Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки
И вот наступил день, которого герцог Коненталь ждал с таким нетерпением, а я с содроганием. Не знаю, каким образом его светлость узнал, что племянник вернется с охоты, или где он обретался, именно сегодня, однако еще со вчерашнего вечера устроил суету без меры.
Кларенс вернулся к обеду. Узнав, что сегодня будет прием, он попытался было вновь улизнуть, однако был отловлен дядюшкой, и они, запершись в кабинете беседовали о чем-то часа три. Порой их разговоры прерывались гневными выкриками, угрозами и прочими непристойными вещами, которые благонравные аристократы в общении между собой допускать никак не могли. Чем дело закончилось, я так и не узнала, поскольку мисс Регер отослала Меган с кухни ко мне, чтобы та начала готовить ванну. Девушка так и не дослушала рассказ лакея, и я осталась в неведении.
Вечером, когда после суровых пыток утяжки в корсет, и навьючивании кучи нижних юбок и сорочек, меня наконец-то облачили в сшитое под руководством мисс Регер платье, в комнату пришел его светлость дабы убедиться, что все в порядке. Увидев меня, бледную от волнения (это он посчитал, что от волнения, а я-то знала, что от нехватки воздуха из-за этого дурацкого корсета), он радостно заулыбался, прямо-таки посветлел лицом.
— Дорогая моя, ты чудесно выглядишь! Обворожительно! — заворковал он, а потом забрал у камердинера, стоящего в коридоре, большой футляр и положил его на трюмо. — Аннель, я думаю, что это колье, которое раньше принадлежало моей дражайшей супруге, как нельзя лучше подойдет к платью.
Мисс Регер, до этого молчаливой тенью стоявшая у стены, метнулась и, раскрыв футляр, извлекла оттуда пару великолепнейших серег с крупными полупрозрачными голубоватыми опалами, обрамленных аквамаринами. А потом и замысловатое ожерелье точно с такими же камнями, вспыхивающими в свете каминного пламени алыми и бордовыми искрами. Оно удивительно шло к платью, сшитому из бледно-бледно-голубого шелка по которому вились розовато-золотистые искусно вышитые цветущие вишневые веточки. Когда мисс Регер застегнула колье на шее, а я сама вдела в уши серьги, его светлость довольно отступил назад.
— Вот теперь я понимаю, что значит самая восхитительная леди! — он оглянулся на мисс Регер, которая с удовлетворенным видом, взирала на дело рук своих. — Сопроводите миледи вниз в малую гостиную к десяти часам вечера.
— Как прикажете, — присела с почтением камеристка.
— А пока составьте Аннель компанию, ведь до начала приема еще полтора часа. Она так волнуется, — и с этими словами покинул нас.
А я вовсе не волновалась, я злилась, что никак не смогла воспрепятствовать этому дурацкому маскараду, где из меня пытались наскоро слепить послушную леди, которая никогда не должна раздражаться, всегда быть милой и едва заметно улыбаться, дабы у окружающих не складывалось впечатления, что она несчастна или чем-то расстроена.
Больше всего на свете сейчас мне хотелось сбежать куда-нибудь. И если бы мисс Регер не сидела рядом со мной как надзирательница, то я бы так и сделала.
Камеристка, застыв молчаливым изваянием, смотрела на каминное пламя, а я пыталась справиться со своими нервами самостоятельно. У Клары не было никаких иллюзий по моему поводу. Она, как женщина, насквозь видела все, и думаю, давно разгадала, что я не похожа на глупенькую дебютантку в первом сезоне. Однако она, преданная сердцем и душой родам Коненталь и Мейнмор, не испытывала сомнений, как ей следует поступать, и поэтому стерегла меня, точно собака на привязи.
Чтобы и в самом деле не разнервничаться и не разозлиться окончательно (а то боюсь, не удержусь и устрою скандал прямо на приеме) я, подойдя к зеркалу, принялась разглядывать свое отражение. От той, прежней меня, практически ничего не осталось, разве что глаза, смотрящие на мир недоверчиво и с опаской. А вот все остальное принадлежало уже совершенно другому человеку: сложная прическа, делающее лицо уже, лоб выше, шею длиннее, а линию плеч плавней. Едва уловимый голубоватый с золотым рисунком цвет платья, оттенял бледную незагорелую кожу, делая ее на вид бархатистей и нежней. И от этого, глаза уже смотрелись едва не на пол лица, губы горели розовой розой, а обыкновенный русый волос заиграл золотистыми прядками. Благодаря опалам и прозрачно-голубым аквамаринам в серьгах и колье, невыразительный цвет глаз вдруг оказался голубым, а весь внешний облик дышал весенней свежестью и красотой раннего утра. И неужели вот это все достанется Кларенсу — этому наглому, жестокому и бесцеремонному типу?! Да ни за что! Я после этого себя не то, что уважать перестану. Я с этим жить дальше не смогу!
— Миледи, вам пора.
Оказалось, что мисс Регер уже стоит возле двери и ждет меня. Я глубоко вздохнула как перед прыжком в воду и, расправив плечи, шагнула вперед.
Мы двумя тенями заскользили по коридорам. В доме слышался шум толпы, кто-то смеялся, легким фоном звучала музыка, звенели бокалы, шуршали наряды. Робко прошмыгивал слуга с пустым подносом.
Мисс Регер привела меня в небольшую гостиную, обставленную целиком в голубом цвете. Обивка диванов и кресел, подушки, скатерти на столиках… даже панели на стенах и те были голубого цвета с бледно-голубым рисунком.
— Подождите здесь, — камеристка указала мне на один из диванчиков, а сама молча развернувшись, вышла и, затворив за собой двери, оставила в одиночестве.
Мои нервы были как натянутая струна, казалось, тронь и зазвенят. Сердце стучало в груди с сумасшедшей скоростью. Оставаться здесь в одиночестве не было никакой возможности. Я уже собралась было встать и незаметно уйти, как в тишине коридоров (звуки приема сюда не долетали), послышались шаги и голоса. Двое спорили. Не узнать их было нельзя — Кларенс и герцог Коненталь.
— И зачем вы заставляете показывать эту ведьму гостям?! — яростно продолжал маркиз.
— Кларенс не смей! Аннель очаровательная молодая леди. После того, что ты натворил, ты просто обязан представить ее свету! — вспылил его светлость.
— Я ничего не…
Но тот не дав договорить, перебил его:
— Даже не смей перечить мне! Я и так делаю что могу, а ты все усугубляешь положение. Тебе сейчас нельзя оставаться…
Кларенс не выдержал в свою очередь:
— Я сказал уже, что не…
— А я сказал, поедешь! — зарычал герцог. — Только посмей не сделать! Вдовствующая маркиза, ваша мать…
— Не смейте впутывать ее сюда! Эта безумная старуха!..
— Как ты говоришь о собственной матери?!..
— Она моя мать, а значит, как хочу, так и называю! И вы тоже ничего…
— Ты поедешь в любом случае!
— Нет!
— Мы еще посмотрим…