Стражи Сердца. Единственная для пустынников (СИ) - Полынь Кира Евгеневна
Ворон!..
Мягкие, чудовищно теплые, они касались, неуловимыми крыльями бабочек прижимаясь к коже. Пробовали трепетно, робко, с легким оттенком надежды, от силы которой я растеряла дыхание, как и все мысли, что закрутились в голове вихрем.
— Что ты…
— Дай согреть себя, кадын (3), — требовательно произнес он, вновь порабощая своим голосом.
(1) — Проклятье!
(2) — моя женщина.
(3) — женщина.
С любовь.
Кира и кот по имени Хомс
Глава 28
Собственная покорность поражала любое воображение, звуча в темноте красноречивым молчанием.
Такому голосу невозможно было противиться, и хоть происходившее напоминало горячечный бред, я замерла, не спеша прогонять видение.
Расценив мой ответ по-своему, Ворон вновь прикоснулся к губам, но тут же мягко спикировал к шее, обжигая ее своим дыханием. По венам, словно от звука его голоса, заструился огонь, небольшой точкой рассыпаясь под тонкой продрогшей кожей.
Рядом расцвела еще одна, сливаясь с подругой, и тут же вспыхнула третья, отчего согревающий круг тепла становился все крепче, возвращая в голову способность генерировать мысли.
Дурные мысли.
Потому как я закатила глаза от чутких касаний, невольно прислушиваясь к отзвукам под кожей, рождавшимся снова и снова.
Тайпан, словно проваливаясь в этот бездумный поток со мной, прижался губами к плечу, оставляя на нем свою метку и вынуждая меня в очередной раз попытаться осмыслить происходящее.
Меня целуют, гладят, словно лаская, двое моих стражников, которым на роду написано быть с одной женщиной. Будто бы сейчас это игра в правильный, на их взгляд, расклад, прикрытая попыткой меня согреть.
Так ведь? Или нет?..
Замершее тело все сильнее отзывалось, возвращая чувствительность, тем самым сильнее накручивая ощущения чужих рук, без устали рисующих широкие полосы.
— Тш-ш-ш, — вновь протянул Ворон, вернувшись к моему лицу и осторожно накрыв ладонью все еще прохладную щеку. — Мы согреем, кадын.
Облизнув сухие губы, я запоздало поняла, что пустынник это заметил, вновь склоняясь к ним и медленно пробуя на вкус. Он явно не планировал торопиться, прислушиваясь к рваному дыханию, нарушенному крупной дрожью, и терпеливо ждал ответа, поглаживая подушечкой большого пальца щеку и почти касаясь уголка губ.
— Зачем? — шепотом спросила я прямо в его рот, отчего пустынник замер на мгновение и неожиданно откровенно ответил:
— Мое тепло — твои губы. Вдохни в меня мороз, и я тебя отогрею.
И вновь предложение, словно приказ, силой мысли заставляющий выполнять его требования.
Наверное, в тот момент в моих глазах дрожало непонимание, но я послушно вновь подпустила его к себе, покорно размыкая рот. Вкус Ворона вылился мне на язык ярким потоком, словно вспыхивающие искры при ковке металла, что разлетаются в разные стороны, прожигая все на своем пути.
В мозгу что-то треснуло и надломилось, озаряя всполохом и четким желанием продолжать поддаваться, когда влажный гибкий захватчик пробует тебя в ответ. Это туманило, лишало любого сопротивления, и я вновь позволила мужской ладони, опустившейся мне на лопатки, сильно вдавить себя в мужчину.
Это больше не походило на робость или прошение. Жесты, касания и напор превратили это в откровенность, не требующую объяснений. Жалобно застонав от этой мысли, я сжала отогревающиеся пальцы в кулак.
— Сыдчак кадын, — прошептал за спиной Тайпан, слишком открыто опуская ладонь ниже и просовывая ее между тесно сжатых бедер. — Бираз рахатла, гювен бана… (1)
— Я ни слова… не понимаю… — в короткую секунду воздуха прошептала я, но, кажется, в пустоту, потому что Тайпан не торопился мне что-то объяснять, весело хмыкнув, а вот его ладонь продолжала медленно подниматься, угрожая близостью. — Не надо…
— Ничего не будет, — неожиданно серьезно ответил Ворон, видимо, сквозь темноту пытаясь доказать мне это взглядом. — Только обмен теплом. Тебе легче?
