Драконофобия в контракт не входит (СИ) - Гусина Дарья

Петр нарезал утку. Такое виртуозное владение ножом я видела лишь в Восточном квартале. Мясо ложилось на старое блюдо тонкими темными ломтиками, во рту у меня заклокотала слюна. Вернувшийся с прогулки Петенька тоже заинтересовался. Маг кинул ему кусочек утиной шейки. Уморт принялся обгладывать ее, зажав коротенькими лапками.

«Ничего так», — милостиво отрапортовала нежить.

— Это была последняя репа, — сообщила я магу, когда мы сели есть. — На мясе и рыбе мы какое-то время продержимся, но рацион так себе, сам понимаешь. Жестянка с чаем — моя последняя отрада — пуста. Завтра переходим на отвары трав.

— Нужно идти за холм, — сказал Петр.

— Опасно. Раз сюда еще никто из поселка не пришел, значит, сильно завалило. Здесь и прежде такое бывало: маячники в ловушку попадали, в февральские снежные бури. Насколько я знаю, Рой эти места раньше цеплял лишь краем, а в этот раз все серьезно. Есть вариант дойти по подтаявшей части берега до пляжа в курортной зоне, там есть спасательная лодка, вот только не знаю, в каком она состоянии. Если укрыта, стоит в лодочном сарае и есть запас горючего, можно попробовать добраться до поселка по воде. Завтра, — подумав, решила я, — пойдем туда завтра.

— Я пойду, — сказал Петр, отрезая от утки еще несколько кусочков. — Ты ждешь меня дома. Готовишь ужин, в косынке и фартуке.

— Чего это?! — возмутилась я.

— Такие прогулки — дело не женское. И сапоги резиновые у нас одни. Я не сбегу, обещаю. Но если ты опять переохладишься, скажи «прощай навсегда» здоровью. И так ходишь — а за тобой по полу сопли тянутся.

— Эй, хорош издеваться! А сам-то? Имя свое не помнишь!

— Я в норме… скоро буду в норме. Магия — великое дело.

Я и впрямь неважно себя чувствовала, сказались несколько часов на морозе. Но про сопли — явный перебор!

— Ладно, завтра решим, — проворчала я, делая вид, что сдалась.

На мысе опять появились чайки. С утра попробую кое-что из своего акциатто-арсенала.

Сидящий на полу Петенька вдруг изогнулся и затрясся, выкатив глаза и дергая шеей. Грудь его пошла спазмами, а из пасти на пол вылетел слюнявый зеленый комок.

— Что это? — поморщился Ракитников.

— Наверное, желудок очистил, — предположила я. — Как кошка травой. Водорослей наелся и ага.

— Как хорошо, что я больше не нежить-нянька, — радостно блеснул своими бесовскими голубыми глазами Петр, с довольным видом откидываясь на стуле. — И убирать не мне, а его хозяйке.

Черт! Не нужно было признаваться!

Петр

Я проснулся от того, что руки и ноги ломило и дергало. Чертов холод! А еще чертова домашняя рутина при полном отсутствии цивилизации! Мы с Синтией дотемна собирали по берегу выброшенный штормом плывун. Несколько крупных кусков пришлось рубить топором — варварский и энергоемкий труд. Наверняка в моем арсенале имеются какие-нибудь полезные бытовые заклинания. Я повел рукой над кроватью, на кончиках пальцев набухли капли магии. Мышечная память хранила какие-то движения, но ее осталось слишком мало.

Моя магия… Опасно сейчас к ней прибегать, даже ради того, чтобы сэкономить время и силы. Я не знаю ее границ, и она быстро истощается, понятно, почему: часть идет на восстановление ауры.

Ноги и руки болели. В своей «прошлой жизни» я, должно быть, был городским лентяем, одним из тех, что ездят в тренажерный зал за три мили от дома, чтобы потом эти три мили пробежать на беговой дорожке.

Через окно в комнату щедро лился лунный свет. Я скинул влажную от пота рубашку и полюбовался на себя в зеркало. Повеселел: не лесоруб, конечно, но какой-никакой рельеф имеется. Синяки и ссадины подживают. Все хорошо, но на лбу еще не высох пот, а дыхание сбито. Что мне снилось?

Цепляясь за остатки образов, лелея их и удерживая в памяти, я спустился вниз. Опять зверски хотелось есть. Кажется, с ужина осталась жареная рыба, Синтия убрала блюдо на самый холодный подоконник. Холодильник не работает, электричества на маяке нет, генератора тоже. Зато есть дрова, много, благодаря шторму. И натуральный мороз за окном.

