Ольга Грибова - Охотник на вампиров. Бездна

— Довольно на сегодня. Ты перешел все границы. Не забывай, что он все-таки мой сын, — голос отца был категоричен. — Чего ты хочешь от него? Чтобы совершил ритуальное самоубийство?

— Я хочу, чтобы он понял, какую ошибку допустил. Я вижу, ему тяжело, но он не раскаивается, это же очевидно, — Глеб был не менее упрям, чем Виктор. — Пусть внимательно посмотрит на эти фотографии, он должен знать, что он наделал. Ведь, по сути, он стал соучастником еще многих убийств, которые она совершит в будущем.

Я почувствовал, как новая волна тошноты поднимается во мне. Резко вскочив на ноги, я выбежал на двор, и меня снова вывернуло. Похоже, все эти разговоры о смерти плохо влияют на мой желудок. И когда это я успел стать таким чувствительным? Около порога стояла бочка с дождевой водой. Я прополоскал рот, умылся, вытерев лицо рукавом рубахи, и сел на ступеньки. По идее, следовало бы пойти в ванную, но мне не хотелось возвращаться в дом.

Я сидел и смотрел на лес, как в день нашего приезда. Мне снова показалось, что он смотрит в ответ. Его взгляд был полон понимания и сочувствия. Должно быть, мне просто был нужен друг, и таким образом я его себе создал. Но все же было приятно, что хоть кто-то меня поддерживает. Я мог бы вечно сидеть так. Нам, без сомнения, было хорошо друг с другом.

Вдруг мне показалось, что я уловил краем глаза какое-то движение на кромке леса. Что это могло быть? Неужели кто-то и вправду был там?

Дверь за моей спиной жалобно заскрипела, и Ксюша села рядом со мной на ступеньку.

— Мне так жаль, — тихо начала она, — Глеб не имел права говорить так. Все совершают ошибки, люди не идеальны. Надо уметь прощать.

— Ты говоришь так, будто не понимаешь, что я сделал. В моем случае не может быть никакого прощения, Ксюша. Я предал всех вас, да и себя тоже.

— Тогда зачем, — она запнулась, — зачем ты сделал это?

— Затем, что Амаранта нуждалась в моей защите. Я не мог позволить ей умереть.

— Амаранта? — переспросила она.— Что за имя: и когда ты успел его узнать?

В ее голосе звучали недовольство и какая-то затаенная обида. Будь я внимательнее, я понял бы причину такой реакции, но меня волновали лишь мои собственные переживания.

— Мне кажется, я начинаю понимать, почему ты спас ее. Что ж, я рада, что ты нашел наконец-то того кто тебе нужен. Только тебе не кажется, что твой выбор немного странен? — Она говорила это поспешно срывающимся голосом, в ее глазах стояли слезы. — Будь счастлив, Влад.

Ксюша поднялась, собираясь уйти, но я взял ее за руку и усадил назад. Зачем еще кому-то страдать. Хватало и того, что мое собственное сердце рвалось на части.

— Прости, Ксюша, — если я и должен был просить прощения у кого-либо, то это у нее. Она всегда была очень добра ко мне. — Все не совсем так, как ты думаешь. Она уже далеко, и вряд ли я когда-нибудь еще ее увижу, — слова отдавались внутри меня глухой болью, но я продолжал: — Я отпустил ее, потому что не мог поступить иначе, но я не собирался уходить вместе с ней.

Я чувствовал, что мои последние слова могли быть ложью. Кто знает, как бы я поступил, если бы она позвала меня с собой?

— Я поняла, Влад, — ее голос был все еще полон печали. — Я хочу, чтобы ты знал, я всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось, — с этими словами она встала и ушла в дом.

Я больше не пытался ее удержать.

Снова мы были одни. Только я и лес. Я внимательно всматривался в него, но никакого движения больше не было под его кронами. Должно быть, мне показалось, подумал я. Сегодняшний день был очень тяжелым, так что может померещиться и не такое. Дверь снова открылась, выпуская следующего моего визитера. Забавно, видимо, они собираются ходить ко мне по одному, чтобы высказать свое мнение. Ох, не хотел бы я оказаться один на один с Глебом. Но это был Дима, он не стал садиться рядом со мной, а предпочел облокотиться на перила справа от меня. Держит дистанцию: значит, он все еще обижен.

— Как ты мог так поступить со мной? — спросил он сурово. Так и есть, его больше волновало мое предательство по отношению к нему, чем то, что я выпустил на волю вампира. — Мы ведь братья, и я верил тебе, Влад.

— Послушай, Дима...

— Не называй меня так, — прервал он меня. Все серьезней, чем я думал.

Брат запрещал мне называть его Димой и требовал официального обращения, только когда был очень зол или обижен на меня. До сегодняшнего дня это случалось только раза два.

— Хорошо, пусть будет Дмитрий, — я не видел смысла спорить.

Он кивнул, соглашаясь, и я продолжил:

— Так вот, Дмитрий, подумай сам, какой у меня был выбор?

— Ты мог бы мне все рассказать, — снова перебил он.

— И что бы ты сделал? Помог мне? — Мои слова попали в цель.

— Я мог бы отговорить тебя.

Я покачал головой:

— Не мог. Мы оба это знаем. Все стало бы только тяжелее, возможно, мне пришлось бы вырубить тебя менее гуманным способом.

— Не говори ерунды. Вон какой синяк я тебе поставил, — в его голосе прозвучала гордость.

Он с детства не мог меня побить, и это его ужасно злило.

— Я не сопротивлялся.

— Ладно уж, — он недовольно махнул рукой в мою сторону, — а ты не думал, что я мог бы тебе помочь?

Вопрос Димы застал меня врасплох. Эта мысль меня и правда не посещала. Я не считал свой поступок правильным, но у меня, по крайней мере, были веские причины пойти на такой необдуманный шаг. А зачем Диме такие проблемы?

— Я не стал бы тебя втягивать, пойми. Сейчас они все там, на кухне, ненавидят меня. Эта не та вещь, которую мне бы хотелось разделить с тобой.

Дима снова кивнул. Я был рад, что он хотя бы понял меня, пусть и не простил.

— Она того стоит?

Братишка умел задавать главные вопросы. Не в бровь, а в глаз, я бы сказал. Он уже начал отходить, я это видел. Но если я снова ему совру, мне будет сложно вернуть его доверие. В конце концов, он мой брат, а я вдруг почувствовал необходимость выговориться.

Если ему станет противно меня слушать, он всегда сможет уйти, и я его пойму.

— Она стоит гораздо большего, по крайней мере, для меня, — тихо прошептал я, ожидая его реакции.

— Помнишь Нижний? — Вопрос снова оказался неожиданным.

Я напрягся, вспоминая, он тем временем терпеливо ждал. Где мы только ни побывали за свою недолгую жизнь! Но мне показалось, что он имеет в виду события двухлетней давности. Нижний... это был один из лучших периодов нашей жизни. Отец тогда охотился на демона страха, и мы помогали ему. Димке было уже шестнадцать, но он еще ходил в школу. Я кивнул, давая ему понять, что помню то время.

— Тогда я встретил Катю, — так вот он к чему!

Это было первое, и пока единственное серьезное увлечение Димы. Он тогда славно потрепал нам нервы. Я завидовал ему тогда, ведь мне это чувство было еще не знакомо, хотя я старше его. Было бы чему завидовать, с тоской думал я теперь.