Путешествие по чашам весов. Левая чаша (СИ) - Старлайт Ёжи

Хард и сам был огорчен не меньше. Ему так и не удалось спасти женщину. Они всей деревней простояли на берегу реки целых полчаса, но, несмотря на уверения Зальда, женщина не всплыла. Это лишний раз доказывало то, что она была невинной жертвой. Все расходились молча, унося в своих сердцах тяжелый камень вины. А тут еще и Вайти проплакал всю дорогу…

Хард сел на лавку, не замечая ничего вокруг. Только чуть позже он вспомнил о сумке, которая осталась от женщины. Хард решил ее убрать подальше с глаз мальчика, чтобы тот лишний раз не огорчался. Пошарив около себя рукой, он ничего не нашел. Хард встал и посмотрел по сторонам. Сумки нигде не было. Паренек, заметив, что отец озирается, подошел к нему:

— Папа, что ты ищешь?

Тот вздохнул и нехотя ответил:

— Сумку, сынок. Ту, что оставила у нас эта женщина.

Мальчик также как и отец, посмотрел по сторонам, а потом решительно полез под лавку. Через мгновение оттуда послышался радостный крик. Вайти вылез, держа что — то в крепко сжатом кулаке. Он подошел к Харду и разжал ладонь. На ней лежала маленькая, размером с монету, серебристая птица. Крылья у нее были расправлены в стороны. Казалась, что она сейчас взмахнет ими и улетит.

— Папа! — он смотрел на мужчину своими еще более яркими от слез зелеными глазами, — я знаю, она не утонула. Она забрала свои вещи и улетела, как эта птица. Я прав?

Хард кивнул и прижал к своей груди сразу повеселевшего сына.

Зальд сидел в комнате, положив перед собой руки ладонями на стол. В таком положении он провел несколько часов. На улице наступал вечер, и в комнате становилось темно. Он неохотно встал и, нашарив в темноте огарок толстой свечи, зажег его.

Мужчина поставил его перед собой на стол и осторожно достал из потайного кармана небольшую хрустальную пирамидку. В дрожащем свете свечи пирамидка сверкала, стоило только чуть повернуть ее. Священник задумчиво вертел в руке прозрачный кристалл. Теперь, когда женщины, которой принадлежала эта вещь, не было в живых, он ощущал в душе пустоту и усталость.

Зальд с самого детства мечтал стать священником. Он становился старше, но его убеждение в том, что ему суждено пойти именно по этому пути становилось только тверже. Никто вокруг, включая его родителей, сводного брата и друзей, даже не пытался отговаривать его. Стилл, которая считалась его невестой, только один раз, перед самым отъездом в семинарию, попыталась поговорить с ним. Зальд просто не стал ее слушать. Его ждал путь, полный самоотречения и заботы о других. Он был заранее горд, что выбрал именно его.

Годы учебы пролетели незаметно, и скоро молодой священник вернулся в свою деревню. Радостно переступая порог родного дома, он не знал, что судьба приготовила ему еще одно испытание. Родителей не было в живых. Но не только их внезапная смерть так потрясла мужчину. Сводный брат поднялся ему навстречу, держа на руках маленького ребенка. Мальчик посмотрел на Зальда глазами свежей зелени и тот почувствовал, что ему нечем дышать. Во всей деревне такие глаза были только у одного человека. Словно подтверждая его подозрения, из кухни появилась жена Харда. Это была Стилл.

Все перепуталось в душе Зальда. То, что казалось раньше важным и существенным, перестало волновать его. Различные искушения, которым намеренно подвергали их в семинарии наставники, ничего не значили по сравнению с тем мучением, какое он теперь испытывал. Видеть Стилл каждый день, разговаривать с ней, но знать, что она навсегда принадлежит другому…

Зальд не хотел винить в произошедшем себя, поэтому всю ненависть, которая неиссякаемым источником била у него в душе, он обратил на Харда и Стилл. Не проходило дня, чтобы он не упрекнул в чем-нибудь брата или его жену. Они терпеливо сносили его несправедливые придирки и обвинения. Но их смирение только еще больше разжигало его злость. Скоро и другие жители деревни стали ощущать на себе тяжесть его неукротимого нрава.

