Легенды рябинового леса (ЛП) - Вильденштейн Оливия

Сегодня вечером у меня будут новые воспоминания и новые ассоциации.

— Я была бы рада этому.

Папа встал и протянул мне руку. Я взяла её и позволила ему поднять меня.

— Нам нужно снова начать веселиться. Я чувствую себя так, словно кто-то нажал на паузу в моей жизни, когда Нова покинула нас, и я до сих пор не нашёл пульт, чтобы привести всё в движение.

Я изучала светлые глаза отца. Тёмные круги всё ещё портили кожу вокруг них, но, по крайней мере, они перестали постоянно розоветь от слёз.

Я переоделась в свои кожаные леггинсы и красную рубашку, которая была такой яркой, что почти ослепляла. Айлен подарила её мне, когда меня приняли в Бостонский университет два года назад. Она была мягкой и облегала грудь, создавая впечатление, что мое декольте больше, чем скромная чашка B.

Я высушила волосы феном и выпрямила их. Концы почти доставали до локтей. Я отращивала их с того лета, когда мне исполнилось шестнадцать, и подумала, что было бы неплохо подстричь их в стиле пикси.

Затемнив глаза подводкой и тушью, я схватила свою единственную маленькую сумочку: чёрный клатч с множеством декоративных золотых молний. Я засунула свой телефон, ключи, бумажник и стрелы из рябинового дерева в него. Застегнув молнию, я вышла из комнаты.

— Я готова, папа, — крикнула я, спускаясь по лестнице.

Он выключил телевизор и подошёл к входной двери, просунув руки в рукава пальто.

— Ты действительно хорошо выглядишь.

Я улыбнулась отцу. Было почти странно улыбаться.

— Спасибо, — когда он потянулся за ключами от катафалка, я сказала. — Мы берём мою машину.

— Тебе не нравится моя тачка? — спросил папа, выпятив нижнюю губу.

— Не настолько.

Когда мы устроились в моём маленьком внедорожнике, он добавил:

— Это делает тебя назначенным водителем на этот вечер.

— Можно мне немного саке?

— Ты несовершеннолетняя.

С тех пор как я уехала в колледж, папа разрешал мне время от времени выпивать бокал вина и пива.

— Пожалуйста?

— Мы посмотрим.

Он поиграл с радио, настроившись на спутниковый канал Элвиса, и подпевал музыке всю дорогу до Раддингтона. Я давно не видела отца таким жизнерадостным.

Мы сидели за маленьким столиком у окна, выходившего на озеро Мичиган. Вода была чернильной и гладкой, подсвечённой круглой луной и небольшим количеством ярких звёзд. Несмотря на то, что я всегда хотела уехать, мы действительно жили в прекрасном месте.

— Это озеро, — сказал папа.

— Да.

— Я хотел купить плавучий дом, когда мы были моложе, но твоя мама… она не хотела жить на лодке.

— Ты думаешь, это из-за того, как умерла Чатва? — моя прапрабабушка утонула за несколько лет до Второй мировой войны. Ей было всего пятьдесят пять. Несмотря на то, что моя мать не знала её, это оставило у неё шрамы.

Папа оторвал взгляд от озера.

— Я знаю, что это было из-за того, как умерла Чатва. Ещё до того, как ты начала ползать, она записала тебя на уроки плавания.

Женщина, одетая в жёлтое кимоно, плавно подошла к нам и протянула меню в кожаном переплёте. Я была так голодна, что хотела заказать всё подряд. За исключением рыбы фугу. Я бы никогда добровольно не попробовала то, что может меня убить. С другой стороны, я поцеловала фейри и прокатилась с таинственным охотником. Насколько опаснее была рыба фугу?

Закрыв своё меню и выбрав то, что хотела съесть, я провела пальцем по символу, выбитому на мягкой кожаной обложке, — причудливому изображению дерева. Я нахмурилась, разглядывая его поближе. Где я видела это раньше? Холодок пробежал у меня по спине, когда я вспомнила.

На первой странице книги Холли.

Я была так ошеломлена, что меню выскользнуло у меня из рук и приземлилось на мои палочки для еды, отправив одну из них на пол. Официантка наклонилась, чтобы забрать его, а затем вернулась через мгновение со свежей парой.

— Извините, но не могли бы вы сказать мне, что означает этот символ? — спросила я, указывая на меню.

