Великая княжна Настасья (СИ) - Лин Айлин
Вспоминал воевода и руны, что начертаны были в землянке. Что задумала старая ведьма, на какую судьбу их обрекла?
Не просто так попали они в ту ночь к Желе, всё чаще эта мысль не давала покоя. А в ответе за всё он – Могута. Ему и расплачиваться, ежели что случится. Да и не ему одному, всей Веже…
Воевода склонил голову на руки, вспоминая старые сказания, которые поведали странствующие волхвы, иногда бывающие в их городе. Что-то смутно вспоминалось, но мысль терялась в давности времён.
А ежели к нашему волхву обратиться? Лепша не поймёт его думы, может, и народ против княжны настроить, ежели усомнится в Настасье. Нет. Не скажет Могута ничего.
Хотя не он один замечает странности княжны. Вот и Дана жаловалась, что Настя совсем переменилась, больше не зовёт девушек вечера за прядением да вышиванием коротать. Сидит с Алёнкой одной, никого более к себе не подпускает. Трапезничает тоже большей частью у себя в светлице. Прикрикнул тогда на ключницу воевода, что княжна родителей и братьев в один день лишилась, а каждый справляется с горем по-своему. Поверила ему Дана, но Могута не верил сам себе.
Прошедшие дни не принесли облегчения: раньше бы Настасья мысль свою высказала, да и воеводе дело поручила.
А сейчас? Вспомнил воин, как наравне с мужиками таскала княжна воду и гребла снег. Руки в кровь сбила, но ни словом не обмолвилась. Тихая прежде, теперь отдавала приказы звонким голоском, да так споро, что и батюшке впору позавидовать!
Ох и тяжела ноша! Дадут боги, всё наладится, а только Настенькиной погибели Могута не желал, берёг он её сызмальства, сохранит и сейчас...
Глава 11
Интерлюдия
Тихой, беззвёздной ночью неспешно шагала армия Илдея на приступ. Неслышно было голосов, ржания коней - снег приглушал стук копыт. Словно тень, растворившаяся в ночной мгле, беззвучно и неумолимо надвигалась волна захватчиков, готовая смести непокорный город с лица земли. Хан велел не пускать лошадей в галоп, чтобы не прознали раньше времени русичи о приближении врага. Он знал, скоро дозорные увидят чёрные кляксы его воинства, растёкшиеся на белом насте. Но тогда станет уже поздно, в ход пойдут железные крючья с верёвками, по которым заберутся воины в город, сожгут всё дотла, и уведут в полон жителей. Илдей сам возглавил этот набег, хотел посмотреть, как будет погибать Вежа, пройтись по пепелищу, что станет могильным курганом для дружинников и ненавистного Могуты. В предвкушении он нервно облизнул губы и зловеще усмехнулся – мысленно празднуя скорую победу. Потерев руки в предвкушении и, едва удерживая горячего коня, подумал:
«Потерпи, скакун, ещё немного и сорвёмся в галоп, вторгнемся в город, так же неумолимо, как смерть».
Второй отряд сейчас пробирался по лесу, хан не намеревался сразу нападать на город с двух сторон. Отдал воинам приказ жечь посад, что стоял у реки за городскими стенами. Огонь в незащищённых жилищах заставит дружинников принять бой и выйти из города. Там и застанет их Илдей врасплох, перебьёт защитников крепости, и путь к детинцу будет открыт.
Хан гордился своей задумкой, степняки не нападали на города зимой, предпочитая откладывать набеги до весны, когда коням в степи вволю корма. Не ждут его русичи, спит старая Вежа, укрытая снегами, видит свои последние сны. То-то удивится каган, когда придёт к нему радостная весть, что сдалась неприступная Вежа. Ему! Илдею! Хан тихонько рассмеялся в предвкушении.
Вскорости проступили очертания городских стен, загорелся на надвратной башне сигнальный костёр - заметили русичи, зовут своих воинов, предупреждают посадских, что близок враг. Только теперь не схорониться вам за высокими стенами! Мы уже близко…
***
Могута Мстиславович
Далеко за полночь, когда мир отдыхает в объятиях сна, поднялась тревога. Повскакивали дружинники, много ли солдату надо, чтобы приготовиться к бою? Один глаз спит, другой бдит, такова служба. Высыпали во двор, ожидая приказов воеводы. Могута был уже здесь. Опасался он, что как в прошлый раз полезут на стены степняки с разных сторон, отправлял он воинов на заборола во все концы Вежи. Малочисленное войско, многих недосчитались после последнего боя, а выстоять надо. Конюшие выводили осёдланных лошадей, промедление смерти подобно!
