Вотыты - Ольга Зима
– Я поняр-р-р, поняр-р-р, конечно, я видер-р-р ужасный сон пр-р-ро бер-р-рых гр-р-рупых вор-р-рков, но папе это обычно неинтер-р-ресно, так что незачем…
На грани сна и яви Мидиру показалось, что его еще раз обняли и, может, даже поцеловали, но поручиться он бы не смог, зато спалось действительно крепко и сладко.
Следующий день начался обыкновенно, Мидир удрал от нянек, три раза перезастегивал свою одежду, потому что сидела неудобно, потом отчаялся и отправился искать Киринна – тот всегда быстро заставлял всех слушаться, даже шнурочки, пуговки и веревочки. Выглядел начальник стражи веселее, чем накануне, чуть более спокойнее, но и по-обыкновенному живой, тяжелый и огромный. С одеждой Киринн справился быстрее, чем Мидир ожидал, так что на завтрак еще отвести успел, как будто его кто-то просил.
После завтрака день покатился своим чередом, события вчерашней ночи все больше отдавали сном, жутким, нереальным, но поэтому страшным только в тенях. Белых волков в замке тоже не было видно, Мидир вовсе расслабился, находя, что жизнь почти не изменилась, как была удобной, приятной и привычной, так и осталась.
Все опять изменилось к вечеру, когда Мидир искренне почти забыл, что изменения действительно были. Разговор за ужином перетекал от политики к политике, отец с Мэрвином обсуждали опасности объединения Леса с Камнем, потом припомнили распри внутри собственного Дома, тут-то и всплыли снова белые волки.
– Им стоит напомнить об обязанностях, не только о свободах, – Мэрвин, как обычно, идеальный, поправлял салфетку на коленях и не смотрел ни на кого, кроме отца.
– Белые, вечно с ними проблемы. Однако есть и приличные ши. Следовало бы дать Киринну время, – задумчиво произнес отец, глядя почему-то на Мидира. – Все-таки смерть ребенка…
– …самое страшное, что может случиться! – мама дрогнула, вилка выпала из ее рук и покатилась по каменному полу.
– Ужин окончен! – торопливо объявил отец.
Мэрвин недовольно покривился, ничего не говоря, просто встал и ушел, Мидир хотел подойти к маме, успокоить, напомнить, что они с Мэрвином оба живые, не надо так волноваться, но отец успел раньше, уже подхватил ее под руку, уже увел куда-то в галерею, они уже пропали в длинных факельных тенях.
Мидир вздохнул, покачал ногами в воздухе – скоро он вырастет, тогда это тоже будет сделать невозможно, не в обеденном зале и не на этих стульях точно.
Потом появился Воган. Он вечно каким-то образом именно появлялся, появлялся неожиданно и словно бы ниоткуда, хотя был выше и толще любого нормального волка, а уж его голос грохотал не хуже, чем водопад.
– Что, второй принц, опять вас без сладкого оставили? – на поясе главного повара Черного замка привлекательно поблескивали ножи, во рту – клыки, сравнимые с теми ножами.
– Это ничего, сладкое я не очень люблю, – Мидир показательно покривился и поддернул рукава, еще демонстрируя, что совершенно доволен и трапезу завершил. – А ты откуда знаешь?
– Оттуда же, откуда знаю все, – расплылся в улыбке, склонился к волчонку и прошептал: – А еще – мне говорит сам Черный замок.
Мидир ему, конечно, не поверил.
– А о чем еще говор-р-рит этот твой р-р-разговорчивый замок?
– О том, что Киринну опять несладко, – повар вздохнул, будто мехи в кузнице, так глубоко и звучно. – Вы к нему забегали сегодня? Он при вас хоть слегка оживает. А вообще как был глупым служакой, так и остался…
– Это как? – стоило Мидиру всерьез заинтересоваться, Воган, конечно, тут же перестал рассказывать.
– Это так, как маленьким волчатам знать не стоит, еще не хватало, чтобы вы ему по всем больным местам острыми пятками пробежались!
– Кир-р-ринн не гр-р-рупый! – Мидир чуть не забыл самое важное.
И чтобы это понимание окончательно дошло до Вогана, стукнул его кулаком по плечу. То есть хотел по плечу, но дотянулся только до предплечья.
Повар скорчил очередную гримасу, присел и поднял руки со словами:
– Как вам будет угодно, мой принц, наследник и истинный сын Джаретта Великолепного!
Мидир насупился и убежал: было что-то очень обидное в словах Вогана, но он не понял, что именно, а сам повар уж точно не скажет.
Ночью Мидиру не спалось, а перед сном обходить стражу было куда проще. Он забрался на левую, самую высокую сторожевую башню и долго смотрел на небо. Но мысли разбегались, как испуганные лани, а в памяти всплывало застывшее лицо Олли – и сердитые речи белых волков.
Как оказалось, не спалось не только ему.
– Не беспокойся, мо гра, – донеслось с открытой галереи, где часто бродил ветер с Вороновых гор, стремительный, но теплый.
Мидир мгновенно скрылся за поворотом, а потом осторожно подкрался и заглянул за угол. Да, ему не показалось, это был голос отца! «Мо гра», – любовь моя. Неожиданно мягкий, голос Джаретта был наполнен какой-то странной силой. Отец казался и слабым и сильным в этот момент, когда преклонил колено перед Синни и сжал ее ладони. И еще глаза отца, они сверкали, как два черных алмаза.
– Мидир становится все сильнее. Киринн обучит его! Не печалься, любовь моя. Я прошу. Я – и прошу, – словно удивлялся себе Джаретт. – Я обещал тебе, что в моем мире наши дети будут в безопасности куда большей, чем на земле. Я выполню все, что обещал тебе, мо гра. Я буду любить тебя вечно… А как чисто стал говорить Мидир!
Глаза Синни, полные слез, засияли в лунном свете.
– Ты заметил!
Мидир, хотя речь шла о нем, ощутил себя лишним, отшатнулся с колотящимся сердцем – отец обнял маму и поцеловал ее. Родители, несомненно, любили друг друга и его тоже. Почему ему так скверно?
А ведь и правда – он так старался за ужином обойтись без упоминания о Киринне, так выбирал слова и выражения, что и не заметил, как перестал проговаривать «р-р-р» через слово. «Как погремушка, детская, пустая и никчемная», – всегда смеялся над ним Мэрвин.
Мидир вдруг понял, что слишком задумался и потерял счет времени. Он хотел было уйти так же незаметно, как и появился здесь, но тихий звук шагов в сочетании с запахом льда и нагретой солнцем земли дали понять ему, что рядом отец и он, похоже, уходит. Это было странно: Джаретт почти никогда не оставлял Синни одну, без
