Институт благородных убийц (СИ) - Малахова Валерия "Валерия_Малахова"

— Талина… ты не боишься?

Я оторвала взгляд от учебника хороших манер и некоторое время разглядывала соседку по комнате. Она нервничала, но терпела. Как её там? Келина даар Ламуи, южанка с пылкой кровью, ей здесь было трудно, но повезло устроиться обожалкой к одной из розочек, и до недавних пор ей завидовали все в нашей комнате. Не любили за такую удачу, да, но завидовали. Что занятно, сама Келина тоже считала, будто ей неслыханно повезло. Но как же, должно быть, сложно сдерживаться, угождать, бояться сказать патронессе хоть слово поперёк!

А ведь на юге недавно бушевал мятеж. Интересно, это задело семью Келины? Поможет ли пережитое понять то, что я сейчас ей скажу?

— Я почти умерла. Была от смерти вот на такой волосок, — я сняла чёрный волос с воротника Келины, та попыталась было отшатнуться, но застыла под моим обманчиво ласковым взглядом. — Ты правда считаешь, что после такого я могу бояться… их?

— Но… — Келина сглотнула, но продолжила: — Мне говорили, что после такого очень ценят жизнь. Очень сильно.

Я мягко улыбнулась и кивнула:

— Ценят. И да, очень сильно. Но ты правильно сказала: ценят жизнь, а не то, что у меня до сих пор было.

В глазах Келины промелькнуло странное выражение. Понимание? Протест? То и другое?

— Скажи мне… — я понизила голос почти до шёпота. Улыбка не сходила с моих губ. — Скажи, то, как я существовала до сих пор — это можно назвать жизнью? Настоящей жизнью, той самой, которую следует ценить?

— Любая жизнь ценна, — голос Келины внезапно зазвучал надтреснуто.

— Любая? — я несколько секунд длила паузу, позволив слову зависнуть в воздухе, а затем легко выдохнула: — Ты просто подумай над этим… Келль-Анна.

На юге это имя должно было звучать именно так. По крайней мере, так его произносили лет триста тому назад, когда я там случайно побывала.

Да, я знала, что в Институте благородных девиц не принято «говорить, как варвары». Келина дёрнулась, хотела что-то сказать, но смолчала. А я молчать не стала:

— У тебя такое красивое имя… А как на юге звучало бы моё? Таль-Анна?

На самом деле я знала ответ, но мне была важна реакция Келины. Несколько мгновений она стояла молча с оторопелым выражением лица, а затем улыбнулась мне. Это была первая настоящая улыбка, которую я у неё видела с момента нашей вчерашней встречи: ещё немного неуверенная, но широкая и искренняя.

— Таэль-Ина. Тебя бы называли так.

— Таэль-Ина… Мне нравится. Может, стоит подыскать себе мужа на юге?

Келина внезапно расхохоталась — самозабвенно, до слёз:

— Ох, бедный юг… Но если хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю. И… спасибо.

— Познакомь, — усмехнулась я. — И не за что.

Когда Келина отошла, всё ещё хихикая, возле меня возникла Лоиса. В глазах её стояли слёзы.

— Ты… так много для меня сделала. Как я смогу отплатить?

С важным видом поразмыслив пару секунд, я озорно на неё поглядела:

— Достанешь мне красивый альбом?

Альбом возник тут же, словно по волшебству. Как знать — может, Лоиса заранее его прикупила и готовила подарок? Я потребовала от неё первого стихотворения, а от Келины — второго. Девушки принялись писать, каждая на своей половинке альбома, а когда закончили, то пририсовали кучу цветов и сердечек: здесь не принято было оставлять нетронутым хоть клочок выделенной бумаги. Пока они старались, ко мне подошла ещё одна соседка по комнате и попросила написать тот ужас, который я выдала на уроке, в её собственный альбом. Пришлось несколько потрудиться, но, кажется, гроб вышел вполне милым, а уж свечи так точно симпатичные, пускай и немного неровные. Девица смотрела на мои художества сначала в священном трепете, потом с интересом, а закончилось всё взрывом восторга. Ох, чувствую, введу я здесь новую моду…

Это странное чувство, зародившееся у меня в груди… я не могла подобрать ему названия. Словно я вновь стала беспечной Второй дочерью господина И-Тана, Сокола времён, владельца поместья Цветы-у-холма. Отцу ужасно не шло имя, он был полным, улыбчивым человеком, предпочитающим составление гороскопов боевым искусствам, а распитие вина с друзьями — охоте. Мой старший брат получил образование чиновника и служил в северных провинциях, старшая сестра вышла замуж за сына соседнего помещика и была вполне довольна, а я…

Я мечтала, как все прочие девушки моего возраста. Думала, что влюблена — и до сих пор считаю, что была влюблена. Сочиняла стихи о прогулках при луне, хотя ни разу не выходила на улицу даже в сумерки (что вполне естественно для благовоспитанной барышни). Вышивала по схемам пагоды, в которых никогда не бывала. При этом чувствовала себя счастливой. Конечно, случались невзгоды: ах, он на меня не так посмотрел, ой, папенька не желает покупать тот миленький браслет… Но всё равно я была молодой, глупой и счастливой девчонкой, жаждущей простых человеческих радостей.

