Маргарита Дорофеева - Глаза странника
— Т-ш-ш… Не бойся! Я это, Олька.
— Олька… — выдохнула я облегченно, ежась от внезапно накатившей внутренней дрожи. — Напугала до смерти! Нельзя же так!
— Не серчай Бога ради! Не подумала! Спишь, как младенец! — Олька раздвинула занавеску и облокотилась на подоконник по другую сторону окна. Слегка наклоненная голова, в обрамлении светло-русых с золотым отливом волнистых волос, пухлые губы, чуть приоткрытые в улыбке, невинно распахнутые бирюзовые глаза… От моего мимолетного гнева, вызванного испугом, не осталось и следа.
— Да перелезай же, наконец! — я торопливо вскочила, притворила дверь, дабы ненароком не разбудить домашних, накинула халатик и плюхнулась на тахту. — А тебе чего не спится? Ночью в гости захаживать стала! Весь день тебя не видела! Вчера тоже… Где пропадаешь, подруженька? С суженым, поди, на новой тачке по просёлочным дорогам гоняете, всё на свете позабыли! — упрекнула я.
Олька побледнела, в свете полной луны я заметила, как изменилось её лицо. Она прижала пальцы к губам.
— Знала бы, что за тачка нам досталась!
Не далее как на прошлой неделе Олька с Антоном прикупили на местном авторынке подержанную "семерку" — Антоха решил подарок к свадьбе справить. Цена бросовая, а машина, как игрушка — на вид, будто только с конвейера. Односельчане прямо диву давались, несказанно повезло, говорили…
Глядя в испуганное лицо подруги, я поняла, что всё оказалось далеко не так ладно.
Что же вывело из равновесия мою Ольку, идущую по жизни с радостной улыбкой врожденного оптимиста?
Молча встала, включила торшер. Его приглушенный свет разлился по комнате, разгоняя полуночные тени и Олькин страх.
— Неужто сломалась? На рынке машину брать- что кота в мешке! Только с виду хороша!
"Святая наивность! — тут же одернула я себя, ещё раз взглянув на подругу. — У Ольки лицо белее мела, а ты "сломалась- сломалась!"
— Не, не сломалась…Только вот… — глухо отозвалась та, но тут же осеклась и замолчала.
— Говори- не томи! Стряслось что?
— Ох!!! — Она тяжело вздохнула и закусила губу. — Не знаю с чего начать… Понимаешь, не все с "семерочкой" нашей чисто. А, может, дело и не в ней вовсе… В общем, по порядку давай.
Во вторник решили мы с Антошкой прокатиться. Развлечься захотелось… Тачка всё же новая!
Вечерело. Решили по шестой трассе до М. доехать и назад. Скоростью побаловались. Радовались- "семёрка" резвая попалась!
Я укоризненно покачала головой.
— Брось! Антон — водила что надо… Да и не в этом дело. — сбивчиво продолжала Олька. — Дальше слушай. Так вот, едем назад… Стемнело. Антон фары включил, скорость сбросил.
Вдруг! Ох, у меня и сейчас мурашки по коже! — Олька лихорадочно заломила руки. — Мариш, не поверишь, крик внутри салона! Истошный, жуткий, ужасом пропитанный! Детский и женский… Как будто, смерти в лицо глянули.
Антон по тормозам: в "семёрке"-то, кроме нас- никого. Выскочили, огляделись. Как назло, вокруг ни души! Темень и тишина… Смотрим: метрах в ста окошечко светится- пост ГАИ. Мы обрадовались, бегом к нему… Гаишник увидел, вышел из своего "скворечника", нехотя так. Наверняка подумал — машина встала. А Антон ему сходу: так мол и так- кричали, женщина и ребенок. Гаишник рассмеялся: "Да вы что, ребята! — говорит. — В такое время здесь и лешего захочешь повидать, не встретишь."
Впрочем, походил, поаукал.
— "Документики…".
Антоха ему все бумаги, какие есть, выложил.
— "Машину на рынке брали?" — спрашивает.
— "На рынке, на местном… Новёхонькая! Почти…"- похвастался Антон.
— "В том то и дело, что почти… — задумчиво произнес лейтенант. — Узнайте, расспросите кого или ещё как, про хозяев вашей "семёрочки". Что с ними? Живы? Здоровы? И поподробнее желательно. — он протянул Антону документы, и, чуть помедлив, добавил нерешительно, будто что-то лишнее сболтнул. — Впрочем, так это я… Поступайте, как знаете…"
Вернулись мы к тачке, сели. Всю дорогу молчали, будто призраки меж нами встали… Короткий поцелуй у порога, и так же молча, разошлись по домам.
А сегодня мой Антошка чуть свет на порог…. Зашел, гляжу — сам не свой! Лицо вытянутое, испуганное…
"Олюшка, — говорит. — С тачкой новой влипли по самое что ни на есть!"
Я стою, только рот от удивления раскрыла, а он:
" В прошлом году где-то в это же время две смерти она в одну семью принесла: мать с пятилетним сыном погибли… Их… — задохнулся Антон. — Ведь их-то мы и слышали! Некого больше!"
" Думай, что говоришь!" — я аж заикаться начала.
А он кулаком по столу: "На СТО её возил, понимаешь? На СТО! Узнали нашу "семерочку"! Сразу! Слатали, говорят, из ничего, из лепешки, можно сказать! Тогда лишь отец выжил! Да и то чудом! Инвалид-колясочник… Брат его машину отремонтировал, деньги вложил, естественно! И на рынок толкнул!"
Мариш, а они всё кричат, бедолаги! Почему?.. Кто растолкует? Наука в умных книжках скажет одно… Батюшка в церкви — другое… Или бабу Веру, к примеру, расспросить? Говорит- всё знает…
— Какую бабу Веру?
— Ту, что на краю деревни живет и наговоренной водой от всех болячек лечит. Интересно, она-то что ответит?
— Олька, не спрашивай ты никого! Заморочишь голову, а тут ещё одни толкователи нагрянут, психиатрами зовутся. У них свой ответ на твой вопрос имеется.
Олька истерично схватила мою руку, порывисто сжав запястье:
— А как же тогда? Кто мы, в конце концов? Принято считать, что, умирая, исчезаем, так ведь?
Я согласно кивнула:
— Вроде того…
— Исчезает плоть, мозг, кости тоже когда-нибудь исчезнут. Всё! Нет нас, как ни крути! Тогда откуда голоса, тени, запахи? Попробуй, догадайся! Да ни за что! А знать-то как хочется! Почему некоторым дано услышать тех, кто уже ушел? По сути, не должно остаться ни голоса, ни дыхания… Но остаётся, понимаешь? И это не страшилки, которыми девчонки-малолетки по ночам, накрывшись с головой одеялом, друг дружку запугивают, поскольку настигает тебя внезапно, словно врывается из ниоткуда, переворачивая все наши прежние представления о мире! Так что же такое наша жизнь? А смерть? Почему они все ещё кричат от ужаса? Неужели до сих пор покоя не нашли? А, может, слышится всего лишь эхо? Впрочем, эхо таким не бывает. Мариш, не могу забыть! И жить в знаке вопроса тоже трудно. Я в этом году техникум закончила, ты школу. А что с того?..
— Олька, уймись, наконец! — я притянула её к себе, почувствовала, как та дрожит от возбуждения.
Мы примостились в уголке дивана, обняли друг друга, долго сидели в тишине, окутанные аурой тайны, словно дети, потерянные во вселенной, огромной, пугающей своей загадочностью.
