Проклятая Черной Луной (СИ) - Урбан Саша

Как только лошади окончательно остановились, Гекко стукнул по дверце повозки. Створки приоткрылись, и на секунду в полоске света показалась рука с ведром. Яра похолодела. Гекко же невозмутимо протянул ей ведро.

— Держи. Не по утренней же росе тебе ноги морозить.

Яра выругалась про себя, глядя на ведро, как на заклятого врага. К такому жизнь ее тоже не готовила. Она перевела взгляд на Гекко. Тот выглядел так, словно для него подобная ситуация в порядке вещей.

— Господин… — промямлила она, но тут же исправилась. — Гекко. Могу я попросить буквально… пару минут. Приличной девушке не пристало… ну… при мужчине.

Гекко, на удивление, понимающе кивнул.

— Тогда я не буду рассказывать, что ты вытворяла и говорила, пока спала, — подмигнул он. — Оставим это нашим маленьким секретом.

И выскользнул на улицу. Там к нему тут же обратился малый, правивший лошадьми. Послышались громкие смешки, затем потянуло дымком. Яра продолжала сверлить взглядом ведро. Можно, конечно, бросить туда ленту или платок, но ее, скорее всего, заметят. Да и препачканные испражнениями, они уже не представляют ценности, как ориентир. Она в задумчивости почесала голову. Звякнули жемчужные заколки. Яра вытащила их из прически и осмотрела, как бы извиняясь за идею, родившуюся в ее голове.

Она быстро достала из прически несколько шпилек, потом, подумав, сняла с ушей сережки и аккуратно опустила их на дно ведра. Затем задрала юбки, расставила как можно шире ноги и постаралась не думать о сжиравшем ее заживо чувстве стыда.

Через несколько минут она постучала в дверцу. Рука забрала использованное ведро. Яра молилась, чтобы в содержимом случайно не блеснуло золото или драгоценные камни.

«Вроде леди, а срет как лошадь», — хмыкнул кучер и выплеснул содержимое в ближайшие кусты.

Вскоре вернулся и Гекко. Занял свое место в углу и ни словом, ни взглядом не прокомментировал произошедшее. Тронулись. Под колесами шуршали мелкие камни и песок, то и дело к этому звуку добавлялось фырканье лошадей и звон упряжки. Чем бы Яру ни опоили, эффект прошел, слабость растворилась в жажде движения. Мозг с новой силой начал подкидывать ей идеи спасения, одну хуже другой.

Взять Гекко в заложники и заставить отвезти обратно? Она невеста, не воин.

Добиться, чтобы ее выпустили, украсть лошадь и вернуться во дворец? Она, в лучшем случае, потеряется. В худшем — встретит разбойников или работорговцев. Скорее всего, она и выглядит сейчас так, что дальше кварталов с голью перекатной ее не пропустит городская стража.

Пришлось с болезненной обидой признать, что она сделала все, что могла. У нее осталось еще немного украшений, чтобы пометить ими путь, но расставаться со всеми было опасно — Гекко наверняка заметил бы, как перстни тают на ее пальцах после каждой остановки. Оставалось только ждать. Присматриваться, прислушиваться, запоминать. Прикинуться слабой беспомощной девушкой, каких обожают мужчины, чтобы Гекко и его люди не пытались хранить от нее секреты.

«Ты и так слабая беспомощная девушка», — напомнил внутренний голос. И от этого становилось совсем уж тошно.

— Господин Гекко, — тихо позвала она. Мужчина недовольно поджал губы. — Гекко.

— Так лучше. Что такое, Яра?

— Вы… Ты хотел рассказать мне, почему я здесь.

— Я рад, что ты спросила, — улыбнулся он. — Этим ты мне сразу и понравилась. Хотя, скорее, завоевала мое уважение. В тебе нет безразличия к собственной жизни. Вот девицы из числа невест — им все равно, что с ними будет, им лишь бы замуж выйти. Но ты не такая.

— Мы с тобой не то, чтобы много общались.

— У прислуги повсюду глаза и уши, — улыбнулся мужчина. — Так вот, о чем я… Ах, да! Почему ты? Просто потому, что император тебя выбрал. Это не твоя вина, все знали, что императору все равно, на ком жениться. Им вообще всегда все равно, у них нет своей воли, лишь воля звезд. И мы решили показать это. Открыть народу глаза. Люди в колонии голодают. Когда-то свободный и мирный край теперь превратился в дойную корову, которую истощают неуемные аппетиты столицы. Они просили — и мы отдавали свое железо, хлеб, дерево. Но теперь император явился и за девушкой. Народу это не понравится.