Могута подошёл к своему скакуну, что не раз спасал его из кровавой сечи. Умное животное само добралось до дома, когда хозяин оставил его подле избушки знахарки непривязанным. Конь бил копытом землю, закусывая удила, раздувались ноздри – чувствовал скорую битву!
На крыльцо вылетела Настасья, в мужских портах и короткой душегрейке.
- Стой, Могута! Я с тобой! – княжна подскочила к разгорячённому коню, без страха подхватила за узду.
- Куда, малахольная! - воевода оттащил девочку: - В терем! Схоронись в палатах, или в погреб спускайся. Не время для забав!
Сталью сверкнули княжеские очи, отдёрнула она руку от Могуты.
- Не возьмёшь сам, пешком пойду! - глаза Настасьи сузились от гнева, сказано было тихо, да только такая ярость слышалась в словах, что понял воевода – не отступит.
- Связать велю! - прорычал в ответ. - Сейчас гридней кликну.
- Только попробуй! Казнить велю! Своим смердам приказывать будешь! – Настя ярилась, словно пламя, того и гляди испепелит взглядом. Голос звонко разнёсся по двору, оглядывались недоумённо дружинники.
Вот она кровь княжеская, пигалица совсем, а такой блеск в глазах, что и звёзды затмит, сила в голосе, словно батюшка покойный приказы отдаёт. Такая и дружину за собой повести сможет!
Сдвинулись брови воеводы, заходили желваки, сжались пудовые кулачищи. Он развернулся к дружинной избе и через мгновенье уже показался на пороге, неся в руках шлем и кольчугу. Ну, будет тебе, девка, наука, побегай в тяжёлой броне! Да и опасался шальной стрелы, что за воевода он будет, коли весь род княжеский схоронит?
Махнул старый воин рукой, усадил Настасью на коня, забрался следом и пустил скакуна в галоп к главным воротам, куда уже подбирался враг.
Вовремя подоспели они, поднявшись на башню, укрытую от неприятельских стрел, смотрели, как пускают степняки коней во весь опор, кричат, размахивая кривыми саблями.
Вот уже накатывается волна на первый вал, не видно кольев, укрыты они глубоким снегом. Словно разъярённый прибой, набирает бег степняцкий рой.
Ночной воздух прорезали первые крики упавших, раздался визг раненых лошадей, лавина, нахлынув, застопорилась, переросла в свалку, мешанину человеческих и конских тел, откатилась волна ордынцев. Кричали приказы байрак-баши, выбирались из-за кольев те, кому посчастливилось остаться в живых.
Снова на приступ двинулся неприятель, осторожно, по метру преодолевая опасное место, не всем повезло, тут и там раздавались стоны, но, не обращая внимания на раненых, двигалось войско вперёд.
Пройден вал, открыт путь к городским стенам, возликовали ордынцы, и снова пустили коней в галоп. Да только лёд, коварно притаившийся под снежным покрывалом, не подпустил воинов к стенам. Ржали лошади, падая и ломая ноги, кричали подмятые ими всадники. Снова и снова гневно окликали оставшихся в живых байрак-баши, пытались навести хоть какой-то порядок в возникшем хаосе. Спешившись, степняки наперевес с тяжёлыми луками, двинулись к стенам.
Дружинники на стенах молчали, ожидая приказов воеводы, и внимательно глядели, как рассыпается на части вражье войско, как на земле багряными пятнами растекается кровь. Стрелы жаждут найти свою цель, да только молчит Могута, а значит, и воинам придётся замереть в терпеливом ожидании.
Стоит княжна рядом, тонкая, словно тростинка, а взгляд тяжёлый, не сводит очей с неприятеля, закусывает губы.
- Не вели, дядька стрелять, проверим, как стены наши выдержат.
- Надо ли дожидаться, когда враг вплотную к нам подберётся, Настя?! – воевода сорвался на крик, но тут же взял себя в руки. И покорился воле княжны.
