Пленённая княжна (СИ) - Богатова Властелина

Жар ударил, скатываясь потом по спине, когда я плавно входил в сочное лоно, растягивая его мучительно медпенно, проталкиваясь внутрь и выпуская собственное томление. С каждым толчком наслаждение нарастало снежным комом, суля обрушиться оползнем. Сурьяна закинула руку мне за шею, держась крепче, когда я начал двигаться резче и быстрее, расталкивая волны дрожи по телу до тех пор, пока не начал уже жадно врываться в нее рывками, и томление расплескивалось через края. Рваное дыхание Сурьяны обрывалось глухими вскриками. Я толкался в ее тугое лоно, сжимая груди, рвано дышал ей в губы, наблюдая, как на ей красивом лице отражается наслаждение, как дрожат губы и крылья носа, чувствуя, как вонзаются в шею ее ногти, когда я размеренно вторгался еще глубже и жестче. Наконец, тихий стон прокатился по горлу Сурьяны, она судорожно сжала мою плоть внутри себя. Одновременно меня выплеснуло бурно и долго.

Сурьяна дышала обрывисто, постепенно затихая, ослабляя хватку, а я покрывал ее лицо и губы поцелуями — никуда не отпущу. Моя. Только моя, и ничья больше.

— Заберу с собой, слышишь? — шипел я, все еще содрогаясь от неослабших волн блаженства, что настигали меня беспрерывно раз за разом. — Поедешь со мной. Слышишь?

— Да… да… — шептала в ответ Сурьяна, горячо отвечая на мои поцелуи, гладя шею, плечи, прижимаясь спиной и бедрами к груди и паху.

Марево постепенно рассеялось, я выскользнул из ее жаркого лона, давая ей отдохнуть. Посмотрел на полог, за которым осталась сырая ночь. К костру ныне я уже не вернусь, придется Зару сторожить одному.

Глава 7

Я проснулась рано. В палатке было прохладно — очаг давно прогорел, но мне не было холодно, потому что обнимавший меня Вротислав не давал замерзнуть: тепло его тела согревало. Вспомнила эту ночь, и жар залил лицо, что и обжечься можно, и внутри такая сумятица. Тело пробуждалось, и каждая мышца отдавалась приятной негой, она прокатывалась теплой волной и будоражила. Не верила, что все это происходит со мной, и эти проникновенные слова, что шептал мне Вротислав, осыпая поцелуями, разжигали и горячили еще больше.

Вчера мне весь день пришлось делать вид, что ничего между нами не произошло, но это плохо у меня получалось, казалось, он видит меня насквозь и осуждает. Особенно это было ощутимо, когда его жгучий взгляд полосовал меня, стоило показаться в его окружении. Он больше не заговаривал со мной, а вечером, когда вошел, чтобы взять вещи, что-то внутри меня лопнуло, до боли в груди не хотелось ничего скрывать, сказать все как есть, признаться, кто я — и будь что будет, лишь бы не испытывать этой тяжести, этого рвущегося наружу влечения, что захватило меня целиком. Его страсть и желание подхватили как бурной поток реки, и понесли осторожно, не давая пораниться об острые углы, разбиться вдребезги о камни. Еще вчера извелась вся — непозволительно раздвигать ноги перед едва знакомым мужчиной, а другая часть толкала вперед и чувствовала, что это вспыхнувшая связь неслучайна. Почему-то я думала, что он жалеет о ней, но сегодня убедилась

— нет. Его жадные губы на моей коже, грохот сердца, порывистые, едва сдержанные движения… Одного раза оказалось мало, он брал меня вновь и вновь, до изнеможения, до капель пота, стекавших по его виску, до приятных судорог в мышцах, предаваясь безумству, будто сам огонь Ярилого ока вошел в него и жег нещадно, купая в страсти и сладких, на грани нежности и грубости, боли и ласке. Наши тела сплетались, запахи смешивались, пьяня и кружа голову, и я давала волю своим желаниям, своей потребности в нем, и телу, лаская его и принимая.

— Осторожней, Сурьяна, — говорил, задыхаясь, волнуясь о моем самочувствии, но не в силах был оторваться сам, беря бурно и исступленно.

Это будет завтра, а сейчас — именно так. Больше, еще, горячее. И неважно, что будет потом. Я позволила себя принять эти ласки, купаясь в наслаждении, которого так боялась ранее. Теперь я могла пойти на этот шаг, окунуться в эти чувства, желания, в этот огонь, который будет греть своим жаром в моем не совсем светлом будущем. Хоть у княжича, кажется, имелись свои замыслы. Только вот если узнает правду, как отзовется? И как мне найти смелость признаться? Да и поверит ли?