— Это типография, которая сделала меню, — сказала она.

— Где я могу найти эту типографию?

— Зачем? — спросил папа.

— Э-э… для друга, который пишет книгу.

— Небольшая типография в Детройте. "Форест Принт", — сказала официантка. — Вы готовы сделать заказ?

Я не записала название. Не то чтобы я могла это забыть. Мы сделали заказ, а потом папа расспросил меня о моём друге-писателе. Я сказала ему, что это для парня моей бывшей соседки по комнате. Я не стала вдаваться в подробности. Он подумал, что это здорово, что у меня такие трудолюбивые знакомые.

Наша лодка с суши и сашими прибыла быстро, и мы быстро её проглотили. На десерт у нас было мороженое с зелёным чаем и маленький стаканчик игристого саке. Пока папа расплачивался, я извинилась и пошла в туалет. Я поискала типографию "Форест Принт" и обнаружила, что она расположена у реки Детройт, напротив Белл-Айл. Я сделала снимок экрана их главной страницы, затем отправила им электронное письмо, спрашивая, есть ли у них запись о книге под названием "Дерево Ведьм", которую они напечатали в 1938 году.

За год до Второй мировой войны. Мой желудок скрутило. Чатва умерла примерно в то же время. Неужели книга её племянницы убила её? Может быть, фейри пытались заставить её прочитать книгу, а она отказалась?

Поражённая этой новой теорией, я вышла из туалета.

Папа ждал меня перед дверью с моим пальто.

— Я уже начал беспокоиться.

— В каком году умерла Чатва, папа? — спросила я, надеясь, что он скажет 1936 или 37 год.

Он положил руку мне на плечо.

— Чатва? — он наморщил лоб. — Хм. Я думаю, это был 1938 год.

— Ты уверен?

— Почти уверен. Я могу откопать один из семейных альбомов. Это должно быть в нем.

Когда мы выходили из ресторана, я едва чувствовала свои ноги. Вместе с большей частью моего тела они онемели.

— Спасибо за ужин. Надеюсь, ты знаешь, что ты — мой любимый собеседник.

Он поцеловал меня в макушку.

— Я не думаю, что мне когда-нибудь надоест это слышать.

Я устроилась за рулём и уже собиралась тронуться с места, когда на моём телефоне появилось текстовое сообщение.

"На пути назад".

ГЛАВА 16. ЗАПИСКА

Хотя у меня не было планов выходить на улицу, сообщение, которое я получила от Каджики, заставило меня помчаться к Холли после того, как я высадила отца. Он не упомянул, когда именно вернётся, но я всё равно пошла туда, потому что это было лучше, чем расхаживать по своей комнате.

В доме было темно, тихо и холодно — более жутко, чем в большинстве домов Роуэна на Хэллоуин. Я попыталась подавить своё сверхактивное воображение, когда открыла входную дверь, и её петли заскрипели.

— Это Катори, — крикнула я, на случай, если Каджика был там, ждал в тени или спал в одной из двух тёмных спален.

Я попробовала включить свет, но ни одна лампочка не зажглась. Энергетическая компания, должно быть, снова отключила электричество. Я включила приложение для фонарика на своём телефоне и посветила лучом вокруг себя. Дом выглядел точно так же, как и в ту ночь, когда я в последний раз видела Каджику, за исключением того, что сегодня вечером в дымоходе не горел огонь.

Сжимая телефон в одной руке и стрелу в другой, я медленно прошла через кухню. Отвратительный запах заполнил пространство вокруг закрытого холодильника. Я представила себе еду, гниющую внутри. Хотя у меня было искушение выбросить заплесневелое содержимое, я не прикасалась к дверце холодильника, боясь, насколько сильнее станет вонь, если я её открою.

Я посветила фонариком на кухонные стойки. Стопки жёлтых почтовых открыток были аккуратно сложены рядом с керамическим горшком, наполненным ручками, и бежевым телефоном с диском. Этот телефон наполнил меня воспоминаниями. Каждый раз, когда я в детстве навещала Холли с бабушкой, я просила позвонить домой по телефону — это был единственный номер, который я знала наизусть. Больше ни у кого в Роуэне не было телефона с вращающимся диском. Скоро кто-нибудь его выбросит. Я колебалась, брать ли его, но действительно ли мне нужно было напоминание о том, что Холли больше нет? Что навсегда общение с ней будет невозможным?