Джена Шоуолтер - Самый темный соблазн
"Хватит", – едва не закричала Сиенна. – "Хватит меня мучить. Я согласна".
– Сиенна! – Это был хриплый крик, смешанный с отчаянием и надеждой. – Сиенна!
– Хватит! – На этот раз Сиенна не сдержалась. Слёзы жгли ей глаза, подбородок дрожал, зубы стучали. Она вцепилась в полы своей рубашки, чтобы не протянуть руку и не коснуться Париса, когда орда Гаргл проносила его мимо.
Сначала Сиенна считала иллюзии реальностью. Она бросалась к ним, и не сумев прикоснуться, чувствовала, как по кусочкам разрушается частичка её сущности – единственное, что она ещё любила.
"Рай... Ад... Помоги. Помоги!"
– Сиенна! – Парис так яростно вырывался, извиваясь, брыкаясь, выворачиваясь из лап своих стражниц, что рука выскочила из плечевого сустава. – Я пришёл за тобой. И без тебя не уйду. Сиенна!
"РАЙ... АД... ПОМОГИ!"
Сиенна чувствовала себя так, словно в животе её перекатывались железные шары и взбивали всё нутро, проталкивая желчь в горло. Она отпустила рубашку и, вонзив ногти в бёдра, разодрала кожу, пытаясь добраться до костей.
"Успокойся."
Как бы сильно ни хотелось ей успокоить Париса, Сиенна знала, чем больше усилий она приложит, тем яростней тот будет сопротивляться. Это всё не настоящее. Он не настоящий.
– Сиенна!
Наконец группа исчезла за углом, а будь они настоящими, то направились бы в подземелье. Парис продолжал бушевать, и она чуть не погналась за ним, и плевать, мираж это или нет.
– Мне жаль, – прохрипела Сиенна. – Мне так жаль.
Гнев захныкал.
Несмотря на желание рухнуть на пол, свернуться калачиком и зарыдать, Сиенна вынудила себя выкинуть видение Париса из головы и двинулась в противоположном направлении.
И в ту же секунду возникло другое воспоминание, разыгрываясь рядом с Сиенной. Её давно покойная мать сидела в темноте со стаканом водки.
"Мне жаль, что тебя похитили!" – Сильное, истошное рыдание. – "Прости меня. Я сказала это не серьёзно, милая. Мне так жаль". – Пощёчина. – "Я ненавижу тебя! Убирайся". – Снова рыдания. – "Прости. Я не должна была бить тебя".
Другие семьи постигло то же горе, те же ссоры, и Сиенна попыталась не поддаваться этим воспоминаниям.
В любом случае, это было безопаснее видения о Парисе. И всё же, она сделала всё, чтобы настроиться и сосредоточиться на своём задании – освободить одержимых демонами бессмертных наверху, чтобы получить ответы на свои вопросы.
Кронос, может, и приказал Повелителям найти и захватить в плен остальных носителей зла из ящика Пандоры, но царь титанов не прекращал собственных поисков.
И сейчас, в спальнях наверху, были посажены на цепь трое пленников – хранители Одержимости, Безразличия и Эгоизма. И ни один из них не знал о её нахождении в этом замке.
Поскольку Сиенна ещё не научилась летать, и не была уверена, что когда-нибудь найдёт для этого силы, она поднялась по винтовой лестнице.
Кончики её крыльев, по крайней мере, раз тысячу зацепились за потёртый ковёр, прибавляя боль её уже и так ноющим мышцам. Бёдра Сиенны горели от напряжения, затраченного на подъём. Дважды ей пришлось останавливаться и, согнувшись пополам, пытаться отдышаться.
Тем не менее, поднявшись на лестничную площадку, Сиенна расправила плечи и вздёрнула подбородок. Воины, находящиеся здесь, ощущали слабость в любом проявлении, даже если не могли видеть её источник.
И чувствуя слабину, они начинали биться в прозрачные, невидимые двери, удерживающие их в неволе, выкрикивая гнусные непристойности и обещая все виды возмездия, как будто именно она, Сиенна, была повинна в их пленении.
"Давай же, давай. Ты можешь сделать это, ты можешь это совершить."
"Посмотри, что ты уже пережила". Эти слова подбодрили Сиенну. "Вот так. Хорошая девочка." В первой спальне, к которой она подошла, находился Камерон. Сиенне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он Повелитель Одержимости. Камерон был рабом привычки и чётко следовал своему распорядку, поэтому сейчас, в сумерках, отжимался от пола. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз.
Как обычно, один лишь только его вид заставил Гнев яростно забиться внутри неё. В голове Сиенны взорвалась боль – предшественник образов, которыми демон наводнит её разум. Жуткими образами из прошлого Камерона – кровавые битвы, женщина в его объятиях, угасающая, умирающая, а затем видение самого Камерона, проклинающего небеса, кричащего... кричащего... обещающего отомстить...
Сиенна поспешно прошла мимо, но не раньше, чем очень реальный образ его загорелой, блестящей кожи от пота, стекающего по сексуальной мускулатуре, запечатлелся у неё в мозгу. Его волосы богатого, насыщенного оттенка бронзы прилипли к голове. Взгляд был направлен вниз, но Сиенна знала, что его глаза потрясающего лавандового оттенка в серебристой оправе.
В следующей комнате содержался Пьюкинн – Повелитель Безразличия. Увидев его, Гнев успокоился. Эту реакцию Сиенна не поняла, а демон не стал объяснять.
Сквозь резкость костной структуры и чувственность тёмных глаз проступало египетское наследие Пьюкинна. У него были длинные, чёрные и прямые, как перо волосы. В остальном же, он больше походил на зверя, чем на человека – на голове росли рога, на руках – когти, мускулистые ноги покрывала шерсть.
Камерон звал его "Ирландцем", потому что, несмотря на внешность и происхождение, голос Пьюкинна изобиловал обольстительным акцентом Британских островов. И в этом Сиенна была с Камероном согласна.
Наконец она дошла до комнаты Винтер – Повелительницы Эгоизма. Гневу было на неё наплевать. Он не наводнял разум Сиенны образами, не сыпал угрозами, что она также не могла понять.
Винтер прислонилась бедром к косяку, сложила руки на животе и в нетерпении барабанила окрашенными в коралловый цвет ноготками.
Она так походила на Камерона, как могут быть похожи между собой лишь кровные родственники – загорелая кожа, бронзовые волосы и радужки глаз цвета лаванды, оправленные серебром. У Винтер были длиннющие ноги и изгибы тела, которые были, не просто опасны, а смертоносны.
Её роскошная женственность составила бы прекрасный контраст с идеальной мужественностью Париса.
Сиенна напрягалась, так как при этой мысли ревность тисками сдавила грудь. "Он мой."
"Нет, он не мой и никогда им не станет", – подумала Сиенна. Она попыталась связаться с Парисом, но он не смог её увидеть. И это, вероятно, к лучшему. После всего, что она ему сделала, после всей боли, что она ему причинила, Парис никогда не сможет ей доверять.
