Ольга Митюгина - Хранитель Тайного Алтаря
— Только своим молчанием, дитя моё.
— А что теперь с Ларинной? — прошептала Фрей.
— С Ларинной… — Иккон со вздохом поднял глаза на алтарь Мортис Карающей… и замер.
Падающие пряди чёрных волос на плечи, укутанные плащом. Тонкие белые пальцы, сжимающие загривок чёрного ягуара… И усталая улыбка в уголках губ.
Мортис Милосердная смотрела на жреца!
И никогда прежде не видел он у неё такого взгляда.
И как она была похожа на Ларинну…
Иккон встряхнул головой — но видение не пропало.
— Я получил ответ, богиня, — жрец преклонил колени. — Благодарю тебя.
— Ничтожны твои знания, Иккон, — услышал он вдруг холодный звенящий голос, и никогда не звучал он так ясно в его ушах. — Я руководила действиями Ларинны, когда вложила ей в сердце гнев и затмила её разум, ибо это единственное средство спасти моего Избранника от грядущей беды. Слушай меня внимательно! Вскоре Стены Атариды падут. Извести об этом мой народ. Пусть они садятся на Корабли и покидают остров, пока ещё есть возможность. Пусть они исчезнут среди людей этого мира, пусть без крайней необходимости не используют магию Смерти, дабы не обратили на них свои взоры враждебные мне боги. Пусть пройдёт не одна тысяча лет, но я сумею возродить Атариду, и уцелевшие услышат мой Зов. Нет иного способа спасти мой народ. Бегите!
Жрец вздрогнул и простёрся ниц.
Когда он осмелился поднять взгляд, фреска над алтарём была чёрной.
Вирлисс и Фрей
Вир и Фрери шли по залитой ярким весенним солнцем улице вниз, от Храма, и молчали. Рука Вира лежала на талии Фрей, а девушка прижималась к своему спутнику, словно мёрзла в своей лёгкой светлой курточке.
Оба думали о почерневшей внезапно фреске.
Люди в храме заметили это не сразу, но заметили, и вскоре перед алтарём начали скапливаться встревоженные прихожане. Шепотки, испуганные возгласы и ропот носились по толпе.
Иккон, ставший белее собственной тоги, поднялся с пола и, промямлив под нос нечто неразборчивое, кинулся к внутренним дверям.
— Так что же Ринн? — крикнула ему вслед Фрей.
— Богиня простила её! — бросил жрец на прощанье и скрылся за спасительными дверями.
— Вир… Как ты думаешь, что теперь будет? — наконец нарушила молчание девушка.
— А… — задумчиво отозвался вампир. — Раз жрец сказал, что богиня простила…
— Я не об этом. Я… о фреске. Ну, ты же понимаешь…
Вирлисс тяжело вздохнул.
— Я не знаю, Фрери.
— Мне страшно…
Вирлисс снова вздохнул — и внезапно, осветив лицо ослепительной улыбкой, живо повернулся к Фрей.
— Что бы там ни было, если бы случилось что-то воистину плохое, Иккон сообщил бы. А так… забивать голову? Всё равно мы ни к чему не придём. Пойдём лучше прогуляемся? Хочешь, купим мороженого? Или — прекрасная идея! — идём в порт! Сядем на наш Корабль…
— На наш? — весело уточнила Фрери.
— Ну, Корабль моих предков! — небрежно отмахнулся Вир. — Не будь занудой. И устроим романтическое путешествие по морю. Вдвоём!
— А и правда, идём! — рассмеялась Фрей. — Шторм начнётся ближе к вечеру, мы успеем.
— Конечно, успеем! А пока мороженое никто не отменял.
Вир подмигнул и подтолкнул Фрери к молочной лавке.
— Тебе, как всегда, сливочное с изюмом?
— Ага, — задорно кивнула Фрей.
— Пожалуйста, одно сливочное с изюмом и одно фисташковое. И упаковку кровяного льда, — с очаровательной улыбкой протараторил вампир на одном дыхании.
— Упаковку?… — распахнула глаза Фрей. — А ты не лопнешь?
— Обижаешь, — горделиво фыркнул Вирлисс. — Это же до вечера.
— А до кучи, ещё и фисташковое… — Фрери давилась от смеха.
— А я обожаю фисташковое!
— Я бы поверила, если бы ты попросил упаковку фисташкового и один кровяной лёд! — заливалась смехом девушка.
Все страхи уже вылетели у неё из головы.
Молодые люди шли, поедая мороженое и болтая ни о чём — к залитому солнцем порту, к изящным, белоснежным Кораблям у причалов — Кораблям, что становились невидимыми постороннему глазу, едва выходили в море, за пределы Завесы. Ни одно судно этого мира не могло сравниться с Кораблями Атариды — ни в скорости, ни в надёжности.
Здесь стояло также несколько кораблей торговцев-варваров — их проводили сквозь Завесу лоцманы-маги. Правда, таких было очень мало, и их экипажи редко покидали пределы порта.
Хотя бывали и исключения.
Мать Фрей рассказывала, что будто бы сама родилась далеко на севере, будто была похищена пиратами…и купивший её торговец хотел перепродать свою пленницу в южных странах. Атарида не вела работорговли, но купцы, плавая с севера на юг, никогда не пренебрегали возможностью приобрести за золото драконью кость. Мать сбежала во время стоянки… она больше боялась работорговцев, чем живых мертвецов Атариды.
Ей повезло, её приютил у себя молодой горожанин. Потом он уехал из города в деревню, и как-то так естественно получилось, что мама поехала с ним. А потом — вышла за него замуж…
Фрей зажмурилась, глядя на ослепительно сияющие волны. Тёплый ветер, полный запахов соли и водорослей, касался её щёк. Наверняка мама придумала эту историю, чтобы развлечь свою маленькую дочку… Их семья была самой обычной. И сама Фрей никогда ничем не выделялась.
Серая мышка.
Интересно, почему на неё обратил внимание Вир?… Её ведь даже красавицей не назвать. Ну, миловидная — так миловидных много… И не заводила, чтобы блистать обаянием и задавать тон в любом обществе. Ну, способная. Но больше берёт прилежанием, чем талантом. А Вир! Он обладает всем, чего у неё нет: знатность, богатство, блеск и шарм… красота, наконец!
А он с первого курса по ней сох, да она его ещё и отшивала!
То алая роза на парте, то неподписанное приглашение на закрытую элитную вечеринку, то протянутая на ступеньках рука — и несмелая улыбка…
Но её, Смертную, поначалу бросало в дрожь даже от взгляда вампира, и Фрей подняла бы на смех любого, кто предположил бы, что она хоть по улице с Бессмертным пройдёт в одну сторону.
Как-то раз она Вира чуть не прибила с перепугу защитным заклятьем, когда заметила, что он в темноте за ней идёт — а он, оказывается, её так каждый вечер тайком провожал до общежития, чтобы — не дай Мортис! — кто не пристал. С неё тогда временно сняли иммунитет, за провал на зачёте…
Похоже, Вир понимал опасения любимой. Как простой смертной девушке было поверить в искренность чувств знатного бездельника, да ещё и хищной нежити? Он проявлял чудеса терпения и обходительности. И добился-таки дружбы своей ненаглядной…да, дружбы и доверия.
