Час гончей (СИ) - Мэри Блум
Собаки вокруг, словно очнувшись, опять начали злобно рычать.
— Ну, конечно же, ты об этом думал. Просто понял, что если снимешь маску, никто тебя любить не захочет. Как тебя может кто-то любить, когда ты сам ненавидишь себя?
Псины вокруг рычали все неистовее — вот только не на меня. Все, дружно развернув морды, уставились на своего хозяина, чувствуя сейчас то же, что чувствовал и он. Всю ярость, всю злость, которую он испытывал ко мне, к моему отцу, ко всем людям вокруг, он питал и к самому себе. Всю ненависть к самому себе, которую скрывал годами, прятал за своими убийствами, за своими бесчинствами — и сейчас вся эта накопленная ненависть была сконцентрирована исключительно на нем. Потому что на самом деле всю свою жизнь только одному человеку он хотел причинить вред, только одного человека он хотел убить — самого уродливого человека в его жизни. Самого себя.
— Вот и все, — подытожил я, — твоя история закончилась. Осталось одно, последнее убийство. И на этот раз я скажу «фас».
Слово эхом прокатилось по пустому помещению. Гончая испуганно вздрогнул — и все его твари кинулись на него, загоняя в самый темный угол, окружая, неистово рыча и набрасываясь всей сворой. Все, как он любил.
Среди старых стен разнеслись крики человека, самого себя загнавшего в тупик, урчание тварей, жадно разрывающих его на части, хруст костей и чавканье, с которым его плоть перемалывалась огромным клыками. А потом раздались звонкие сочные «бульк!», одно за другим — «бульк!», «бульк!», «бульк!» — когда вслед за навечно замолкнувшим хозяином полопались все его псины и растеклись грязными лужами по и без того черному полу. Ну вот и все, хотя бы одного человека в своей жизни Гончая убил не напрасно.
«больше душ…» «больше силы…» — тут же вкрадчиво прошелестело в ушах.
Милая, что же ты шепчешь постоянно? Хоть бы раз сундучок какой лутовый сбросила, что ли. Однако уже через мгновение я ощутил внутри мощный всплеск силы. Даже крошку на секунду выбросило из моей тени — так резко Темнота влилась в меня, заполняя новой энергией. Высоко же ты оценила этого маньяка.
Тем временем крики, выстрелы, вой и скулеж, доносившиеся отовсюду, прекратились, и в громадном комплексе повисла тишина. Я будто выдернул штепсель из розетки — и бойня закончилась. Все эти гончие питались эмоциями хозяина, потому и жить дальше без него не могли. Кожаная маска валялась рядом с растерзанным, окровавленным телом — все, что осталось нежеваного, некусаного и целого от него сейчас.
Следом послышался топот десятков ног, и в цех забоя влетели сотрудники Синода с автоматами наперевес, готовые отстреливать нечисть и дальше — но я уже избавил их от работы.
— Вот он ваш урод и монстр, — я кивнул на кожаную маску на полу. — Обычный задрот.
Все замерли, изумленно переводя глаза с меня на изувеченное тело в углу, плавающее среди собственной крови и останков своих собак.
— Как вы это сделали, мессир? — пробормотал один из «Валькирий», который в моей гостиной громче всех заявлял, что мессир не жилец.
— Вот такой я страшный человек.
Судя по взглядам вокруг, не все поняли юмор. Ну пусть теперь рассказывают всей столице, какой я страшный. Глядишь, и ни одна тварь больше в мой дом не сунется.
Над моей головой вдруг что-то резко мелькнуло. Уже знакомая летучая мышка тенью пронеслась в воздухе. Один из сотрудников вскинул автомат — этой крохе хватило бы и выстрела. Однако, не дав ему прицелиться, она проворно вильнула вниз, плюхнулась мне в руку и уставилась на меня своим темно-коричневыми глазками, словно моля не убивать.
— Осторожно, — сказал рядом Арчи, неторопливо пришедший сюда вслед за остальными, — это не обычная аномалия. Это — компаньон, — добавил он и наконец надел очки обратно, скрывая колодцы глаз, которые, казалось, могли видеть самую суть Темноты.
Уже не один, а сразу несколько автоматов вскинулись в сторону моей ладони, готовые пристрелить маленькую тварь в любую секунду. Хм. Компаньон, значит. Этому нужен не только доступ к Темноте, но и к жизненным силам своего хозяина — что может дать человеку сверхспособности, однако может и навредить, если компаньон окажется ненадежным. Ну и компаньон, само собой, за счет хозяина получает дополнительные силы, становясь ближе к реальной жизни и дальше от Темноты. Это объясняет, как сия мелочь пролетела в мой защищенный кабинет. Ладно, этим вопросом займусь позже, а пока решим, что делать с тобой. Я заглянул в смотревшие на меня коричневые глазки, будто отлично понимавшие, о чем я сейчас думаю. Выживать эта малышка явно умела.
— Ну что, — спросил я, — будешь мне служить?
Круглые темно-коричневые глазки, как две бусинки, еще пронзительнее уставились на меня, и я вдруг увидел всех людей, стоявших за моей спиной, даже не оборачиваясь — как будто мои глаза внезапно смогли видеть даже через затылок. А полезная штучка.
— Предашь меня, убью, — озвучил я еще одно условие сделки.
Перепончатые крылья замахали в воздухе — мол, не предам, пока не умрешь, хозяин. Что ж, будем надеяться, что характером эта хитрюга не в Харона.
— Ничего себе, — вдруг донесся голос склонившегося над телом сотрудника Синода, — от Гончей живого места не осталось. А на мессире ни пятнышка, ни царапинки…
— Вот, а ты говорил мессир не жилец, — наставительно заметил его коллега.
— Да такими темпами он еще всех нас переживет…
Да вас кто угодно переживет, если не научитесь болтать потише.
Вскоре отряды зачистки вместе с Арчи разбрелись по бывшим скотобойням, проверяя, не осталась ли еще какая тварь. Моя же задача была закончена, и в компании перепачканного скверной довольного Глеба и не менее довольной, хоть и ворчавшей что-то про мою несознательность Дарьи я направился к выходу.
Пол, казалось, содрогался от моих шагов. Я словно слышал, как скверна сочилась за стенами и под землей, готовая вырваться наружу по первому требованию своего хозяина. Определенно, хочу это место себе. У меня ведь принцип простой: не отдавай свое. И еще один: если ты виноват, то твое это мое.
Все-таки Синод мне кое-что должен — я же выполнил их работу.
Пока мы находились в скотобойнях, время будто остановилось и ночь казалась бесконечной. Однако когда наш внедорожник подъехал к дому, уже вовсю заливался рассвет — но в такую рань внутри не спали. В разбитых окнах гостиной горел свет, в креслах у камина зевали сотрудники Синода, которых Дарья сразу же отправила по