Демоны так не могут. Со временем ощущение счастья становится призраком, преследующим тебя в самых глубоких подземельях бездны. Ты мечтаешь о счастье, но тебе не дано. И однажды ты постановляешь, что пора прекратить мечтать.

Наверное, именно в этот момент мы окончательно расстаёмся со всем человеческим в себе.

Может ли случиться так, что боги, заигравшись в неведомые игры, выдали мне случайно второй шанс?

Вряд ли. Или просто демоны не умеют надеяться и верить.

Тогда что сейчас со мной происходит?

Я не знала ответа. Не знала даже, хочу ли я искать этот ответ. Но понимала одно: за эту призрачную тень счастья, за слабый отголосок меня, той, настоящей, которой я была когда-то и перестала быть — за это я способна пойти на очень многое. И если это пытка перед тем, как вернуть меня во флягу-тюрьму…

Лучше не делать ничего такого с демоном. Даже со слабым, вроде меня. Не нужно искушать богов и судьбу.

«Мы что-нибудь придумаем, правда».

«Спасибо, Талина».

Я была уверена: нет, не придумаем. Но попытаемся. Ох, попытаемся… Вполне возможно, кто-то поплатится за эту нашу попытку жизнью.

«Нашу попытку», «мы попытаемся»… Кажется, я сроднилась с Талиной. Не привыкла к ней, а захотела по-настоящему остаться в её теле. Странное раздвоение душ, в итоге образующее единого… человека? демона? нечто третье, невиданное и неслыханное ранее?

Кто мы? Не я, обыкновенный lutum, и не она, провинциальная барышня, попавшая чудом в столичный Институт благородных девиц. Мы. Странное, невозможное существо.

Как знать, вдруг это и есть то позабытое, что именуют «дружбой»?

«А можно тебя… ну, спросить? Ты только не обижайся, если что».

«Спрашивай. Не обижусь».

Талина заговорила осторожно, явно подбирая слова:

«Слушай, ведь lutum — это же не имя, правда? Это так… не знаю…»

«Обозначение для определённого подвида демонов. У меня нет имени, Таль. Это правда. Привыкни уже».

«Не хочу привыкать!»

Так, а это уже что-то новенькое.

«Мы же делим одно тело, верно? Ну вот. Меня все называют Таль, а тебя… давай ты будешь Линой? Хорошо?»

На некоторое время я озадаченно замолкла. Имя? Зачем мне имя, я же…

А с другой стороны — почему нет? Почему мне нельзя? Только потому, что я не одна из великих, тех, о ком в бездне или упоминают вполголоса, или не упоминают вообще? Ну так я ведь не собираюсь править демонами! Это… что-то домашнее. То, что между мной и Талиной.

«Хорошо, договорились. Спасибо».

Лина… Обычное, неброское имя. Красивое. Мне нравится.

В последний раз я получила имя, когда вышла замуж. Тогда мой супруг, Клинок-из-Ручья, торжественно провозгласил, что я больше не Вторая дочь. Он нарёк меня Лотосом. Все прямо ахнули, отец гордился так, что, казалось, раздулся от важности поперёк себя шире. Изысканное, прямо дворцовое имя, не какая-нибудь Красавица моей души или Милая жёнушка, как было принято в нашей провинции.

«Ты любила его… своего мужа?»

Клинок-из-Ручья… чёрная прядь волос, выбившаяся из причёски — словно небрежно, но каждый её изгиб тщательно продуман. Широкие рукава, какие никто в нашей провинции не носил — просто не могли с ними управляться, а он, казалось, родился в этом длинном двубортном кафтане, запахнутом на правую сторону и подпоясанном тёмно-синим кушаком. Столичный вельможа, присланный в нашу глухомань… никто толком не знал, то ли это была ссылка, то ли, наоборот, повышение до Управляющего налоговой палатой, просто поближе к центральным провинциям должности не нашлось. Он фехтовал лучше любого из наших сельских увальней, слагал стихи, похожие на творения величайших поэтов древности (или просто я, потерявшая от этого мужчины голову, так считала), мог запросто поболтать с отцом о гороскопах, а с дядюшкой, истовым любителем охоты — о гончих и соколах… Он совершенно не чинился: наши молодые люди рядом с ним чувствовали себя комфортно, тянулись за ним и становились лучше. Так говорили все, а кто я была такая, чтобы не верить лучшим людям провинции?