Легенда (СИ) - Верещагина Валентина

Роан поспешно закрыл окно и обратил взор своих прозорливых глаз на девушку. Мирель стояла на прежнем месте, но выглядела бледной, как полотно. Она неподвижно смотрела сквозь него, губы казались в неверном полумраке синими, а глаза заволокло мукой.

Не мешкая, Роан подскочил к возлюбленной, обнял, делясь теплом своего тела. Но девушка не откликнулась, будто лед в одночасье сковал все ее существо. Ругаясь, лорд отнес Миру на кровать и укутал в меха, а сам заново растопил камин. На все последующие вопросы девушка не отзывалась, только крепче прижималась к вернувшемуся Роану. Так, не размыкая объятий, они и уснули.

Роан, привыкший мало отдыхать, проснулся первым, да и сон его был неглубок и тревожен. Открыл глаза и удивился, услышав собственное учащенное сердцебиение. Неужели сновидение настолько обеспокоило его? Как ни силился лорд ничего не смог вспомнить, путанные обрывки прошедшего сна мутили сознание, и Роан поспешил отмахнуться от них. Гораздо сильнее его тревожила Мира. Окончательно стряхнув с себя наваждение, он осознал, что девушка мечется во сне, а ее тело горит в лихорадке.

Моментально слетев с кровати, эрт Шеран отыскал свои сброшенные сапоги, натянул их, и было бросился за помощью, но вовремя остановился, решив, что его утреннее появление в каморке травниц может вызвать ненужные пересуды. А с другой стороны, разве сейчас это важно? Взгляд лорда внезапно наткнулся на незаконченную вышивку, небрежно сброшенную на пол. Вчера в спешке Роан ничего не заметил, а сегодня яркое воспоминание пронзило мозг. Вот оно — приданое Тэйны! Почему пленница помогает его сестре? Об этом он спросит у них обеих позже, а пока навестит Тэйну и отправит к лекаркам ее.

Определившись, эрт Шеран выбежал за дверь и едва не споткнулся на пороге. Кошка стремительной молнией вбежала в комнату, на его ворчание пушистая зверушка лишь недовольно дернула хвостом, а сама заскочила на кровать и принялась вылизывать лицо хозяйки. Роан надумал прогнать кошку, но вовремя вспомнил, что Мирель привязалась к своей любимице, и махнул рукой.

Лорд был неприятно изумлен и раздосадован тем, что сестры не оказалось в покоях. Более того, даже при беглом осмотре он обнаружил, что Тэйна не ночевала в своей спальне. Подозрения стаей крикливых воронов закружились в голове. Роан не хотел верить, и сестре придется держать ответ, а сейчас он сам отправился к травницам, забыв о сомнениях. В конце концов, если пойдут слухи, то особо старательным можно будет пригрозить.

Мирель не понимала, где она и как очутилась здесь. За шиворот с голых веток падали холодные капли. Под ногами хлюпала жижа. Мирель с детства боялась болота. За деревней, в которой она родилась, располагалась одно. Называлось оно Змеиным, и местные редко наведывались в то проклятое место за ягодами. Если ходили, то группами по самому краю, а кто рисковал и забредал в самую глубь, редко возвращался. Юная Мира предпочитала обходить Змеиное болото по широкой дуге. А вот в Ар-де-Мее таких гиблых мест было гораздо больше. Будучи невестой она часто, внутренне содрогаясь от представлений, спрашивала жениха: «А нельзя ли осушить, хотя бы половину из них. Вы же маги?» — звучало с затаенной надеждой. Алин был серьезен: «Ты уже знаешь, что все в нашем мире взаимосвязано, — ждал короткого кивка и продолжал. — А теперь вообрази, вот осушим мы болота в своем краю, а вдруг где-то на юге образуется новое море? — и уверенно качал головой. — Нет, милая, мы, маги, и без того в мире бед натворили, — вздыхал, — за что поплатились. — И словно извинялся. — Не хочу, чтобы мои люди снова пострадали. Им несладко живется!»

Мирель со злостью пнула хилое деревце и, будто у человека, осведомилась:

— Говори, где я очутилась!

Деревце, как в насмешку, окатило строптивицу каскадом ледяных капель и распрямилось.

— А вот не сдамся! — прошипела Мира в ответ и показала неведомым врагам кулак. — Не на ту напали!