Я выдохнула тяжело, открывая от спокойного спящего княжича взгляд. Кажется, пока мы спали, прошел мелкий дождь, и в щели струился свежий запах обильной росы, разбавляя наши запахи. Я чуть пошевелилась, и Вротислав тут же проснулся, сжимая меня еще крепче, зарывшись носом в волосы, шумно потянул в себя их запах.

— Замерзла? — спросил, оглаживая ласковым взглядом мое лицо, мягко касаясь пальцами щеки, обводя подбородок, шею, проведя по ключице. И только теперь было видно, как он молод, еще совсем еще мальчишка. И будто и не спал совсем, хотя так и было — короткий сон не в счет.

— Согрей, — попросила я, стыдясь собственных слов, но они сами бесстыдно срывались с губ, потому что меня сейчас границы дозволенного стерлись, размылись дождем.

Уголки губ Вротислава дрогнули в улыбке, он потянулся, поворачиваясь, и вот уже оказался сверху, прижимаясь губами к мои губам, проникая в глубоком поцелуе так упоительно, что под веками посыпались искры удовольствия. Спустился ниже, захватывая губами загрубевшую от прохлады вершинку соска, чуть втягивая и прикусывая слегка, разгоняя по телу жгучие волны дрожи. Прижался пахом, опаляя меня своим сильным возбуждением. Я задохнулась, вновь погружаясь в бурную реку моих и его чувств, соединявшихся в одно-единственное — жажду слиться и раствориться друг в друге.

Он склонился вниз. Я чувствовала каждый его вдох, когда он скользнул губами по животу и опустился ниже между бедер, коснулся губами чувствительной плоти, провел языком по складкам. Я выгнулась дугой от острой вспышки блажи, раскачиваясь в такт его движениям.

— Что ты делаешь?

Но он не останавливался, касался мягкими губами вновь и вновь, ласкал языком, пробираясь вглубь. Сбросив остатки смущения, больше не в силах сопротивляться, я доверилась ему, откидываясь на постель, пронзая его волосы пальцами. Тихо застонала от нарастающего бессилия и чего-то огромного сладко-дурманящего, настолько необъятного, что в глазах темнело. Он провел пальцами по влажным складкам и вошел, не успела я перевести дыхание. Задвигался неотрывно. А я сквозь ресницы и мутную пелену сознания наблюдала за ним, и все еще не верила, что это происходит со мной, кусала губы и сдерживала стоны от острых ощущений, чтобы те, кто был сейчас по ту сторону тонких стен, ничего не услышали, вдавливала пальцы в его лопатки, вздрагивая от каждого толчка, изгибаясь навстречу новым еще более мощным и твердым. Смотрела на него, как густеет сумрак в его радужках, оттененных прядями волос, что опали на лоб и скулы, он не выпускал из своего плена ни на миг, не давая передышки полнее глотнуть воздуха. А потом вдруг прикрыл веки, стиснув плечи, и рывками вторгался, и я ощутила, как в меня проливается горячее мужское семя. Вротислав замедлился, прижимаясь к саднившим от поцелуев губам, выплескивая всю свою страсть до последней капли, и я чувствовала, как он двигается во мне до упора, и выгибалась под ним, вбирая, впуская его глубже.

Нет. Такого не может быть. Но это была явь, живая, бившая наотмашь трепещущими волнами, где я на поверхности качалась в такт движениям Вротислава, пронзая его волосы и обхватив ногами пояс. В какой-то миг утихла, не в воле больше шевелиться, потому что силы разом покинули меня, оставляя только лихорадочную дрожь. Вротислав провел ладонью по бедру к поясу, посмотрел в глаза, а мне хотелось сгореть от стыда, от его жгучего, полного каким-то невыносимым удовольствием и, вместе с тем, острого взгляда. И хотелось прикрыть себя руками, настолько мукой это показалась. Губы пекло, и между ног горячо и слишком влажно.

— Я заберу тебя в Роудук, — вдруг сказал он, напомнив, что он о том говорил еще вчера, но это было в порыве, но теперь понимаю, что всерьез то намерился совершить. — Ты поедешь со мной, — не спрашивал — утверждал, сжимая пальцами мои голые плечи.