Грехи семи добродетелей - Moon Maiden
– Я бы тоже хотел произвести хорошее впечатление, но немного перепив, произвёл эффект незабываемого молчуна. – Ляпнул Финис, чье предложение впервые состояло больше пяти слов за весь разговор.
Обратила на румянец на его щеках и впервые за эти дни улыбнулась.
Ближе к полуночи …
Я сидела на подоконнике и смотрела в ночное небо, пока вспоминала весь день. Неосознанная улыбка тронула мои губы, как бы в усмешке. Мой внутренний голос произнес верную мысль: «Они точно здесь все ненормальные». Собираясь уже ложиться в постель, случайно заметила Эйдена идущего мимо моего окна и заворачивающего за угол. Любопытство распирало меня изнутри, поэтому не думая, я схватила накидку и поспешила на первый этаж замка.
Спустившись босиком, я побежала на улицу, где последний раз видела силуэт парня. Из соседнего здания двухэтажной высоты, чья дверь была приоткрыта, исходило желтое свечение. Ночью в здании горел свет, когда все уже легли на боковую. Этот факт очень настораживал. Тем более, оттуда исходили глухие звуки ударов. Я на цыпочках подкралась к приоткрытой двери и заглянула внутрь. Эйден со всей силы кулаками разбивал мешки один за другим, такие же висели в помещении дракхолла резиденции Юджина. Догадывалась, они были предназначены для Эйдена, и дракхолл существовал в двух местах. Пока я витала в размышлениях, все мешки были окончательно разорваны. Эйден стоял уже не профилем ко мне, а спиной. На нем не было верха, рубашка висела на крючке одной из труб. Как только я увидела его спину, закрыла себе рот, чтобы не ахнуть и не издать звука. Вся его спина от плеч до поясницы была в глубоких шрамах и рубцах разной длины, наверняка глубоких, так как их рельеф был виден издалека. Я поняла, что если он меня увидит здесь и сейчас, то неизвестно останусь ли при жизни по везению или же попрощаюсь с ней. Я тихо отползла от здания, а отойдя на приличное расстояние, бежала в свою комнату со всех ног.
⸸ Глава 8⸸
Ты будешь сломлена святая,
Под гнетом властного контроля.
От твоего сопротивления
Не было и грамма толка.
Ты стоишь среди руин,
Где на горе родился он,
Пусть здесь все и началось,
Но для тебя конец придет.
Рейчел
Следующие несколько дней Юджин не изменял себе, все раз за разом уничтожал мои наброски, называя их отвратительными и неидеальными. Я следила за каждым отточенным движением рук парня, которые разрывали новые и новые эскизы, и впервые не понимала, что делаю не так. Внутри меня, как будто отмирало понемногу желание вообще прикасаться к кистям и ко всему, что связано с предметом живописи. Я запомнила наизусть траекторию его рук, безжалостно губивших мои труды и старания. От одного звука рвущегося холста у меня екало сердце, было такое ощущение, что мою душу просто четвертовали, собственно, как и мою работу.
Очередную работу.
Без шанса даже оставить себе пусть и испорченный вариант.
Это была пытка. Безжалостная чудовищная мука.
По его лицу невозможно было понять мысли и чувства, не говоря уже ничего об эмоциях. Эта каменная глыба, вместо физиономии, хоть и с совершенными чертами лица, но излучала черствость, холод и расчет. Обычно я писала портрет, как вижу его внешне, но иногда, чтоб передать полноту и глубину изображения картины, необходимо заглянуть под маску безразличия. Доступ к таким богатствам человеческой души этого парня для меня скрыт, а найти ключ, не зная даже намека на его существование, казалось невыполнимой головоломкой.
