Рэйчел Кейн - Солнечный удар
– Патрик, – сказал он. – Отведи ее к Патрику.
Дэвид выдал сдавленный вопль протеста, но было слишком поздно. Мир вокруг меня – Джонатан, Дэвид, кабинет – растворился, когда Рэйчел увела меня прочь.
И тут же, вообще без какого-либо ощущения перемещения, мы оказались стоящими в одном из переулков Манхэттена. Хотя нет. Это Рэйчел стояла в переулке, я же парила вокруг как… цветок в проруби, пытаясь сообразить, как снова надеть собственную кожу. Проклятье.
Она стояла, скрестив на груди руки, и смотрела на тот пространственный план, где болталась я. Рэйчел развлекалась. Потом она изучила свои безукоризненные ногти и очевидно решила, что ядовито-желтый больше не является цветом дня. Ее брючный костюм стал ярко-оранжевым, ногти приобрели яркую закатную смесь оранжевого, золотого и голубого. Даже бусины в ее прическе вдруг оказались из янтаря и сердолика.
– Я все еще тебя жду, – напомнила она и пошевелила пальцами для изучения эффекта. Очевидно, он не был достаточно впечатляющим; она добавила несколько колец – вполне со вкусом – и после этого вновь обратила на меня внимание. – Ну, давай же, Белоснежка, мы не можем торчать здесь всю неделю.
«Держи свое дерьмо при себе», – подумала я.
Она, должно быть, услышала, так как подняла в изумлении бровь.
– Это спорный вопрос. Я считаю, что это твое дерьмо, не мое.
Я медленно создавала свое тело. Изнутри во вне. В то время, как появлялась кожа, я уже переключилась на одежду, быстренько создавая ее по образцу, сделанному мной раньше. Раз, два… Может быть, секунд за пять. Не так плохо.
Туфли выглядели классно. Я изучила их и восхитилась, решив, что действительно необходима косая отделка и выбрала зеленую под лайм.
Когда я оглянулась, Рэйчел улыбалась. Дружелюбное выражение исчезло с ее лица в тот же миг, как я его заметила.
– Что? – спросила я.
Она тряхнула головой, звякнув бусинками в косичках.
– Ничего. Просто твоя манера одеваться, может быть, даже более странная, чем моя. Вполне изящный минимализм.
– Мы собираемся стоять в вонючем переулке весь день, разговаривая о моде?
– Ну не то, чтобы мы не могли этого сделать, но возможно, это не самый лучший план на день.
Она направилась в сторону выхода из длинного кирпичного тоннеля, где яркое нью-йоркское утро текло своим чередом в виде озабоченных пешеходов. Ни один из них на нас не смотрел.
– Старайся держаться рядом.
Я неуклюже шла за ней – если в подобных изумительных туфлях походка вообще может называться неуклюжей. Я ставила ноги аккуратно, избегая луж с Бог-знает-чем и бесформенных куч даже-бог-не-знает-чего. Рэйчел дошла до конца переулка, повернула направо и затерялась в людском потоке. Я торопливо догнала ее.
Стоял по-настоящему великолепный день; солнце ласкало мою кожу, обволакивая меня, словно мягкое теплое покрывало энергии, и я жадно подпитывалась ею. Вокруг нас звучала бесконечная симфония автомобильных гудков, сирен, громких голосов – от избытка энергии. Я начинала любить этот город. Вытряси из него все дерьмо – он крутанется и встанет на ноги. У нас с Большим Яблоком это было общим. Это и нахальный, дерзкий характер.
– Итак, кто у нас Патрик? – спросила я, наконец. – Твой приятель?
Рэйчел фыркнула с глубоким отвращением.
– Нет. Мы движемся разными орбитами.
Хм. И в мире джиннов можно быть непопулярным. Кто знает…
– Что с ним не так?
– Ничего. Мы просто очень разные.
– Да? Насколько? Он, что, неаккуратен в делах?
Я заслужила косой взгляд упрямых золотых глаз.
– Он считает, что лучший способ понять, что значит быть джинном, это научиться быть рабом.
Я сбилась с шага. Рэйчел продолжила путь, но чуть медленнее, позволив мне догнать ее.
– И это парень, к которому ты меня ведешь?
– Ни у кого из нас нет выбора, – парировала она. – Я вынуждена подчиняться приказам Джонатана. Так же, как и ты.
– Да, кстати, почему?
Она стрельнула в меня взглядом широко раскрытых жарких янтарных глаз, которые стали почти человеческими от удивления.
– Почему что?
– Почему ты ему подчиняешься?
Она мягко встряхнула головой.
– У меня нет ни времени, ни сил, чтобы рассказать тебе всю историю джиннов за один день. На то, что Джонатан руководит нами, есть веские причины. Если тебя направили к Патрику, я передам тебя ему лично в руки, и ты там останешься. И кончено.
Может быть, для нее. Но я не принимала приказы без малейшей возможности их оспорить. В то же время бесполезно спорить об этом с Рэйчел. Я убедилась на собственном опыте, что она раздавит меня как муравья.
– Ну и где этот парень?
Она показала. Я моргнула.
– Ты шутишь, – не поверила я.
Прямо впереди, на конце ее указующего пальца, словно она вызвала его из земли, стояла гигантская башня из камня и стали – здание «Эмпайр Стейт Билдинг». Вернее, его туманные очертания. Нам предстояла долгая прогулка.
– Ты не спутала мои туфли с туристическими ботинками?
Она сверкнула ослепительной едкой улыбкой:
– Тогда надень удобную обувь.
Я вздохнула и подстроилась под ее шаги. Бывают дни, когда погоня за модой себя не оправдывает.
Нью-Йорк интересен на всех уровнях, но на эфирном в особенности. На физическом плане он лежит подобно свадебному торту, история на истории. Достаточно спуститься в его тоннели, и вы найдете подлинные надписи и рисунки первых поселенцев, а также давным-давно изгнанных индейцев, живших здесь еще до них. На тонком плане Нью-Йорк кирпичный, цементный с уличными фонарями – так он воспринимается через образы и энергетику. Чудовищный склад аккумуляторов, укомплектованный добротой, злостью, яростью, миролюбием, бешенством, любовью, ненавистью и амбициями. На эфирном плане он выстреливал вверх на многие мили. Страна чудес с постоянно сменяющимися миражами.
Сегодня здесь было ярче, чем в последний раз, когда я наблюдала все это. Какая-то агрессивная гордыня пронзала каждое строение, и даже жилые многоэтажки заразились яростью и отчаяньем.
Башни-близнецы продолжали существовать на эфирном плане. Когда мы походили место, где они стояли, здания были отчетливо видны. Я остановилась, открыв рот, чувствуя ледяные мурашки по всей моей не вполне человеческой коже. Приведения двух зданий поднимались в серое небо сияющим льдом.
– Как? – заикаясь, спросила я, уже зная ответ. Они были здесь потому, что продолжали жить в сердцах и умах миллионов, а может, и миллиардов людей. И пока не исчезнет память о них, они будут оставаться на эфирном плане. – Потому, что мы помним, – решила я.
Рэйчел серьезно кивнула и сказала:
– У людей есть сила. Созидание, уничтожение, воспоминания… все эти действия заключают в себе великую мощь. Гораздо больше, чем кто-либо из них осознает.
