преданный мне мужчина, который знает мои привычки, умеет доставлять удовольствие, и, главное, нравится мне! Ты должен запомнить одну вещь: моя жизнь на Земле научила меня, что мужчина может быть интересен и в тридцать, и в сорок лет, если он хочет быть любимым и желанным для женщины, старается ей понравиться. Если ты мне уже нравишься, то, думаю, за старанием дело не станет?
— Я буду стараться, госпожа, очень стараться! — Лери поднял на меня глаза, подозрительно блеснувшие, и снова спрятал лицо у меня на коленях.
— Ну, и хорошо. Надеюсь, ты все понял. Может, без наказания обойдешься?
— Нет, госпожа, — тихо ответил он, не поднимая головы. — Конечно, это дерзость с моей стороны, но… простите…
— Понятно. — Без наказания нет прощения, по крайней мере, именно этому их учили. Наверное, он прав, наверное, в собственных глазах он нагрешил очень сильно, поэтому без наказания никак.
— А чем так вкусно пахнет? — отвлеклась я, потому что что запахи витали аппетитнейшие.
— Я приготовил обед, госпожа.
— Вот молодец! И обед успел приготовить, и о глупостях подумать!
Плечи затряслись — Лери смеялся, видно, его уже отпускало.
— Ну, что же, дай мне холодного сока сейчас, потому что, если я сяду обедать, то потом, боюсь, буду отдыхать, а ты у меня останешься ненаказанным. — Я снова погладила его по волосам, отпуская.
— А теперь пошли в твою любимую комнату, — продолжила через пару минут, отставляя стакан с соком.
Лери с каким-то облегчением бросился выполнять приказ. Нет, у него нет зависимости от наказаний, но в это раз, похоже, действительно прижало. Что же, он ещё не знает, что после наказания я настроена пожалеть этого страдальца, и даже расскажу, кого и зачем мы сегодня привезли.
— Раздевайся, ложись. — Командую, задумчиво рассматривая ремень. Здесь женщины редко носят брюки, кроме форменных, да и мне почему-то не хотелось влезать в джинсы, но они лежали на полочке в шкафу, а в них был вставлен ремень. Буду использовать самый простой девайс, интуитивно понятный, как говорится.
Красивое тело. Вот прямо представляю, как я его потом пожалею — эту мускулистую спину, эту красивую подтянутую мужскую задницу, послушно предоставленную мне для экзекуции. Кажется, Лери боль совсем не любит, и тут ему повезло — я тоже не особенно люблю порки и прочие болевые практики, но уж сегодня — так и быть, исполню его желание.
Мой ремень — это не тоненький дамский поясок, но и не ковбойский ремень из буйволиной кожи, это что-то среднее. Я примериваясь, потом опускаю свободный конец, без пряжки, ему на спину. Он чуть заметно вздрагивает, но не издает ни звука. Впрочем, боль не настолько сильная, может, ее бы и земной мужчина выдержал. Просто я боюсь ударить слишком сильно, потому что практики почти нет, и боюсь задеть какой-нибудь орган. Наверное, стоит понаблюдать за профессионалками, знающих все болевые и жизненно важные точки, но не уверена, что выдержу это зрелище. Поэтому надеюсь, что подобное умение в полной мере мне никогда не пригодится.
* * *
Спину ему я разукрасила розоватыми полосами, довольно равномерно; теперь пора приступать к десерту. Да, по попе можно бить и сильнее, это знают все. Смотри, Лери, сам будешь виноват, если мне понравится, потому что во мне постепенно разгорается азарт. Это я ему и озвучиваю:
— Лери, смотри, мне понравится, и будут у нас в моде еженедельные наказания в профилактических целях.
— Госпожа, я буду надеяться на ваше милосердие, — отзывается Лери довольно бодрым голосом.
— Ну-ну, надейся-надейся. Может, у меня в роду какая-нибудь прабабушка-садистка была, и сейчас она проснется, — предостерегла его. — Ладно, солнце мое, запомни: если тебя что-то мучает, надо задать мне вопрос, правильно?
— Да, госпожа, понял.
— Отлично. Ну, для закрепления эффекта…
Что ж, на заднице я могу и отпечаток пряжки оставить. Мышцы спины и ягодиц красиво играют, хотя Лери сохраняет полную неподвижность. Правда, от первого удара он ощутимо вздрогнул, потом опомнился, взял себя в руки. А мне начинает нравиться — не зря предупреждала — поэтому убираю пряжку и стараюсь, чтобы поровну досталось обеим ягодицам. Когда они краснеют довольно заметно, понимаю, что чего-то не хватает.
— Вставай, и ложись животом на тот столик.
Лери выполняет команду, героически не издавая ни звука, и даже не поморщившись, когда вставал со скамьи и шел к указанному столику.
Вот сейчас поле для деятельности было расположено удобнее, поэтому удары посыпались чаще. Я остановила себя, а то действительно появилось опасение увлечься, впасть в транс и забыть, что передо мной живой человек. Зато Лери сейчас будет абсолютно уверен, что искупил вину полностью.
Кожа ягодиц уже практически алела, даже на вид была горячей; я не удержалась, приложила ладонь — и почувствовала этот жар. Лери тяжело дышал, хотя старался делать это незаметно — его когда-то учили выдерживать наказание до тех пор, пока госпожа не остановится сама, и не показывать боли.
— Все, хватит, — я отбросила ремень, обеими руками огладила пострадавшие части тела. — Вставай. Сможешь?
— Да, госпожа. — Лери опирается руками о стол, встаёт; все движения чуть замедлены, он явно их контролирует, как и выражение лица.
— Пойдем сейчас в твою комнату.
Лери осторожно наклоняется, подхватывает одежду, и идёт в комнату. Я заглядываю к себе, беру баночку иши, и продолжаю путь.
* * *
Я намочила полотенце и осторожно вытерла лицо мужчины, а потом положила прохладную ткань на особенно пострадавшее место. Лери чуть слышно вздохнул.
— Легче?
— Да, госпожа, спасибо!
— Ага, обращайся, если что. А теперь расскажи, если я приведу кого-то ещё, как ты к нему будешь относиться? — может, это и жестокий вопрос, но мне стало любопытно. А может, это как раз правильный сейчас вопрос. — Именно как ты станешь
