Жена Сатана (СИ) - Литвин Светла

— У меня была ветрянка! Понимаешь?! Ветрянка! — Эльвира, зашедшая в комнату вместе со мной под руку, резко развернулась и встала передо мной, я впервые увидел, что по её щекам бегут слёзы.

Вот такая уловка ею использовалась впервые, и я растерялся даже. Плачущая Эльвира, это разве что было, когда Хатико смотрели.

— Хорошо, была, допустим, при чём тут ветрянка?! Была и была, у меня в детстве тоже была и что с того? Я в чём виноват? За что ты мучаешь меня все пять лет нашей совместной жизни?! Я во Владик улетел? Болячки тебе зелёнкой не помазал? Или что?!

— Знаешь что, иди ты к чёрту Скоробогатов! К Чёрту! Да! Болячки не помазал! Да! Улетел! Я одна была! Я эгоистка?! Ты мог отложить ту поездку, она была несрочная! Мог полететь папа! А не ты! — с крика Эльвира резко перешла на шёпот, захлёбываясь слезами, каждый вдох для слова давался ей тяжело, она давилась воздухом, но продолжала говорить, пыталась говорить. — А я… Я… Это…всё…одна тогда переживала… И знаешь почему так и не рассказала тебе?

— Почему? То есть ты мне про ветрянку не рассказала тогда, а сейчас упрекаешь, что я не помню? Тебе лучше не выходить из спальни ты пьяна и не в себе. Скажу родителям, что ты спать легла. — потеряв терпение снял с Эльвиры ветровку и подтолкнул её к кровати, — Ложись я сказал. У тебя истерика. Поспишь и утром спокойно поговорим. — дождался, когда Эльвира шагнула в сторону кровати в кои-то веке согласившись со мной, и направился к двери.

— Ветрянка у меня была во время беременности, это был приговор для плода. И я тебе не говорила, боялась разочароваться в тебе окончательно. Просто, когда тебе плевать на меня это одно, а если бы было плевать…на того… несбывшегося ребёнка… Я спать да. — пока у меня земля уходила из-под ног, Эльвира легла на кровать и зарылась под одеяло, откуда через секунду как ножом по сердцу раздался протяжный вой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава двадцать четвёртая

Эльвира

Как бы ни пыталась убежать от того факта, что брак у нас отвратительный и семьи нормально никогда не было и уже не будет, даже если собака, даже если ребёнок, а всё равно пришла к такому выводу. Настал предел, после которого не хотелось ничего больше.

И, возможно, Костя мог решить, что я выла под одеялом из-за того дурного стечения обстоятельств, но это было не так. Не того малыша я оплакивала, а нас с ним. Словно похоронила. Выла, пока меня не раскопали родные руки из-под одеяла.

— И как? Как это случилось? Почему? Ну почему ты мне ничего не рассказала?! — на секунду показалось, что Костя был убит этой новостью, но его вопросы, звучащие со знакомым до боли обвинением, сыграли не в его пользу.

— Оставь меня! Я ничего не хочу! Всё! Я устала! Ты был прав! Ты всегда во всём прав! Я херовая жена! Получишь ты свой развод! Уйди! — рыдая навзрыд толкала его и бесконечно утирала слёзы.

Не для него, не его и не ему их видеть! До истерики хотелось отмотать назад и исчезнуть из его жизни, чтобы никогда не знать его и этой боли.

— Вот это видела? — он показал мне кукиш!

Я даже плакать перестала, опешила от неуместности, сюрреалистичности этого жеста для данного момента. Утёрлась от слёз и соплей, пытаясь сообразить, что сказать ему.

— Двигайся! — требовательно закричал на меня и скинув обувь полез ко мне, в моё убежище под одеяло.

От его резкости и крика на меня, заревела с новой силой. Стало так обидно, до нехватки воздуха. Я ревела как маленькая, заикаясь и задыхаясь, а если замолкала хоть на минуту, потом начинала рыдать снова. Без особых мыслей в голове, просто прорвало, просто необходимо было отреветь все неудачи и промахи, которые раньше я забывала работой. Но теперь работы не было, брак развалился и держался лишь на штампе в паспорте, а эмоции задушить было нечем.

