Истинная из страны оборотней - Эрика Грин
— И вы можете называть меня просто Ангус, — продолжал попечитель. — Когда такая красивая и милая девушка называет меня деем, я чувствую себя каким-то стариком. А ведь мне всего тридцать пять лет.
«На десять лет старше Ингвара,»- машинально посчитала Элла.
Когда дей Ангус уехал, она с облегчением выдохнула. Рядом с ним ей, казалось, не хватало воздуха. При всем своем великолепии он внушал ей страх. Хотя она отметила про себя, что улыбка у него приятная и должно быть очень нравится женщинам. Может, он и не такой уж неприятный, как показалось в начале?
Глава 27. Отец и сын. Коварство и любовь
Конунг с нетерпением ожидал появления сына во дворце. Сардоникс с помощью своего лилового кристалла поделился с правителем последними новостями из жизни наследного принца. Харальд прибывал в прекрасном настроении: все продвигалось именно так, как он задумал. Сын сумел обаять дочку Гвенды, и у них завязались романтические отношения. «А все-таки она хорошенькая, — думал Харальд Великий, поливая редкие голубые розы в саду. — Очень похожа на свою мать…» Но он отмахнулся от этой мысли, чувствуя, как от нее начинает таять его твердость в достижении цели. А цель эта — месть, а не ахи и охи над прелестями дочери предательницы и обманщицы.
Сегодня конунг вызвал сына к себе, чтобы напомнить ему о важном поручении и подвести к разговору о его предстоящем дне рождения и брачной церемонии. Харальд уже живо представлял себе тот красочный спектакль, который они устроят для посрамления семейки Грейденов. Его сердце начинало биться сильнее, а будущее виделось пусть смутным, но более-менее определенным.
Харальд ополоснул руки водой из кувшина, который принес слуга. Вытер их полотенцем с вышитыми по краям драконами и пошел в замок. После теплого, залитого солнцем сада внутри здания все казалось бы мрачноватым и унылым, если бы не волшебная игра красок и света на стеклах высоких стрельчатых окон. Особенно много света от мозаичного стекла было в библиотеке, где Харальд собирался поговорить с сыном. В ожидании Ингвара он углубился в чтение тех древних фолиантов, которые отыскал среди множества книг и рукописей Сардоникс. Он успел прочитать четверть сказания о Гароде и Нее, как в библиотеку, словно молодой ветер, ворвался Ингвар. Харальд невольно залюбовался сыном: каштановые волосы рассыпались по широким плечам, на щеках играет здоровый румянец. Парень явно взволнован предстоящим разговором.
— Отец, ты звал меня, чтобы о чем-то поговорить… — Ингвар с нетерпением вглядывался в лицо конунга.
— Да, сын мой. Присядем. — он широким жестом указал на два кресла из дорогого полосатого атласа. — До меня дошли слухи, что в Дрокенсвёрде не все спокойно: среди знати случаются нежелательные настроения. Из достоверных источников мне стало известно, что некоторые семейства, пользуясь всеми благами родственного к ним отношения, тем не менее ведут разговоры, которые мало соотносятся с честью дракона и способны подорвать власть конунга.
— Вот, отец, — на лице Ингвара отразилось живое участие и неподдельный интерес. — я тоже хотел бы поговорить об этом. Не кажется ли тебе, что в нашем лане чересчур пышным цветом расцвело вольнодумство, когда всякий говорит, что хочет, отступая от законов совести и чести? Нет, я не против того, чтобы люди выражали свое мнение свободно… Но вот в чем вопрос: что есть обоснованное мнение, а что — безответственный навет или бездумное говорение потока бессмысленных фраз?
Харальд смотрел на сына и видел в нем себя, такого, каким он был сам четверть века назад. «А сын-то у меня — дельный малый,» — с удовлетворением подумал конунг.
Ингвар вскочил на ноги и оживленно заговорил, изредка жестикулируя.
— Порой послушаешь какого-нибудь лавочника, прыща на ровном месте: напыжится, нахохлится, примет постный вид и изрыгает из себя невежественное суждение о предмете, о котором он имеет самое смутное представление. Я, говорит, имею собственное мнение о «Дракониаде» Лучиана Рохоса, мол, пишет плохо и он его не любит. Хочется взять его за воротник и устроить экзамен тут же, который он наверняка не сдаст! Чтобы заявлять такое о признанном классике, надо прежде прочитать все его произведения, чтобы приобрести хоть что-нибудь отдаленное напоминающее суждение. Зато он вольнодумец, куда там до него профессору литературы или, скажем мне, дракону с университетским образованием!
Но хуже всего газетные писаки! Они примерно такие же, как упомянутый самозванный критик, но гораздо более уверенные в собственной непогрешимости и святости своего пресловутого мнения! Вот взять журналистов из «Дрокенсвёрд хроникл». Пишут такую чепуху! И ведь уверены болваны в своей правоте! Знаешь, отец, хоть человеческая глупость велика, но даже океан имеет какие-то берега. Если потворствовать глупцам, не успеем оглянуться, как все драконье сообщество постепенно отупеет.
— К сожалению, сын мой, я вижу некоторые зачатки этого среди кое-каких известных семейств, — Харальд нахмурился. — С тех пор, как драконья сила стала таинственным образом покидать многих представителей знати, они начали сомневаться во власти конунга. Это недопустимо. Поэтому нужно ускориться и добыть магический артефакт, который вернет нам волшебные свойства, а нашему статусу — незыблемость. Ингвар, как у тебя обстоят дела с малышкой из семейства Грейденов? Надеюсь, в пылу флирта ты не забыл, как нам важен ее медальон?
Ингвар вздрогнул от неожиданности, на его красивое лицо набежала легкая тень. Он и думать забыл о серебряном медальоне, с которым Элла почти не расставалась. Он так красиво обвивает ее нежную белую шею с тоненькой жилкой…
— Ее зовут Элла, отец, — нехотя произнес молодой дракон, не ожидая ничего хорошего от продолжения разговора.
— Элла, Белла — какая разница? — подмигнул сыну конунг. — Главное, что она в тебя влюблена и подарит тебе медальон после свадьбы.
— Ты хочешь нас поженить, отец?! — воодушевился Ингвар. На его лице вспыхнул румянец удовольствия от услышанного. Свадьба с Эллой! Он сам только об этом и думает последнюю неделю!
— Да, считаю, что день твоего рождения- самое подходящее время для свадебного торжества, — усмехнулся конунг.
Харальд внимательно всмотрелся в лицо сына. Ингвар светился от счастья и витал в своих грезах и почти не слышал отца. «А сын-то, кажется, влюбился… Да, это может несколько осложнить финал нашего спектакля, но не более того. Все равно эту пьесу я разыграю по своим нотам: Грейдены будут опозорены, артефакт окажется у меня, моя власть укрепится! Ну, а Ингвар… Попереживает день-другой, да и утешится в объятиях какой-нибудь красотки».
Харальд еще раз взглянул на сына и вновь увидел себя в молодости. В душе
