Зеркала - Дмитрий Арсеньев
Идём, идём, не падаем. Какой же сложный квест.
– Слышь, мужик, давай садись сюда к окну.
«Ох, спасибо, братан, то, что надо». Едва прислонив голову к холодному стеклу окна, я вырубился напрочь.
«Уважаемые пассажиры, предлагаем вам три шариковых ручки по цене одной. На прилавках города стоимость будет… Мы же…»
«Детство, детство ты ку-д-а-а-а-а…»
Я с трудом разлепил глаза. Цыганёнок лет семи наяривал, стоя в проходе, на огромном для его худого тельца аккордеоне, завывал песню моего далёкого младенчества.
Господи, то коробейник, то цыганский концерт… Мутит немного, надо ещё покемарить.
Рядом сидела тётя лет сорока с небольшим, сосредоточенно передвигая цветные шарики на экране своего полуживого мобильника. Одна часть экрана почти не светилась, словно делила виртуальную жизнь на тёмную и светлую стороны.
– Простите, какая станция была?
Во рту противно сухо, слова давались с трудом.
— «Павловский Посад».
– Спасибо.
Ещё 15 минуточек есть…
«Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Петушки».
Блин, блин. Проспал-таки. Я приоткрыл глаза.
В вагоне почти никого не было, кроме группки парней и девушки с ними. Я почувствовал рядом чьё-то плечо.
– Как подъезжать будем, сразу выводим, Серый.
– Лады, про камеры помни, не светись.
– За угол и с платформы вниз, там не видно никому.
Я прикрыл глаза. Страха почему-то не было. Лишь поиск решения и какое-то чувство досады. Ну, надо же так попасть под «гоп-стоп».
Вон там кнопка жёлтая, связь с машинистом… Если перескочить через лавки и сразу в проход, успею нажать, но дальше меня сомнут. Без иллюзий. Это не кино, а я не особо боец, хоть в юности и изучал единоборства. Нужно во что-то уцепиться, не дать себя выволочь из вагона.
За окном проплывали какие-то ангары и показались потрёпанные жизнью «101-го километра» пятиэтажки.
– Слышь, братан, пойдём в тамбур поговорим?
Лёгкий толчок в плечо. Притворюсь еще бухим, чтобы не сразу опомнились.
– А, че? Есть курить?
– Да не вопрос, айда покурим.
Щербатая физиономия с жёсткой даже на вид щетиной довольно ухмыльнулась. Лицо отдалилось, тёмный силуэт сдвинулся на пару шагов в сторону тамбура и выжидательно замер.
Подъём, прыжок. Лавка позади.
– Э-э-э-э-э, ты куда, сука!
Ещё прыжок, ещё сиденье. Проход. Вперёд. Кнопка. Надпись: «Удерживайте кнопку. Подождите пять секунд. Говорите».
Да уж. Подстава. Пять секунд сейчас для меня роскошь.
Удар в спину. Стена вагона приблизилась максимально близко к лицу, прижала, как будто для поцелуя. Ну нет, не так просто, парни.
Разворот. Прямой удар в живот ногой.
«Пятка опорной ноги поворачивается. Вот так, Да. Вторую сгибаешь, поднимаешь высоко и выпрямляешь с силой, как будто отбрасываешь что-то от себя. Давай, Дима, пробуй».
Мой тренер по дзюдо с таким непривычным поначалу мне именем Фанис Гальянович однажды меня удивил, сказав, что лучше всего в схватке с такими типами убежать.
«Ведь они что от тебя хотят? Избить, отнять, унизить. Убежал и не дал им этой возможности. Ну и кто победил в итоге? Правильно, ты».
Некуда деваться, тренер. Но хер я им дамся просто так. Чьи-то руки схватили за капюшон, дёрнули вниз. Я успел повернуть лицо чуть в сторону, и удар коленом пришёлся в скулу.
Раз! Больно, сука!
Два! Искры из глаз.
Три! Тьма…
***
– Ты живой, мужик? Вроде живой. Давай вставай, тут тебе не надо лежать, скоро вагон совсем холодный будет.
Глаза приоткрылись, тень немного сдвинулась в сторону, и в лицо упёрся холодный, равнодушного белого оттенка, луч фонаря с платформы. Я осознал, что по-прежнему нахожусь в вагоне недалеко от тамбура. Освещения внутри уже не было, видимо, электричка стояла в тупике. Правая сторона лица ожесточённо заныла, когда я поднял голову от холодного пола. В нос ударил запах давно немытого человеческого тела, явно живущего жизнью гражданина, не платящего налог на жилье по причине отсутствия оного.
– Ты давай на лавку сначала сядь.
Тень протянула руки, ухватила за предплечье, кряхтя, скинула меня на лавку.
– Мы где, в Петушках?
– Именно там, любезный. Я думаю, ты уже почувствовал этих Петушков неповторимый колорит. Есть покурить?
Я пошарил по карманам, от этих движений спина напомнила мне о недавних событиях, заставив скривиться. Так. Мобильника и кошелька нет. Ладно, переживём, главное, не вытащили и вообще не убили. Будем считать, обошлось малой кровью. Надо бы посмотреть, что с лицом. Вот она, пачка. Смялась немного в кармане.
– Держи, сам там возьми. Зажигалка есть?
Я на мгновение прикрыл глаза. Спичка в руках незнакомца зло зашипела, вспыхнула с краю. Потом, словно немного поколебавшись, вспышка охватила её всю, осветив заросшее неровной бородой усталое припухлое лицо.
– А ты кто? Почему здесь?
Разбитые губы шевелились нехотя. Каждое слово было не то чтобы по рублю, но копеек по пятьдесят, если бы мгновения боли можно было так монетизировать.
– Серёгой можешь звать. Бездомный я, или по-русски бомж. Недалеко тут живу. В сторожке железнодорожников. Хожу, смотрю в электричках в тупике, может, кто забыл чего. Вот тебя нашёл, а больше полезного ничего. Так себе день сегодня.
– Сколько времени, Серега, знаешь?
– Ну, я счастливый человек. Налогов не плачу. Время не наблюдаю. Может, час, может, два уже. Кто ж над тобой так постарался?
Блин, мама-то что сейчас думает, я уже два часа должен был как приехать.
– У тебя, Серёга, есть мобильник? Маме надо позвонить.
Тень собеседника как раз затягивалась сигаретой, судя по вспыхнувшему светлячку окурка.
– Ты, уважаемый, попутал бомжей московских и замкадных. Нет мобильника, уж извиняй. Ты вообще откуда?
– К маме ехал в Орехово-Зуево. Как теперь мне туда попасть? Ни денег, ни связи.
Серёга откашлялся, мощно, прям от души.
– Пойдём, у меня побудешь, в пять утра первая электричка пойдёт, доедешь, контролёров до Орехово не будет. Сейчас подсоби двери отжать, чуть подержишь, а я тебе слезть помогу.
– Да, слушай, я…
– Давай, это же тебе, москвичу, незабываемое приключение… Да и выхода у тебя нет другого в два часа ночи и без денег. Кому ты нужен? А на улице не май месяц.
***
– Да пей, не бойся. Тебе сейчас самое оно от стресса. Не отрава, я знаю, что пить, а что нет. Все же человек с высшим образованием, хоть и бомж.
Серёга хмуро ухмыльнулся и заёрзал на уставшем от жизни кресле с драной обивкой, накрытым какими-то затхло пахнущими тряпками.
Половину каморки занимал отсек, где висели замасленные красные путейские жилеты, стояли лопаты, ломы и