Чавкнула под ногой ненавистная жижа, да просвистел ветер, и девушка побрела дальше сквозь густой туман, опасаясь, что в любую секунду провалится в зыбкую трясину и найдет погибель. Такого густого и страшного тумана не бывало даже на Змеином болоте, словно некий колдун играл с ней до поры, теша свое самолюбие.

Некоторое время королева двигалась наугад, осторожно, носком тонкой туфельки прощупывая зыбкую почву. О холоде, сковывающем тело, (она и не ведала, что наяву горит в лихорадке), старалась не думать. Болотная жижа насквозь промочила ненадежную обувь, конечности онемели, но Мирель сильнее стискивала зубы и шла. «Всласть потешиться неведомый колдун, наблюдая мучения королевы», — глотая злые слезы, думала она. Мысль вспышкой озарила уставшее сознание, и Мирель остановилась.

— Я не твоя игрушка, — утерев слезы тыльной стороной руки, прокаркала девушка. Слова острыми колючками царапали горло, но королева держала спину прямо и продолжала говорить. — Выйди! Покажись! Или я тебя пугаю? — постаралась усмехнуться, но растрескавшиеся губы отозвались острой болью.

Туман рассеялся, открывая полубезумному взору Миры небольшой островок, а на нем огромную змею. Ядовитая зелень чешуи резала глаза, лоснилась, выделалась на темном мху.

Королева растеряно думала, сейчас страха не было. Он оставил ее на время, позволяя связно размышлять. «Змея, — Мирель отрешенно разглядывала гадину. — Необычная… Огромная, раза в три больше привычных болотных змеюк. Вон какие кольца завила… Смотрит, будто насквозь видит душу… А бывают ли гадины разумны?.. Хотя, — догадка была похожа на внезапную молнию. — Почему и нет? Ее братец создал полузмей — са'арташи, да и сама Некрита недаром зовется изменчивой. Что ей стоит принять любой понравившийся облик?»

— Признала, — змеиное шипение заполнило пространство.

— Я вас не ждала, — непроизвольно вздрагивая, призналась Мирель.

— З-знаем, поэтому не могли не напомнить о нас-с, — змея, показав огромный раздвоенный язык, сдвинула кольца, постаралась зачаровать съежившуюся девушку.

— Зачем вы меня мучаете? — выдыхая, спросила гадину Мира, но спохватилась, что не одна она стала игрушкой для этой Хранительницы. — Зачем вы мучаете их? — она говорила об ар-де-мейцах.

— Южанка, — выплюнула, как оскорбление, Некрита. — Зря мы надеялись на тебя! Нужно было отозваться на призыв Тьяны и признать королевой ее! Да любая женщина Ар-де-Мея будет достойней тебя, потому что никогда не полюбит врага!

Мысль, сформировавшаяся в голове Мирель, оказалась полынно-горькой. Королева признала обвинения Некриты, понимая, что незаметно для самой себя полюбила Роана. И если бы он был мужчиной из другого народа, как хорошо бы все сложилось у них. Сердцем девушка понимала, что и лорд неравнодушен к ней. Но чувства, которые они испытывают вопреки всему, должны молчать и умереть невысказанными. Будь она обычной девчонкой, то презрела бы все запреты, но она королева и ей позволено и запрещено намного больше. Пусть ни один мужчина, даже Алин, не вызывал в ней подобного огня, она погасит пыл, как того ждут.

Мирель знала, что Некрита читает ее мысли.

— Я помню о клятве, — тихо уронила, кусая израненные губы, королева.

— Этого мало! Поклянись на крови! — настаивала непредсказуемая Хранительница. — Иначе, — она знала, куда следует надавить, чтобы вызвать боль, — пострадают твои родители… и тот, кто стал твоей первой любовью.

— Нет, — Мира заледенела.

— Да. Мы найдем Алина во владениях Эста и заставим его страдать вечно, искупая твои ошибки… пока еще королева, — Некрита обнажила в ухмылке острые зубы, предлагая Мирель сделать окончательный выбор.

Лед струился по венам Миры, и теперь королева, как никогда прежде, понимала, что испытывают ее подданные. Холод, вечный, сковывающий все существо, не позволяя двигаться, и осколки замерзших слез, которые царапают щеки.

— Прочь, гадина! — послышался чистый, звонкий голос.

Мирель не смогла обернуться, но со спины заметно потеплело. Змея яростно зашипела и обратилась в женщину, одетую в развевающиеся черные одежды.