— Вы хотите поднять восстание? — вздохнула Яра.

Гекко помотал головой.

— Мы хотим получить обратно свой дом. Стать в нем хозяевами, а не слугами. Тебе знакомо это желание?

— Не уверена, что смогу поддержать эту беседу, — поджала губы Яра. Она ступила на тонкий лед, и трудно было предугадать, какой будет реакция Гекко, если она ответит что-то не то.

— И правда, — уголок его губ пополз вверх. — Но сможешь, в будущем. А пока я прошу тебя подумать вот о чем. Какой была бы твоя жизнь без империи? Без Системы? Кем бы ты была, если бы не потратила половину своей жизни на попытки угодить свахам и астрологам? Как бы жила твоя семья? Ответь на эти вопросы самой себе и постарайся быть честной. Этого качества в тебе предостаточно.

И, с этими словами, он перевел взгляд на противоположную стену, замер, словно уснул с открытыми глазами, оставляя Яру наедине с собственными мыслями.

***

Госпожа Мотоко только покинула домик семейства Кин. Почти целый день она провела там, приводя в себя безутешных родителей. Только ей удалось более-менее успокоить госпожу Хану Кин, как явилась служанка Харуки Мин — этой старой ящерицы — и заявила, что генерал-губернатор приглашает всех своих гостей прокатиться на лодках по пруду. Рыдания захлестнули Хану Кин с новой силой, и Мотоко, не сдерживаясь, запустила в служанку чашкой.

— Я приду туда, и скажу им всем, что пока они наслаждаются прогулками, бедную Яру…

Она вовремя сдержалась под тяжелым взглядом главы семейства. Тот крепко прижимал к себе жену.

— Спасибо за участие, госпожа, — заговорил он, но в его глазах явственно читалось строгое: «выметайся». Мотоко не имела привычки лезть на рожон, когда этого можно было избежать. Она тут же поклонилась.

— Не беспокойтесь. Поиски Яры император лично поручил моему мужу. Юн сделает все, чтобы найти ее.

Ответом ей была лишь пара благодарных всхлипов. Мотоко поклонилась еще раз и направилась к выходу. В дверях она столкнулась с семейством Чен. Они, как и многие другие, отправились выказать сочувствие горюющей семье. Шани выглядела паршиво, видно, что не спала ночь. Ики же выглядела как ослик, которого тянули несколько миль за узду.

При виде безутешной Ханы, что-то в душе Ики сжалось. Она, опустив глаза, говорила заученные слова поддержки, но на душе чувствовала лишь облегчение. Какая радость, что подобное горе миновало ее семью, что это не Шани сидит на полу, размазывая по лицу крупные слезы. А следом появилась еще одна мысль — место подле императора теперь свободно.

Мотоко вернулась в покои и там уж дала себе волю. Загнала прислугу до седьмого пота, требуя найти самые лучшие украшения и самый сдержанный наряд, а заодно — распространить по всему дворцу слухи, что, мол, репутация Яры Кин все также безукоризненна, а злые языки лишь надеются скорее облизать освободившееся место подле императора. За этим занятием ее застал вернувшийся из конюшен Юн.

Ему было достаточно один раз зыркнуть на слуг, чтобы те скрылись, оставляя его наедине с Мотоко.

— Чем занимаешься? — спросил он, изо всех сил сдерживая раздраженность. Мотоко улыбнулась.

— Готовлю почву к торжественному возвращению Яры Кин.

— Твой оптимизм вызывает зависть, — нахмурился мужчина. Он прошел мимо и начал снимать придворный наряд. Мотоко встала сзади, прижалась к широкой спине, запустила руку в ворот рубашки.

— По возвращении девушке будет приятно узнать, кто заботился о ее делах, пока ей угрожала опасность. Уверена, она замолвит словечко перед императором.

— Не ты ли говорила, что никогда не будешь ни перед кем стелиться?

Он отошел в сторону, не давая ей продолжить свои ласки. Мотоко надула губы.

— Не с моим прошлым давать такие зароки, и ты это знаешь. Но чем плоха такая женская дружба, а, Юн?