Вчера моя шестая попытка по созданию набросков говорила сама за себя. Когда очередной раз Юджин занял место в кресле и сказал о своей готовности, то я даже не сдвинулась с места. Не понимала, чего добивался этот парень, но то, что я уже не могу с привычным спокойствием вложить кисть в свою руку без дрожи, это звоночек в дверь. Я стояла пару минут с безжизненными глазами и бледным лицом, но так и не смогла притронуться к инструменту живописи. Протянув руку, в который раз в надежде взять ее, но как говорил один давно ушедший из жизни художник – кисть есть продолжение руки, а эту руку мне обрубили. Я, молча, вышла из кабинета, зная, что глаза Юджина следят за каждым моим телодвижением. Если Дарвуд хотел этого, то он забрал самое дорогое, что было у меня при себе.
Мою страсть к искусству и возможность творить.
Зарождалось чувство, что я на самом деле ничего из себя не представляла.
Кто есть Рейчел Хэйзи, если не художник? Никто и ничто.
Это как лишить смысла жизни, разочаровавшись в своих способностях, которых, видимо, и не было изначально. Забрав единственную отдушину, с помощью которой можно было уйти от реальности, дышать с помощью потока воображения – это как причинить душевную боль, а она страшнее физической. Как будто ты мертва уже изнутри и ничего не чувствуешь.
Ужасно, правда?
Все, что было – отняли, включая спокойную жизнь вне темницы. Имела ввиду и Дженнифер – единственного близкого человека, которая сейчас была не пойми где. Теперь он добрался до моей души – даже способности к писанию картин лишил, пусть этим я и занималась, сколько себя помню.
Я ударилась в воспоминания, так как только они могли греть меня изнутри. На мой седьмой день рождения Моргана испекла пирог, который был у нас только по памятным дням, я уже была частью семьи Сеинт. Денег было катастрофически мало, но этот великолепный день я запомнила на всю жизнь. Когда мы с Дженни возвращались с прогулки домой, а Габриэль, кстати, нас вечно в детстве охранял по поводу и без, но времена меняются, бабушка встретила нас на пороге домика с самой добродушной улыбкой и заботой. Войдя в дом, на столе, где недавно взрослая Дженни делала нам расклады, стоял деревянный чемоданчик, перевязанный лентами. Габриэль с сестрой помогли с распаковкой подарка, но по их лицам можно было догадаться, эти двое уже знали о содержимом внутри. Когда я вскрыла упаковку, то обнаружила в нем мой первый детский обиход художницы. Моргана с длинными седыми волосами наклонилась и поцеловала меня в макушку, отчего навернулись слезы. Я по очереди обняла всех и поспешила написать свой первый рисунок. На нем я изобразила сердце, и сказала, что это символ моей любви к моей новой семье. Моргана натянуто улыбнулась и сказала, что у меня несомненный талант. Рисунок был в темных оттенках: на фиолетовом фоне запечатлено черно-белое сердце. Всем нравилось, все хвалили кроме Габриэля, тот переменился в лице.
За пару часов до заката …
Я вошла в библиотеку резиденции. За небольшим столиком сидел Юджин и перебирал шахматные фигуры. Не сразу заметила Линдсея, занявшего полулежащую позу на диване у окна. Он все также прикрывал лицо шляпой, которая, будто аксессуар прирос к нему. Парень с рыжим цветом волос скучал. Мне казалось, ему даже было лень дышать, не говоря уже о каких-либо телодвижениях. Сегодня на нем был бирюзовый костюм и рубашка пудрового оттенка. Только цвет головного убора остался неизменным. Такая цветовая гамма одежды явно выделялась на фоне скудных тонов библиотеки, отделанной под дизайн бурого дерева. Совсем недавно Дарий сообщил, смотря на мое разбитое и подавленное настроение, что в резиденции есть много мест, где можно немного восстановить душевное равновесие. После его перечислений, я остановилась на книжном зале.
Но кто же знал, что эти двое окажутся здесь в одно и то же время, что и я!?
Я стояла на месте и изучала обстановку, в которую парни явно не вписывались. Линдсей точно ловил дремоту, а Юджин сидел в своих мыслях, даже не заметив наличия моей