Соня Сэнь - Химеры Апокалипсиса
Вечером я оказалась в доме одна — не считая Клео. Тихорецкий, впервые на моей памяти посетив парикмахерскую, надев новый костюм и гладко выбрив бледную физиономию, отправился на романтическое свидание. Потрясая перед моим изумленным носом букетом кроваво-красных роз, он взволнованно вопрошал, не обижусь ли я, если ночью он (все может быть, она девушка современных взглядов) домой он вернется не один. Я рассмеялась и вытолкала его за дверь.
'Хотела бы я поближе познакомиться с холостяцкой берлогой детектива Фэйра', - грустно думала я, утонув в недрах уютного кресла в обнимку с бутылкой красного вина. За окном полз молочный, густой как сахарная вата туман, делая мир каким-то нереальным, призрачным. Интересно, в Москве бывают подобные туманные ночи? Ночи, которые бы напоминали мне черные глаза моего англичанина?..
Поднявшись, я включила камин, собрала на поднос грязную посуду, захватила пустую бутылку и направилась в кухню. Мимо меня по коридору, едва не сшибив с ног, ураганом промчалась Клео и с проворством тушканчика запрыгала вверх по лестнице. 'Должно быть, в подвале снова крысы завелись', - подумала я недовольно. Клео страшно боялась крыс — этот факт служил источником постоянных насмешек над ней Тихорецкого. Я задумчиво проводила взглядом любимицу. Кто еще мог так напугать кошку?
Когда я вернулась в гостиную, в моем кресле напротив камина кто-то сидел. Мужчина. Его белые длинные волосы казались красными в свете огня. Глаза на затемненном лице сверкали двумя узкими кинжальными лезвиями.
Вскрикнув, я развернулась, метнулась к двери… и уткнулась носом в широкую и твердую, как камень, грудь. Две сильные руки неторопливо взяли меня за плечи, повернули, провели вглубь комнаты и усадили на диван. После этого ночной гость с легким шуршанием уселся напротив и дружелюбно заметил:
— Какой прелестный халатик. Цвет индиго, мой ангел, тебе удивительно к лицу. Ты само очарование. Если бы не этот синяк на лбу… Пожалуй, со взрывом я переусердствовал.
— К…кто ты? — я не могла пошевелиться, скованная ужасом. В голове билась одна-единственная мысль — как дать знак дежурившему у дома полицейскому. Который, кстати, прозевал таки вторжение убийцы.
— Ммм… кто я? Не поверишь, сколько раз мне задавали этот вопрос и как сложно на него ответить. Я уже порядком устал на него отвечать… и знать наперед все последующие вопросы. Но ты ведь и сама знаешь, кто я. Не так ли? Обрати внимание, дитя мое — я говорю с тобой на твоем родном языке…
Я сглотнула. Незнакомец был прав.
— Я… я знаю, кто ты. Ты был там, в магазине… и в метро.
— И у тебя дома.
— Да…Как ты вошел?
— О, умоляю тебя! — фыркнул гость, красиво запрокидывая голову.
— Ты один из Ангелов?
— Был когда-то.
Мужчина перестал улыбаться, наклонил голову, приковал ко мне взгляд своих необыкновенных зеленых глаз. Во мне все похолодело — на миг мне почудились летящие на ветру космы, сияющий меч, оскаленная пасть, горящие адским пламенем глаза, черные крылья, рокочущий разъяренным океаном голос… Потом туман перед глазами рассеялся, и ангельски красивый мужчина в кресле напротив кокетливо тряхнул льняными локонами.
— Нет, ты не ангел, — сглотнув, прошептала я. — Я поняла, кто ты.
— Даже не назовешь по имени? Хотя, ты права — их так много, этих имен… и я даже не знаю, какое мне нравится больше. Ну а зачем я пришел, догадываешься?
— Нет.
— Придется популярно объяснить. Понимаешь, к тем, другим, я являлся во всем блеске — неземной свет, белые крылья, голос с неба… Мишура. Но тебя я не хотел унижать подобным маскарадом. Ты не такая, как они, ты особенный, седьмой ангел, уникальный, самый сильный. Ты не клюнула бы. Какой из меня Михаил? — незнакомец хихикнул. — Вижу, ты не до конца понимаешь. Хорошо, времени у нас — вечность. Я все расскажу. Только позволь — поговорим мы в более приятном месте. Дай-ка выбрать…. Ага! Тебе понравится.
Огонь в камине вдруг взревел раненым зверем, взметнулся ввысь, на миг ослепив, а когда я решилась приоткрыть глаза, им предстало поразительное зрелище.
Огромный сад. Легкое кружево белых беседок, ажурные мостики. Прозрачный ручей, высеребренный луной водопад, ниспадающий с обомшелой живописной скалы. Цветы — фиолетовые, синие, индиговые, в тон лиловой траве — кружащие голову ароматом дикого меда. Павлины на аллеях. Деревья с золотисто-зеленой, шуршащей, точно фольга, листвой. Где-то шумит море; вдали, отпечатавшись на фоне огромной оранжевой луны, возвышаются шпили прекрасного средневекового замка. Ночь, смотрящая на землю миллиардами крупных звезд. Трель соловья. Поющие сверчки. Россыпь светлячков на траве.
Охнув, я покачнулась. Все поплыло перед глазами. Крепкая рука ухватила под локоть, усадила на скамеечку. Взгляд мой упал вниз, я изумленно выдохнула — по земле стелился подол моего пышного платья из красного шелка. Что за наваждение…
— Но какое прекрасное наваждение, не правда ли? — самодовольно шепнул на ухо уже знакомый голос. Я повернула голову.
Мой гость стоял, скрестив руки на груди, а за его спиной развевался черный шлейф мантии. Кожаный костюм он сменил на старинный бархатный камзол и бриджи и напоминал классического персонажа какого-нибудь исторического романа. Отбрасываемая им тень корчилась и плясала на земле, выгибая ломаные крылья.
— Сатана, — с отвращением произнесла я.
— Можешь называть меня воплощением тьмы, исчадием ада, лукавым, наконец, если тебе так противно произносить это слово, — позволил он и благосклонно улыбнулся. Улыбка вышла издевательской.
— Чего тебе надо от меня?
— А вот это уже деловой разговор. Я в тебе не ошибся. Ему, — тут Сатана с ироничной усмешкой воздел очи горе, — повезло с ангелом. Впрочем, это не суть важно, поскольку я собираюсь переманить тебя.
— Я все еще не понимаю, — сухо заметила я. Я сама поражалась своему хладнокровию. Пожалуй, единственное, что удерживало меня от истерики — смутное чувство нереальности, невозможности происходящего. Вот посмеется Тихорецкий… Пожалуй, пора мне пополнить ряды пациентов психиатрической клиники. А может, промелькнула безумная мысль, меня накачали наркотиками-галлюциногенами?
— Какие глупости, — фыркнул лже-Михаил. — Уж я-то более реален, чем этот ваш неуловимый, незримый Бог. Я мог бы сказать, что он слишком надменен и считает ниже своего достоинства ходить среди смертных, но тебе лгать не стану… хотя я и отец лжи. Просто это не в его правилах… Политика невмешательства! Отличная от моей. Уж я-то не брезгую сам решать свои дела с людьми и уж куда более благосклонен к их маленьким нуждам. Но я вижу, ты заскучала. Что ж, у тебя есть вопросы?