— Да…
И вновь мой голос дрожал, только теперь от последствий, в которые меня тянула стыдливость и вина. Ставшее почти полностью податливым тело неожиданно ярко начало осознавать, что с ним делают и куда это может завести. По груди словно невзначай прокатились пальцы, царапнув затвердевший сосок, и исчезли, сдвинувшись ниже и уже куда более осознанно рисуя полосу к развилке ног.
— Теплеешь, — констатируя факт, произнес Ворон, но не остановился, ставя подушечками точки на задрожавшем животе.
Легкое, ненавязчивое движение зазвучало внутри так, словно по моей крепости бьют из требушетов, ломая ставшие песочными камни. Моя грань была так близка, что я уже искала слова, чтобы все прекратить, но Тайпан неожиданно вжал мне между ягодиц твердый пах, натянувший штаны, и злобно зашипел:
— Мухтещам гет (2)!..
Крепко сжав пальцы на нежной коже бедра, он недовольно рыкнул.
— Достаточно? — проигнорировав явные ругательства, спросил Ворон и широкой ладонью… просто накрыл развилку моих ног!
Просто накрыл, не шевеля пальцами, а грея теплом пылающей кожи, сбавляя подскочивший градус тревоги у меня в голове.
— Да… Пожалуйста, хватит.
— Как пожелаешь, — прошептал в губы, оставляя последний поцелуй.
«Слишком короткий», — стукнуло у меня в голове, осколками впиваясь в затрещавший череп.
— Прижимайся сильнее, чтобы снова не замерзнуть, и постарайся уснуть, до утра еще долго, — сказал и удобнее расположился на боку, вжимая меня носом в грудь, обещавшую тепло на протяжении всего остатка ночи.
Тайпан за спиной тоже решил прекратить движения, и немного примяв проклятый лапник, обнял меня поперек талии, согревая спину и, в общем-то… вновь зажимая меня в плену мужских и греховно открытых тел.
Как уснуть?
Эта мысль недолго прожила, потухнув на горизонте темнеющего сознания, слишком чувствительно перенесшего столь странные способы отогрева.
(1) — Горячая женщина, расслабься немного, успокойся…
(2) — Великолепная задница.
Глава 29
— Ты готова? — Ворон заглянул в комнату, по дороге подхватывая сумку и забрасывая ее на плечо.
— Да. Можем ехать.
Воздух вокруг меня, наверное, вибрировал от напряжения.
Только открыв глаза, я сразу же погрузилась с головой в мутные, словно бредовые воспоминания сегодняшней ночи, меньше чем за минуту испытав всю гамму возможных чувств.
Меня хлестало из стороны в сторону, размазывая по острым скалам стыда и совершенной в своем понимании неправильности.
Я не должна была поддаваться. Не должна была, и это факт, но окончательно проникнуться чувством вины не позволяло тонкое дребезжание одной назойливой до оскомины мысли: мне понравилось. Чертовски сильно, надо заметить!
Стоило опустить на секунды ресницы, и мурашки начинали кружить по рукам и ногам, возвращая меня в это чудовищное порабощающее удовлетворение. Женский голод плотоядно облизнул губы, сверкнув острыми зубами, и одной только улыбкой пообещал мне, что от послевкусия я еще долго не смогу избавиться.
Даже если захочу.
И оставалось только благодарить всех богов, старых и молодых, за то, что на чертовом лапнике я проснулась одна, бережно замотанная в высохшее покрывало.
Тихие голоса пустынников слышались со стороны двери, обозначая их присутствие, позволяя по достоинству оценить данное мне время прийти в себя и причесать беспокойные мысли.
И вот теперь, когда я уже поднялась и успела одеться, Ворон решил меня навестить, наверняка специально выждав несколько минут, прежде чем зайти.
— Все в порядке? — его низкий, пронизывающий голос оказался ближе, чем я думала, касаясь дыханием затылка, и я невольно вздрогнула.
— Да, все в полном порядке, — словно заведенная соглашалась я, но мужчина лишь задумчиво молчал, сверля меня взглядом.
