Хозяйка Мерцающего замка - Марина Михайловна Ли
Нарисую тебя, хорошего.
Где ты? Где? За какими вехами?
За какой измученной далью?
За заплатами и прорехами
Я тебя каждый миг теряю.
Я из осени, милый, вырвалась,
Я к тебе прилетела песенкой,
Я с тобой поменялась крыльями,
Я сижу на площадке лестничной,
На холодной площадке лестничной,
Я сижу у закрытой двери.
Я словам, ничего не весящим,
Больше уж ни за что не поверю.
Не поверю словам-обожаниям
Я твоим. На площадке лестничной
От любви я умру нечаянно,
От любви – ничего не весящей.
А утром выходила к подопечным, неизменно улыбающаяся, встречала завтрак – со второй недели их питание от моего ничем не отличалось, – шутила, смеялась, отвечала на вопросы, даже как-то умудрялась давать советы… Хотя в последние дни, когда наш физиологический возраст почти сравнялся, это было уже несколько сложновато.
Кстати, Фей вернул себе полноценную память почти на десять часов раньше, чем его супруга. Просто вдруг в середине разговора замолчал на полуслове и огорошил меня неожиданным:
– Варь, можно тебя на полслова?
– А?
– Барбарэ.
Произнеся исковерканную версию моего имени, саэйя Фаэрг ил Нау скривился, будто ему на зуб гнилая ягода попалась, но я сразу всё поняла и подскочила с места.
– Ани, родная, ты не обидишься, если Фей мне поведает на ушко какой-то секрет?
– Если только на него, – улыбнулась моя взрослая девочка. – Потому что, судя по всему, поведать его тебе он собирается в другой комнате.
Феникс кивнул, подтверждая слова супруги. Я улыбнулась. И мы вышли в холл. Впереди мой взрослый мальчик, позади я. На полусогнутых.
Ну, правильно, подмышкой-то у выросшего фениксёнка был мой «Альбом взросления». Мы же как раз над ним работали, когда к саэйе вдруг решила вернуться память.
Так быстро!
Так рано!
Я и попрощаться с ним толком не успела!
Не хочу! На глаза навернулись слёзы, и, закусив губу, я тихонечко всхлипнула и зажмурилась. Ну и, собственно, сразу же врезалась в спину шедшего впереди меня феникса. Или правильнее будет сказать, остановившегося? Замершего столбом посреди мрачного, облицованного чем-то, подозрительно напоминающим тефлон, коридоре.
– Варя? – он оглянулся, сверкнул растерянными голубыми глазами из-под золотой чёлки и заломил брови печальным домиком. – Ты… Ты плачешь? Ты что? Боишься меня?
Моргнула мокрыми ресницами и, виновато опустив глаза, прогундосила:
– Простите, саэйя, это… это мне в глаз что-то попало, я сейчас, я только…
И тут феникс сделал то, что не делал, наверное, ни разу в жизни. Какое там! Никто из его современников и предков не делал никогда и даже в страшном сне не мог представить, что сделает.
Он опустился на колени, обнял меня за талию и крепко прижался лицом к моему животу. Не зная, что сделать или сказать, я в полушоковом состоянии опустила руки на широкие мужские плечи и легонько погладила кончиками пальцев.
– Неужели в твоих глазах я выгляжу таким мудаком, что ты едва не плачешь от ужаса?
– Фей! – ахнула я в непроизвольном протесте. – Всё совсем не так!
– А как?
Не вставая с колен, он склонил голову к левому плечу и пытливо всмотрелся в моё лицо.
– Как, Варвара? Объясни. Ты ведь не просто отрабатывала заплаченные тебе деньги, заботясь о нас. Не думай, это моё первое возрождение, но разницу я способен почувствовать, всё же, одно детство у меня уже было. Но сейчас не об этом, подожди, не перебивай…
Он поднялся на ноги и, оглядевшись, потянул меня к окну в конце коридора. Бережно, словно он из хрусталя был сделан, положил «Дневник взросления» на край подоконника и ласково погладил его по золотистому корешку.
– Здесь так много трогательной любви, и нежности, и самоотдачи, и… Ты удивишься, если я скажу, что ни обо мне, ни об Ани даже родители так не заботились? Не поджимай губы, я знаю, о чём говорю. Это правда. Я чувствую разницу. Вижу.
– Если вы, то есть ты… об этих фотографиях, видео и записях… – обращаться на «вы» к тому, кто двадцать дней назад писал в пелёнки и пускал пузыри было не столько сложно, сколько глупо. И ведь мне ещё до возрождения разрешили простую форму обращения… – То это ведь ничего такого. Не мне первой пришла в голову эта идея. Люди живут мало и всего один раз, поэтому и стараются запечатлеть как можно больше моментов из жизни своих близких.
Фей улыбнулся.
– Люди? – фыркнул он. – Люди, пожалуй, да…
Негромко рассмеялся.
– Я очень-очень благодарен тебе, Варюша, правда. За всё, что ты сделала. За дневник – в особенности. Ани, оказывается, и в детстве была чудо до чего хороша.
Я засияла.
– Да и ты в большинстве случаев был весьма милым карапузом. Когда не изводил меня своими шалостями…
Мы помолчали.
Фей рассматривал фотографии, я – его.
– Значит, договорились, – неожиданно произнес феникс. – Остаёмся друзьями, и чтоб больше никаких страхов?
Кивнула.
– Ну, вот и здорово! Услуги друга проще и правильнее рекомендовать императорской чете.
Я громко икнула. Что, простите? Какой чете?
– Макс ведь не скрывал от тебя, что мы с Его величеством состоим в довольно близком родстве?
Промычав что-то невразумительное, я на всякий случай присела на подоконник – ноги совсем не держали.
– Он мой двоюродный брат, – не замечая моего состояния, продолжил Фей. – В начале года вышел его сорокалетний срок, и они с супругой уже начали подыскивать себе местечко для перерождения… Что скажешь?
– Не знаю, – протянула я и, нервно сжав руки в замок, посмотрела на побелевшие костяшки пальцев. – Кажется, я сейчас уписаюсь от радости. А если они согласятся… ну, император и его супруга. То будет полный аут… Ты же не шутишь?
– Какие уж тут шутки? И никаких «если». Обязательно согласятся.
Фей сел рядом со мной на подоконник и, покачав ногой в воздухе, неожиданно ляпнул:
– Особенно после того, как я скажу, что мне больше не нужно красить волосы… Варька, ты не поверишь! Я когда полчаса назад увидел своё отражение, глазам не поверил.
– Прости?
Я недоумённо нахмурилась и посмотрела на золотые кудри своего бывшего подопечного (впрочем, номинально ему под моей опекой предстояло быть до утра следующего дня).
– Какое отношение к перерождению имеет цвет твоих волос?
– Самое прямое! – он удивлённо рассмеялся. – Разве ты не знала? Считается, что мой народ произошёл от Солнца. Оно наш предок. Огонь мы именно от него унаследовали, как и способность к возрождению. Не говори мне, что у людей нет легенд о том, что