Ольга Пашнина - На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы (СИ)
И проспала до самого утра, до момента, когда организм сам просыпается, ничем не потревоженный, а на улице уж вовсю светит солнце и чирикают птички. А ты лежишь в тепле, закутанная с головой в теплую куртку, лежишь на чем-то мягком, да и вообще, странное ощущение чужого, но приятного запаха будоражит воображение.
Осторожно я открыла глаза. Вирне спал, уложив (или смирившись с тем, что я сама туда улеглась) меня на плечо. Одна рука его запуталась в моих кудрях, вторая покоилась чуть пониже спины...достаточно прочно она там обосновалась: скинуть я не смогла. Вдобавок ко всему, он еще и был без рубашки.
Я скосила глаза в вырез куртки и едва удержалась от возмущенного возгласа: под курткой на мне была его рубашка. Пусть поверх платья, но все же...как он умудрился меня так закутать и не разбудить? Я ведь просыпалась от малейшего шороха, даже кошка мимо не могла пройти. А здесь мужчине удалось одеть меня, закутать, уложить и еще ворочаться не давать. Талант поди.
Я чуть-чуть покашляла, чтобы хоть как-то намекнуть, что проснулась, хочу есть и умыться. Но Вирне спал слишком крепко и совсем не хотел меня отпускать.
- Доброе утро, - сказала я.
- Леарис, - сонно пробормотал мужчина, - рань такая, спи.
И как-то совсем не по-джентельменски прижал меня к себе еще крепче.
- Вообще-то уже утро, - осторожно сказала я. - Нам не пора идти? А еще я бы искупалась! Ну, или хотя бы умылась. И есть хочется...
- Есть скоро будем. Я уже с утра сбегал, кролика подстрелил.
К горлу подступил комок.
- Я...не ем кроликов.
- Жаль. Худеешь? - не открывая глаз, поинтересовался он.
- Не худею! Я против убийства животных!
- Поздравляю. А я за. И за убийство людей, кстати, тоже. Так что не мешай досматривать мне сон.
- Господин Вирне! А давайте, вы меня выпустите, а сами будете досматривать? А то мне уже надоело лежать.
- Нет. Ты меня греешь. Лежи молча, будь добра.
- Слушайте, - я почувствовала легкую злость. - Я вообще-то принцесса...
Его рука потянула за мои волосы, заставляя шею выгибаться, беззащитно обнажаясь перед самым его лицом.
- А-а-а! - заорала вдруг я и от неожиданности мужчина выпустил меня из объятий.
Из одного коридора выглядывала какая-то каракатица...с множеством шевелящихся тоненьких ножек, двумя длинными усами, подбирающимися к нам и набором жутких глаз.
- Ну, и чего мы орем? - Вирне нехотя поднялся. - Это просто какая-то живность.
- Какая-то живность, - передразнила я его. - И мы спали с ЭТИМ в одном помещении!
- Да она больше тебя боится! - рассмеялся он.
Поднял с земли камешек и бросил. С легким шуршанием каракатица исчезла в недрах пещеры.
- Я здесь больше не останусь! - решительно заявила я. - Там уже светло! Где здесь умыться можно?
- Ручей совсем рядом, - буркнул Вирне, потянувшись за рюкзаком.
- Спасибо за одежду, - я благодарно кивнула, протягивая ему куртку с рубашкой. - Надеюсь, вы не замерзли ночью.
- Замерзнешь тут, когда девица прижимается, - хмыкнул мужчина.
И свел на нет все мои попытки завести человеческий разговор. И как у него это получалось?!
***
Я хорошо освежилась. Ручей и вправду был недалеко, в каких-то десяти шагах, скрытый за большим камнем. Пока Вирне разводил костер и что-то там делал, я даже успела искупаться и, прочесав немного спутанные волосы, почувствовала себя намного лучше. Странно, но я давно так хорошо не спала. И так много. Обычно засыпала под утро, редко когда мне выпадало больше шести часов сна. А тут такой подарок. И мужчина уже не казался таким грубым и отвратительным, и впереди маячила перспектива возвращения домой, да еще и Арлангору гадость сделали... В общем, вернулась к спасителю я в хорошем расположении духа.
- Что так долго? - недовольно пробурчал он.
- А вам-то какое дело? - я пожала плечами. - Вы все равно без меня завтракаете.
Он действительно уже давно ел мясо, приготовленное на костре.
- Садись, ешь, - он кивнул на тушку кролика, подогревающуюся над тлеющими угольками.
- Нет, спасибо, - как можно вежливее ответила я. - Я не ем мясо.
- Овощей для тебя у меня нет, - буркнул Вирне. - Как и хлеба.
- Не нужно. По дороге я что-нибудь найду, я умею. А хлеб, к слову, я тоже не ем.
Он несколько секунд внимательно меня рассматривал, а потом продолжил есть, пожав плечами.
Мясо я перестала есть лет в пять, когда папа взял меня с собой на охоту. Мама была против, но тот ее, как обычно, не послушал. Они не планировали никого убивать в моем присутствии, но один из отцовских учеников, едва завидев маленького зайца, выстрелил, не задумываясь. От папы нагоняй, конечно, получил, но тем все и ограничилось. Меня успокоили и повезли в замок. Дети быстро забывают плохое, забыла и я. И только когда за ужином меня привели к столу, я начала орать и реветь. На одном из блюд красовалась тушка кролика. С тех пор мясо в меня впихнуть не могли, уж сколько ни бились. Тот год вообще паршивый выдался, тогда же я перестала есть хлеб и все остальное.
Вирне ел молча и быстро, зачем-то периодически отрезая от ножки небольшие кусочки и складывая их на походную тарелку. Если быть совсем честной, я старалась на него не смотреть: от запаха съестного кружилась голова. Оставалось лишь надеяться, что по пути мне попадутся ягоды или съедобные грибы. Бабушка с дедушкой учили меня тому, что можно найти в лесу.
Наблюдая за какими-то бабочками, я краем глаза уловила движение в свою сторону и обернулась. Вирне быстро шел ко мне.
- Что-то слу...
Он сел сзади, обхватив мои бедра ногами, а одной рукой зажал мне ладони.
- Слушай, дурная девка, - почти прорычал мужчина, - я не собираюсь терпеть твои капризы, ясно?! И не хочу, чтобы ты вдруг сдохла до того, как я сдам тебя матери. Поэтому ты будешь есть. Есть то, что дам тебе я.
От шока, испуга и возмущения одновременно я замерла, как котенок в руках хозяина, который вот-вот утопит непрошенное потомство.
Он сунул мне под нос ладонь, на которой лежал кусочек мяса...
- Не буду я есть! - ко мне вернулся голос. - Не смейте меня трогать!
- Будешь, - спокойно произнес мужчина. - Все равно заставлю. Условие - привести тебя живой, а не здоровой. Будет надо силой кормить, силой накормлю.
- Вы не посмеете!
Он как-то странно хмыкнул.
- Ешь! - я вздрогнула от явной угрозы, слышавшейся в голосе.
К горлу подступил комок и я, как всегда не вовремя, заплакала. От безысходности, от неожиданной грубости, от страха, от обиды. От того, что его ладони, еще недавно растирающие мои ноги, могли так грубо прикасаться, оставляя синяки на и так расцарапанной коже.
