В Пустошах - Лена Бутусова
— Альба! Альба, ко мне! — она подозвала волчонка, и тот радостно подбежал к девушке, верно, считая ее чем-то средним между вожаком своей стаи и мамой. Тая ласково потрепала звереныша по голове, — Ты молодец, Альба, единственный, кто сохраняет и присутствие духа, и человеческий вид.
Прозвучало неоднозначно и странно, и Вит при этих словах замолк и потупился, думая, что его эмоциональную тираду Тая пропустила мимо ушей. А, между тем, она все услышала:
— Кого угодно, говоришь? — девушка усмехнулась. — Даже его? — и кивнула через плечо на крадущегося позади Рэя.
Оборотень выглядел жутко. С исполосованной шрамами мордой, вздыбленной всклокоченной шерстью на загривке, он опустил нос к земле и чутко прислушивался к ее запахам. И скалил огромные желтые зубы на все, что казалось ему подозрительным.
— Страшный он… — мальчишка тоже покосился на волка и пробормотал негромко. — На Гнуса похож, у того тоже шрамы были. Потому его и звали Одноглазым.
Тая предпочла ничего не отвечать. Пустоши давили на плечи неподъемным тоскливым покрывалом, заставляя вспоминать о худшем, что было в ее жизни. И думать о людях только плохое. Даже Дар Ветер казался сейчас почти предателем. Права была Нирина, поиграл чуток и бросил. Нужен ли ему был ее ребенок? К тому же, если он окажется не от него? Вон, про Альбу он даже не знал. Подумаешь, звереныш и звереныш, даром, что белый, как снег…
Вокруг было так тихо, что слышно было, как шуршит трава, приминаемая мягкой волчьей поступью. Воздух застыл, словно, кисель, напоенный чужыми ароматами, густой и неподвижный. Топкая болотина по сторонам закончилась, и ей на смену пришли густые заросли сухого неряшливого кустарника. Альба то и дело, прижимал уши и вздыбливал шерсть, тычась носом в кусты, хотя из них не доносилось ни единого звука.
— Ой, — Вит остановился и приложил ладонь к виску, словно у него там болело. — Твой волчонок, то есть Альба, — он виновато покосился на звереныша, — говорит, что Никайя ему говорит, что они…
— Кто ему говорит? — от изумления Тая даже перестала сердиться и обернулась на волков. Оборотница смотрела на нее, не мигая.
— Они, наверно, как-то общаются между собой, — парень развел руками. — Так вот она говорит, что они хотят разведать заросли. Говорит, Рэй там что-то учуял.
— Ну, хорошо, — девушка коротко кивнула волчице.
— Говорит, чтобы мы ни шагу с дороги, иначе Рэй нас загрызет, — Вит побледнел, а Тая только ухмыльнулась — у оборотней своеобразное чувство юмора.
Мгновение спустя, оба оборотня скрылись в кустах по разные стороны от дороги.
И сразу стало еще тоскливее. Хоть оборотни были кровожадны и жестоки, но они были живыми в отличие от той гадости, что примерещилась Тае в топях, и от них ясно было, чего ожидать. А вот молчаливый тракт, казалось, приготовил массу неведомых опасностей. И сейчас на два живых сердца на нем стало меньше.
Тая зябко ссутулилась и опустилась в центре древней дороги. К зарослям не хотелось приближаться совершенно, от них словно веяло могильным холодом, и девушка только поражалась, чего такого важного в них мог учуять Рэй.
Вдобавок стала беспокоить колдовская цепочка Дар Ветра. Она словно наливалась тяжестью с каждым шагом, что Тая делала вглубь Пустошей, становилась все холоднее, хотя должна была согреваться от тепла ее тела. Девушка обхватила цепь обеими руками и отодвинула дальше от шеи.
Белый волчонок в первый раз с начала путешествия через Пустоши утратил решительный настрой. Он опасливо поджимал хвост, поскуливал, а то и вовсе принимался рычать на кусты, на одному ему видимую опасность. Наконец, он подошел в Тае и попытался залезть к ней под юбку, ища защиты или, быть может, тепла.
Из-под юбки Тая его вытащила и просто прижала к себе, пытаясь согреть, а заодно согреться сама.
— Как здесь холодно, — сказала вслух. Она не хотела разговаривать с Витом после случившегося ночью и после всех его нелепых извинений, но тишина была столь неуютной, что живой разговор казался спасением.
— Хочешь, костер разожгу? — Вит встрепенулся.
— Пусть будет костер, — Тая кивнула, радуясь, что он предложил это сам, и ей не пришлось просить.
— Я мигом, — обрадованный возможностью хоть как-то загладить свою вину, парнишка с готовностью подорвался и начал выламывать сухие ветки из кустов.
— Ты бы не шумел так, кто его знает, что живет в этих зарослях.
При этих словах парень отшатнулся от кустов, но, справившись с оторопью, вернулся к своему занятию, на сей раз ломая ветки с таким видом, будто они были ядовитыми змеями, готовыми в любой момент ожить и броситься на него.
Тая подышала на ладонь, замерзшую от прикосновения ледяного металла цепочки, и из ее рта вырвалось облачко пара. На дороге становилось все холоднее с каждым вздохом. И все темнее. Хотя было раннее утро, света было мало, точно в сумерках. И тьма продолжала сгущаться, как бывает перед бурей, когда тяжелая черная туча наползает на небо. Над головами путешественников туч не было, небо было затянуто равномерной белой пеленой, настолько плотной, что нельзя было определить положение солнца. И с каждой минутой эта пелена словно опускалась на дорогу, придавливая ее своей тяжестью.
Костер не желал разгораться. Юноша честно терзал огниво, бережно раздувал крошечные искорки, вспыхивающие под его ладонями, но язычки пламени каждый раз безвольно опадали, не желая делиться теплом.
В очередной раз Тая зябко передернула плечами, с тоской следя за безуспешными попытками Вита сладить с огнем. Отвела глаза в сторону, и ей почудился теплящийся среди бурелома огонек. Девушка встрепенулась, протерла глаза. Огонек все также мерцал сквозь сухие ветки. Тихонько поднялась на ноги и, крадучись подошла к зарослям. Вит был так увлечен своим занятием, что не заметил, как Тая встала. Еще раз опасливо обернувшись на спутника, Тая нырнула в кусты.
Ветки не затрещали, не выдали ее бегства беспорядочным колыханием, словно прикрыв ослушницу. Девушка кралась через заросли, не сводя глаз с горящего огонька. Он казался таким притягательным, обещая капельку живого тепла, что она забыла об осторожности. Через несколько шагов Тая вышла на небольшую полянку, вырубленную среди