Я так горевала сама по себе, хотя рядом был Костя, я лежала практически на нём, прижатая головой к его груди. Он не ушёл, не задавал больше вопросов, просто был рядом и гладил по голове. Бесконечно гладил, пока я не уснула.

Снился дурной сон, пробуждение было тяжёлым. Тело затекло, было душно до тошноты, во рту пересохло, горло болело, глаза я и вовсе открыть смогла не сразу, а когда открыла чуть вновь не разревелась. На часах было всего лишь четыре часа утра и к тому же Костя не спал. Заметив моё вошканье, сразу приподнялся, подпёр голову рукой и уставился на меня. Ужас мой был в том, что я не хотела ничего выяснять, жалела о признании и вообще… Улучить бы момент и сбежать с этой пасеки домой, но к моему сожалению и отчаянию, на часах только четыре утра, и дня дождаться будет тем ещё испытанием.

— Куда ты? — спросил Костя, когда я отчаянно пыталась выбраться из-под одеяла.

Меня подташнивало и жара не способствовала улучшению и так хренового самочувствия.

— Жарко и я пить хочу, — ответила хрипя, от першения в горле ещё хуже стало и я резко села, — А что, всё уже закончилось? — прикинулась валенком, вспомнив, как обычно домашнее вино отшибало мою память.

К сожалению, в этот раз эта система не сработала, а как было бы хорошо забыть и не ждать от Кости утешения. Страшно было не дожаться и мерзко было на душе оттого, что именно это и ожидаемо от мужа.

— Снова память отшибло? — с сомнением в голосе поинтересовался муж, и встав с кровати направился к двери, — Воды сам принесу. — не дождавшись моего ответа он ушёл на кухню за водой, а я легла на подушку.

— Вот. — Костя вернулся с бутылкой холодной воды и протянул мне.

— Чего ты меня в пижаму не переодел? — сразу спросила его в лоб.

Я прикидывалась что в беспамятстве в надежде что он поверит в это, а дальше… Сомневалась ещё чего хочу больше. Его признания о моей пьяной откровенности и сочувствия, но при этом вопросов причиняющих боль или его молчания и безразличия причиняющего мне боль равную по силе. И скорей я питала ещё какие-то надежды, потому что второе значило для меня стопроцентный конец и никакие фиги не спасут.

— Сама не захотела. Велела лечь рядом и не трогать тебя. — вполне легко нашёлся Костя с ответом.

Не было после никакого сочувствия, вопросов и прочего. Он просто разделся до боксеров и попытался лечь в кровать, я в этот момент как раз пила воду.

— Эй! Вали на пол! — резко пресекла эту наглую попытку, а от этого подавилась.

— Мы уже всё выяснили, забываем о разводе. Выспаться нужно, а завтра поговорим, всё обсудим, но развода не будет Эля. — он устало это говорил, по-прежнему пристраивая свой зад на край кровати.

— Нет-нет! Ты со мной спать не будешь, — без промедления вылила остатки воды из бутылки на добрую половину кровати и Костя увернулся в последний момент, — Достали твои качели и это пошла вон иди сюда родная тоже! Хотел развод? Ты его получишь! Иди Танечку свою извращенку придурочную ублажай! Трепло! — выплюнула зло последнее, судорожно вспоминая не выдала ли себя, вроде, всё о чём сказала происходило после моего прикладывания к вину.

— Не понял, с чего это я трепло? — спросил Костя, на удивление сохранивший стойкое спокойствие.

Ему всё равно.

— А с того, что Танечка твоя в курсе была о твоих планах на развод! Сама призналась, когда твой кофе цедила! Ты знал прекрасно, как я её ненавижу и терпеть не могу и ей рассказал! Ну кто ты в итоге, как не трепло и сплетница? Лавочку тебе на день рождения подарю, курьером вышлю! У подъезда поставишь, всех бабушек собирай и треплись сколько влезет! — прикрыв мокрое место покрывалом, я легла на своё сухое и закрыла глаза, сложив руки на груди.

— Я ей не говорил ни слова, ясно? — это его оскорблённое ясно окончательно лишило меня хладнокровия.

— Допустим и не говорил, но она знала, что я не приеду, она на тебе висла пока я, надрываясь и выворачивая ноги на каблуках тащила свой чемодан. Да любая дура поняла бы что тебе на меня глубоко по хрену!