Цветок вампира - аконит - Мокашь Лили
— Можешь скормить мне своих врагов, — заговорщицки, едва слышно, предложил Никита и на короткое мгновение обернулся ко мне, чтобы подмигнуть.
Недолго думая, я выудила из пакета трёх жёлтых медведей и вложила в протянутую руку. Никита лёгким движением забросил мармелад в рот и картинно начал жевать, громко чавкая, демонстрируя, как яростно он расправляется с моими врагами. Это показалось мне чертовски милым и забавным. Меня восхищала то, насколько легко я чувствовала себя рядом с ним.
Машина перестроилась в крайний правый ряд и замедлила ход. Никита включил поворотник и свернул на съезд. Монотонный лесной пейзаж сменился маленькими двухэтажными домами в отдалении. И тут и там виднелись теплицы и убранные к зиме картофельные поля, теперь похожие на голые прямоугольные участки холодной земли. Трава везде пожелтела. Казалось, ещё летом её добела выжгло раскалённое солнце. Всё говорило о том, что природа готова к первым заморозкам.
Мы ехали медленно по разбитой дороге, качаясь на каждой яме. На удивление это не раздражало, скорее наоборот: в компании Никиты настроение поднималось, точно мы не прогуливали школу, а дома не поджидал очередной ворох проблем и серьёзный разговор с родителями. Интересно, отцу уже позвонили учителя? Подумав об этом, я достала телефон из кармана куртки и разблокировала экран. Ни сообщений, ни пропущенных звонков. Увидев время, я подумала, что возможно они ещё появятся: подходил к концу только первый урок.
— Слушай, а как это место далеко от школы?
Никита снял одну руку с руля и проверил экран навигатора:
— Шестьдесят пять километров. Нам осталось ещё примерно двадцать.
— Ничего себе! Это же во сколько Смирновым встают, чтобы по пробкам доехать до школы?
Каримов безразлично пожал плечами, словно звёздная семейка не представляла для него никакого интереса:
— Кто знает. Последнее время они в школе как-то нечасто появляются. Может, вообще, уехали назад, к себе.
И правда. Прокручивая в голове воспоминания последних недель, я только сейчас осознала, что последний раз видела Эдуарда в день, когда дежурный учитель вернул мне телефон. Как странно. Я настолько была занята проблемами дома, что не заметила отсутствия не только соседа по парте, но и всей его семьи в столовой. Возможно оно и к лучшему, конечно. Во всяком случае никакие странные предчувствия и мысли о бродящим за мной по пятам Эдуарде не беспокоили: ещё бы, я ведь только и делала теперь, что сидела дома.
Должно быть, отсутствие любимцев общественности заметили другие, вроде Татьяны и её подруг. Мне легко было представить, как горячо расстраивается Ростова, смотря на неизменно пустой стол. Эта мысли меня занимала, пусть и в глубине души, я не желала Тане страданий. Просто она была одной из тех девушек, которые занимали меня меньше всего. В тени королевы школы, её громкого голоса и порой навязчивой привычки задавать людям неудобные вопросы, Ростова меня отталкивала. Куда больше по духу мне казалась близка подруга Тани, имя которой всё время ускользало из моей памяти.
— Может задам тебе глупый вопрос?
— Можно и умный.
Я улыбнулась:
— А как зовут девушку, подругу Татьяны. Такая тихая, с тёмными длинными волосами, часто собранными в низкий хвост и прямоугольными очками?
Никита задумалась. Похоже, не одной мне было трудно запомнить спокойную и рассудительную девушку, перед которой, точно ярко-алое пятно, всегда выступала на переднем плане Ростова с какой-нибудь громкой сплетней.
— Ты, наверное, про Дашу. Вы с ней ещё на истории за одной партой сидите, верно?
— Точно! Даша! Не говори ей только, что я спрашивала, ладно? Она, как представилась в первый раз, так я и не запомнила, а переспрашивать было неудобно как-то.
— Я тоже периодически забываю, если честно. Девушка она хорошая, только очень тихая. Помню, пару раз пытался Дашу разболтать, но всё без толку. — Никита сделал небольшую паузу и чуть тише произнёс, словно уточняя: — Она, кстати, Андрею нравится.
— Андрею? Да ну нет, — сказала я, не веря своим ушам.