Навья тварь пошевелилась и с подозрением уставилась на меня сонным красным глазом.

— Все нормально, — сказал я. — Иду подкрепиться.

Петенька, похоже, действительно любит спать в ногах. У Синтии.

Си лежит, обняв подушку, свернувшись вокруг нее, словно кошка. Из-под одеяла торчит изящная ножка. Наверху еще одна комната с двумя двойными кроватями, но девчонка предпочитает спать внизу. Не доверяет. И врет мне… ну, или недоговаривает. На ее месте я поступал бы так же. Я и поступаю. Не говорю о том, что помню, о том, что снится вторую ночь. Вот, хожу, мучаюсь, который день, собрал в голове пазл из нескольких воспоминаний. Голова болит. И складывающаяся картина мне очень не нравится.

… Суета. Мимо пробегает семья: мужчина, женщина, двое детей, один на руках у мужчины, на лицах паника, ребенок плачет.

— Бегите! — кричит мне женщина. — Только что передали: идет Рой!

— Скорее, скорее! — мужчина оборачивается на бегу. — Ближайший костер на соседней улице, у храма!

Почему я так хорошо помню лица этих людей? А то место, где застала меня сирена, — белая дымка, мутная, словно виньетка на краях старой фотографии. Где я был в этот момент? За спиной — темный переулок. Пахнет пивом. На душе — тревога и досада. Она уехала, я не успела с ней поговорить. Кто «она»? Улица стремительно пустеет. Кто-то за спиной. Оборачиваюсь, чтобы спросить, как скоро…

Удар в шею. Плохая магия, очень плохая, темная, запрещенная, но удобная для тех, кто знает слабые места драконов. К лицу устремляется мостовая. Я встречаюсь с ней виском… больно. В свете растущей луны четко видно сколы на булыжнике. На выщербленную тысячами шагов поверхность камня опускается снежинка, тает в полоске крови из моего рта. Мостовая подо мной стремительно становиться ледяной. Рой. Он идет. И это чертовски важно, не помню, почему.

Булыжник. Эм рассказывала, что раньше в каждом секторе Сильверграда был свой способ мостить улицы, свой узор, паттерн, который повторялся каждые три сажени. Торговый квартал? Или Солнечный? Линии из булыжников расходятся радиально. Кто такая Эм?

Шаги. Голоса:

— Госпожа, позволите нам его выпить? — говорит мужчина. В голосе явственные лебезящие нотки.

Стук. Странный звонкий стук, такой… хрустальный и четкий. Цок-цок. Цоканье над самым моим ухом, сзади. Затем тишина.

— Да, — тихо произносит женщина. — Так и сделайте. Я хочу гарантий. Считайте его кровь бонусом.

— Спасибо, госпожа. Рой укроет все, госпожа.

— Прощай. Петя. Мне жаль. Тебе не стоило во все это влезать.

— Эм? — шепчу я. — За что?

Кто, черт возьми, эта Эм?

— Да не трону я ее, — сказал я шепотом, потому что под моим расфокусированным взглядом уморт начал тревожно похрустывать хвостом. Прямо гремучая змея, и повадки такие же пугающие. И глазки. — Смотрю просто на твою хозяйку, любуюсь. Она такая милая, когда молчит.

Но Петеньку беспокоил не только я. Нежить смотрела наверх и прислушивалась. Вот вроде расслабилась, вытянула когтистые лапы, зевнула. Я, судя по ощущениям, никогда не являлся особым любителем такой вот экстремальной экзотики — уморта в качестве комнатной собачки — однако даже мне спокойнее, когда эта тварь ночует на маяке.

— Эй, песик, пошли пожрем, — предложил я от щедрот душевных. — Рыбка. Ням-ням. Ночная дозаправка — святое дело для людей и котов. Решай, а то ничего не оставлю. И вообще! Ты навья тварь! Тебе положено жрать по ночам!

Петенька подумал, встал и сонно поплелся за мной на кухню.

Синтия

— Ты здесь? — мачеха обходит стол, демонстративно подняв край алого вечернего платья.

Это она из чистой вредности — на кухне царит идеальная чистота. Деревянные поверхности скоблятся скребком и чистятся лимоном и уксусом. Я сама слежу за новыми служанками, а те, как ни странно, слушаются. Они меня побаиваются, считают глазливой колдовкой. Может, что-то видели. Или слышали. Или чувствительны к магии. Нужно быть осторожнее.