Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна
– По отделению герцогства Эрилейского от Муриции. – Он отсалютовал нам обеим бокалом вина, которое принесли специально для него. – Это самая настоящая государственная измена.
– Таковы ваши планы, дон? – Я испуганно охнула. – Вы собираетесь втянуть двух одиноких дам в заговор? И где ваша совесть?
– Простите?
– Вы только что заявили, что собираетесь отколоть герцогство от страны, став моим мужем, – пояснила я. – И сами назвали это государственной изменой. Мы не хотим быть ни в чем таком замешанными.
– Вы что-то путаете, дорогая Эстефания, я ничего такого не говорил.
– Как это не говорили? Тетя подтвердит, что вы только что именно об этом сказали.
– Именно так, ваше сиятельство, – радостно пропела дражайшая родственница, наслаждаясь замешательством гостя. – Более того, при необходимости подтвержу, что именно вы завели разговор об отделении герцогства.
Они с Нагейтом обменялись улыбками. Точнее, оскалами, как две акулы. И пусть родная акула казалась безопасней, не факт, что таковой была. Если бы речь не шла о замужестве, я бы поставила на Нагейта. Он выглядел уверенным в себе и надежным и уж точно не стал бы втягивать меня в политические игры против короля.
Тем временем Нагейт задумчиво подцепил вилочкой какую-то сложную закуску в корзиночке и так аппетитно захрустел, что суп показался еще противнее. А ведь Эстефания привыкла питаться так, как сегодня мы с графиней Хаго, и была убеждена в пользе подобной диеты. Но я не совсем она, поэтому с замиранием сердца провожала каждый кусочек, съедаемый Нагейтом, – тот, не стесняясь, отдавал дань принесенным лакомствам. Наверное, на правах будущего родственника.
– Так когда мы назначаем свадьбу? – невозмутимо поинтересовался он, решив, что съел достаточно.
– Никогда, – отрезала тетя, которой аппетит гостя тоже не пришелся по нраву.
Она встала из-за стола, я последовала ее примеру. Пришлось встать и графу, правда, он не преминул в процессе допить вино из бокала.
– А что скажет прекрасная Эстефания? – усмехнулся он.
Тетя сделала знак молчать, но один вид почти пустых блюд перед гостем разозлил настолько, что меня было уже не остановить.
– Скажет, что приличные женихи приходят хотя бы с букетом и коробочкой конфет, а не для того, чтобы поесть за счет невесты. Такое впечатление, дон, что вас дома не кормят.
– Так некому, прекрасная донья. – Он выразительно вздохнул.
– Так найдите кого-нибудь. Повара или кухарку. Негоже, дон, голодать. От этого в голову забредают неправильные мысли. – Я сладко улыбнулась и пропела: – Хорошего вам вечера, дон. Надеюсь вас в ближайшее время не увидеть.
Тетя вышла, не простившись, и коротко бросила дворецкому, чтобы он проводил гостя. Действительно, вдруг заблудится. Мне бы не хотелось постоянно натыкаться в коридоре на типа, который пристает с вопросом: «Когда наша свадьба?» Это ведь почти «Отдай свое сердце».
Тетя сделала мне знак следовать за ней, и мы чинно прошли в кабинет. Чинно мы выглядели ровно до того момента, когда за нами захлопнулась дверь.
– Фани, что на тебя нашло? – напустилась тетя. – Держи язычок за зубами. Хотя, конечно, обвинить Нагейта в антигосударственных планах было хорошей идеей. Но, увы, Теодоро не поверит.
– Главное, чтобы засомневался. И подумал, что граф, которого била жена, вряд ли сможет влиять на меня.
– А она била? – удивилась тетя.
– Слухи ходили, – ответила я туманно, не уточняя, что сама же их запустила в разговоре с Диего.
– Странно, до меня не доходили…
Она прошла за стол и по-хозяйски уселась в кресло, хотя и дом был мой, и кабинет тоже. Но не мне с ней спорить: она опекунша моего тела. Я поторопилась сесть, чтобы не выглядеть как нерадивая служанка, распекаемая госпожой.
– Ты хотела сообщить что-то важное, – напомнила тетя.
– Не знаю, насколько это важно, но, кажется, меня собрались шантажировать.
– Кто? – Она подалась ко мне через стол.