— Нет, серьёзно. Он даже думает её на дискотеку пригласить, да всё никак не решится. Она вечно с Таней ошивается. Стоит подойти, как сразу заводится шарманка с очередной экстренной историей, которую должна узнать вся школа и прямо сейчас. А часики-то тикают, — последнее Каримов добавил шутливо.
— А ты уже кого-нибудь пригласил на танцы?
Вопрос сорвался с моего языка быстрее, чем того хотел бы мозг. Сердце учащённо забилось. Волнение неприятно нарастало внутри, шепча на ухо: «а что, если пригласил?». Уверенность, что я хотела узнать ответ на этот вопрос, не успела даже окрепнуть, как растворилась в салоне авто. Каримов молчал. Его лицо казалось непроницаемым и это было хуже всего.
— Ты не обязан отвечать, если не хочешь, — я не могла больше смотреть на Никиту и перевела взгляд на колени. Вот так просто один неосторожный вопрос создал между нами пропасть, которую ни он, ни я, не в силах были преодолеть. Слова не вернёшь. Не спрашивают девушки у парней, кого вторые познавали на танцы из праздного любопытства. Так не бывает и Никита, как мне казалось, прекрасно это понимал. На что только я рассчитывала, приняв дружескую доброту за нечто большее? Во мне не было ничего примечательного. Я даже красивой не могла себя назвать смотря по утрам в зеркало. Не умела краситься, не интересовалась модой. Жила в мире собственных интересов и ценностей, которые едва ли кто-то из сверстников разделял, словно я родилась не в то время и не в том месте. Мама часто шутила, когда с серьёзным видом, мне приходилось объяснять на кассе в супермаркете, почему овощи не обязательно складывать в пластиковый пакет и что давно есть альтернатива, в виде хлопковых сумок и, прижившихся ещё во времена Советского Союза, сетчатых авосек всех цветов и мастей. Слыша очередную поучительную лекцию о необязательном вреде экологии, мама говорила, что я бухчу, как семидесятилетняя бабка.
Не то чтобы я чувствовала себя старше, нет. Всё внутри меня скорее страдало от глубокого одиночества и желания быть, хотя бы немного больше похожей на сверстников, которые переживали за оценки в четверти, отсутствия в шкафу джинсов модного покроя и прочих вещей, кажущихся сущей ерундой.
Чем дольше я размышляла, тем тяжелее становилось на сердце. К глазам подступали предательские слёзы. Я скрыла лицо за волосами, отвернувшись к окну, и начала дышать под счёт, надеясь, что этого хватит. Только бы не разреветься в машине, честное слово.
Последняя доля выдержки треснула, когда я почувствовала, как осторожно чужие пальцы переплетаются с моими. Большим пальцем Никита мягко поглаживал кожу, и что-то глубоко внутри меня оборвалось. Тёплые слёзы, одна за другой, покатились по щекам, попадая на губы. Я облокотилась о ручку двери, прижимая к нижней части лица свободную руку, стараясь задержать слёзы и не дать им упасть на одежду. Только бы он не увидел.
Машина замедлила ход и вильнула на пустырь у лесопилки, после чего остановилась.
— Ася, — позвал Никита, но я сохраняла неподвижность, с трудом сдерживая всхлип.
Послышался щелчок, а затем — скрежет пуховика. Тёплая рука легла на мою щеку, и осторожно надавила, отворачивая лицо от окна. Я закрыла глаза, думая о том, как ужасно сейчас выгляжу. Плачущая, растрёпанная. Наверняка вся кожа пошла красными пятнами, как это обычно бывало, стоило дать волю слезам. Я боялась посмотреть на Каримова. Жалость нужна была мне меньше всего.
— Ася, — он позвал меня вновь. Голос Никиты стал чуть тише. Казалось, в машине не осталось больше звуков, кроме этого голоса.
— Посмотри на меня, — попросил он, и обе руки Каримова оказались на моих щеках, согревая теплом. – Пожалуйста.
Медленно я послушалась. Никита внимательно смотрел на меня широко раскрытыми глазами, но в них не было ни удивления, ни жалости. Взгляд не блуждал, а был точно прикован к глубине моих. Казалось, ещё немного, и он прикоснётся к самой душе. Мгновение и Ник подаётся вперёд. Почти касаясь моего лица, он замирает, точно безмолвно спрашивая разрешения, и я медленно моргаю, говоря «да» всем нутром.