Год назад, в такой же осенний день, Стилл пошла стирать белье к реке и не вернулась. Её искали всей деревней, но не нашли. Горе не сблизило братьев. Зальд стал еще суровее вершить суд над жителями деревни, которые теперь замолкали и старались уйти при его появлении. Хард, лишившись жены, всю свою любовь перенес на маленького сына, который, подрастая, становился все больше похожим на мать.

Эти воспоминания промелькнули в голове Зальда, пока он вглядывался в блестящий кристалл. Священник еще раз повернул пирамидку и поставил ее на стол. Он вспомнил женщину, которую сегодня утопил. В ее глазах была такая жалость и такое презрение к нему, что воспоминание об этом не давало ему успокоиться.

Вдруг Зальд встал и даже не думая, почему он это делает, подошел к входной двери и открыл ее. Широко распахнув ее, он вдруг замер, а потом отпустил кованую ручку и попятился назад. На пороге темным молчаливым изваянием стоял человек в плаще. Он сделал шаг вперед навстречу медленно отступающему священнику и, подняв руку, снял с головы капюшон.

Зальд почувствовал, что у него задрожали руки, а на висках выступил холодный пот. На него огромными темными глазами смотрела та самая женщина, мысли о которой преследовали его весь сегодняшний вечер. Она сделала еще несколько шагов вперед, и дверь за ее спиной захлопнулась сама по себе. В темноте комнаты, озаряемой только светом дрожащей свечи, она казалась странным, потусторонним духом, духом мщения. Длинные черные волосы, подобно второму плащу, окутывали ее тело. Странное, мистическое ощущение предопределенности, которое охватило Зальда, продолжалось несколько минут. До тех пор, пока он не услышал ее мелодичный голос:

— Не ожидала такой вежливости от тебя, Зальд, после того, что ты со мною сделал. Извини, если немного испугала тебя. Я пришла за своими вещами.

Она посмотрела на стол и спокойно добавила:

— Я вижу, что одну из них ты уже приготовил.

Женщина вытянула руку ладонью вверх, и хрустальная пирамидка легко поднялась над деревянной столешницей и перелетела ей в руку. Она спрятала ее в карман плаща и опять посмотрела на Зальда:

— То, что ты забрал этот хрустальный кристалл, я еще как-то могу понять. Вещь интересная и довольно необычная. Но присвоение себе кошелька с деньгами ничем другим как воровством назвать нельзя. Верни мне его.

Священник хотел что-то возразить, но она взмахом руки остановила его:

— Ты слишком много говоришь, Зальд. У тебя нет времени выслушать других. Для священника это большой недостаток. Я решила помочь тебе исправить его.

Она подняла левую руку со сверкнувшим на ней кольцом и спокойно, может быть чуть медленнее, чем обычно, произнесла:

— Я лишаю тебя голоса. Это не кара, а испытание. Ты священник и тебе надлежит думать о других больше, чем о себе. Через молчание ты осознаешь, что был несправедлив и излишне жесток к людям. И только чистосердечное раскаяние сможет вернуть тебе способность говорить.

Зальд в ужасе схватил себя за горло. Он пробовал, но не мог произнести ни звука. Комда, больше не обращая внимания на мужчину, сделала быстрое движение пальцами и сундук, стоящий в дальнем углу, открылся. Маленький кошелек с деньгами, также как и пирамидка, скользнул к ней в руку. Женщина надела на голову капюшон плаща и отступила к двери. На пороге она на секунду замерла. Зальд испуганно сжался, но она не повернулась. Её силуэт черной тенью мелькнул в открытом проеме двери на фоне более светлого звездного неба и исчез.

Глава 13

После случая в деревне, и вспоминая предостережения Энди, Комда сторонилась людей. Женщина двигалась лесами, периодически трансформируясь. Километры пути ложились то под лапы черной волчицы, то измерялись взмахами крыльев небольшой серой птицы. Но даже при такой скорости передвижения дни шли за днями, сливаясь в недели. Прошло полтора месяца.

Энди высадил её далеко от Гордона. Но сделать это ближе не представлялось возможным из-за большого количества мелких, населенных миддласами деревенек, которые постепенно сужающимся неровным кольцом окружали столицу. Теплый и ласковый период осени постепенно сменился холодными и сырыми днями. По утрам уже не капли росы блестели на длинных листьях травы, а изморозь ровным белым ковром покрывала обочины дорог.