– Тот самый барон, который вам не понравился. Я сказала, что его не помню, и попросила вернуть письма, а он заявил, что я так легко не отделаюсь. И у него был вид человека, у которого есть что-то, меня компрометирующее. Вы, случайно, не знаете что?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Случайно не знаю. – Она задумчиво смотрела на свои руки, лежащие на столе. Ухоженные, без малейшего намека на возраст. – Но с нее сталось бы отправить что-то личное. Что ты ответила наглецу?
– Что мне наплевать на его угрозы.
– Правильно, Фани. – По губам тети скользнула одобрительная улыбка. – Смотрю, он тебе не понравился?
– Он красивый, – возразила, – но, чтобы поддаться на шантаж, этого недостаточно. Предположим, он обнародует что-то из писем, так мне даже стыдно не будет, потому что я их не писала.
– А ведь точно! – Тетя прищелкнула пальцами, вызвав легкий струящийся дымок. – Даже если он вздумает говорить о нарушении обещания выйти за него замуж, ты всегда можешь утверждать, что не писала эти письма.
К предложению тети я отнеслась скептически: если постоянно пользоваться одним и тем же приемом, рано или поздно кто-то да догадается, в чем дело.
– Это если у него нет чего-то посерьезней.
– Да что у него может быть? – расслабленно улыбнулась тетя. – В любом случае он вначале попытается решить дело миром через меня. Возможно, удастся недорого откупиться от него.
Я вспомнила жесткие пальцы на предплечьях и глаза, горевшие неприкрытой злобой. Что бы тетя ни думала, Эмилио точно не из тех, кто согласится на подачку. Ему нужно было все. И можно без меня.
В дверь постучали, и после разрешения войти к нам заглянула рыженькая горничная, которая испуганно сообщала мне о приходе короля. Сейчас она тоже выглядела испуганной, но сообщила всего лишь о приходе некоего сеньора Охедо.
– Мария, пригласи его пройти сюда, – обрадовалась тетя. – Как он вовремя. Впрочем, Альберто всегда приходит вовремя.
– Мне уйти?
– Разумеется, нет, – удивленно ответила родственница. – Я приглашала его как раз по твоему вопросу. Это один из лучших специалистов даже не страны, а всего континента.
Один из лучших специалистов походил на католического монаха, чему очень способствовали окруженная венчиком седых клочковатых волос блестящая лысина, сильно смахивавшая на тонзуру, и бесформенная мантия, давно потерявшая первоначальный цвет. Ему бы еще веревкой подпоясаться и надеть на ноги что-то наподобие сандалий с деревянными подошвами – вообще стал бы неотличим. Но пришедший сеньор обувь любил удобную и дорогую, что выбивалось из образа.
– Селия, ты все хорошеешь, – галантно сказал он тете. – Двуединый, вот уж над кем годы не властны: ты становишься только лучше, как выдержанный херес.
– Ах, Альберто, – томно проворковала тетя на манер девицы на выданье, – твоя сладкая лесть противоречит тому, что я вижу в зеркале.
– Не выдумывай, Селия. Что ты там можешь увидеть, кроме молодой и очень красивой доньи?
– Будет тебе, Альберто. Ты меня смущаешь перед племянницей.
Только теперь он повернулся и заметил меня. Осмотрел, еле заметно двигая пальцами, словно выплетал сетку втайне от строгого учителя, а потом спросил:
– Селия, ты опять влезла во что-то нехорошее? Что с твоей племянницей?
– Бласкес уверяет, что она сама наложила на себя блок. Но Эстефания ничего подобного не помнит.
Тетя улыбнулась неожиданно заискивающе. Наверное, навестил нас не просто друг ее юности, но весьма важная персона.
– Бласкес всегда был слишком самонадеян. Разумеется, это работа не твоей племянницы. Хотя при беглом осмотре кажется именно так. Я бы поставил на близкую родственницу, потому что аура похожа, но не идентична.
Тетя нахмурилась, я тоже, потому что мы подумали об одном и том же: аура изменилась, потому что в теле теперь другая душа. Если только…
– Увы, Альберто, единственная близкая родственница Эстефании – это я, а у меня, если ты помнишь, не было возможности у нее побывать. – Она выразительно улыбнулась, намекая на свое заточение в монастыре.