Райчел Мид - Мазки кистью

Я оставила ее, чтобы самой подготовиться, и изменила цвет своего платья на ярко-красный. Как и золото моих волос, это было предметом зависти всех женщин Флоренции. В отличие от этих несчастных и их сумасшедшей навязчивой идеи об окрашивании и других хитростях осветления волос, я обладала роскошью менять внешность по собственной прихоти. Мгновение ока — и у меня была такая внешность, какую пожелаю. Малая компенсация за то, что я продала свою душу.

На свадьбу явно было брошено много средств. Невеста, миниатюрное создание четырнадцати лет, была подобна маленькому солнцу в своем тяжелом платье из парчи, а слуги незаметно сновали по залу, разнося деликатесные блюда. Франческа и я обедали вместе с женщинами, в то время как мужчины находились на своей территории в другой части зала. Потом гости смешаются и последуют другие торжественные мероприятия.

— Бьянка, — услышала я голос.

Обернувшись, я встретилась взглядом со знакомыми карими глазами.

— Синьор Кристофани, — пробормотала я, опуская взор, следуя правилам приличия, и умудряясь тайком на него посматривать. С черными кудрями и длинными ресницами, он стоил того, чтобы на него смотреть. Его руки были еще краше, а как они ласкали женское тело…

Синьор Кристофани тревожно огляделся по сторонам, убедившись, что никто на нас не смотрит. Обращение ко мне, как одинокой женщине, было нарушением этикета, особенно усугублявшееся тем, что он женат.

— Почему ты вернула мои письма? Мне просто необходимо снова увидеться с тобой.

— Мы не можем больше видеться, синьор. То, что произошло раньше… это неправильно. Это грех, и я не буду его повторять.

Однако, однажды ночью мы повторили этот грех несколько раз. Хорошая ночь, одна из тех, которая оставила неизгладимый след в его душе и напоила меня энергией, которой хватило на целый месяц, а он чувствовал себя опустошенным и измотанным в течение нескольких последующих дней — так часто бывает, когда сильный мужчина попадает к суккубу.

— Но… я люблю тебя, — на его лице светилось неприкрытое отчаяние. — Я не могу жить без тебя.

— Вы должны вернуться к своей жене, — сказала я, по-прежнему притворяясь добродетельной и скромной. Красивые или нет, я ненавидела их, когда они вот так вот липли. Я получила от него то, что мне нужно, и, полагаю, он также получил довольно много взамен. Мы в расчете. Почему он не мог двигаться дальше? — Пожалуйста, не говорите так больше.

Я отступила в толпу, зная, что синьор Кристофани не решится преследовать меня на виду у стольких свидетелей. Я была уже на другой половине зала, когда кто-то встал на моем пути, почти заставляя меня на него наступить.

— Бьянка Ринальди?

— Да?

Я внимательно оглядела человека передо мной. Молодой, его красота отличалась от красоты Кристофани. Очевидно, значительную часть времени он проводил на свежем воздухе, и это отразилось на его лице — обветренном и загорелом. Темные волосы успели выгореть на солнце, а серые глаза откровенно оценивали меня. Его простой костюм неуместно смотрелся среди роскошных нарядов других гостей, и я удивилась, что он здесь делает. В его голосе присутствовал некий оттенок величия, будто он был кем-то более важным, чем выглядел.

— Я Никколо Джиордани.

Я ждала.

— Вы должны были слышать обо мне.

Я покачала головой. Его лицо вытянулось.

— Э-э. Я художник. Я написал картину «Благовещение» для Палаццо Фаззи. Возможно, вы слышали об этом.

Ах, художник. Это объясняет нотки самодовольства в его голосе.

Я снова покачала головой, забавляясь и недоумевая.

— Что вы от меня хотите, синьор Джиордани?

Он все еще казался ошеломленным от осознания того, что я о нем не слышала. Несколько раз моргнув, художник быстро пришел в себя.

— Ну, ваше покровительство, конечно же.

— Я не ищу художника.

— Пока нет. Но это лишь потому, что вы еще не встретили меня. Э-э, я имею в виду, что теперь-то вы встретили и… в общем, вы меня поняли. — Он приблизился на один недозволенный этикетом шаг. — Видите ли, синьора, у меня было видение.

Я с беспокойством отступила. Для полного счастья мне в жизни только сумасшедших фанатиков не хватало.

— Видение от Бога?

— Нет. Видение от муз. Видение о создании фрески.[4] Фрески, подобно которой еще никто никогда не видел.

— И что же изображено на этой фреске?

— Вакханалия.[5] Бог Вакх[6], возлежащий между нимфами и сатирами, танцующими во славу ему. Это будет потрясающе. Услада для глаз. И музы обещали больше.

— Это… необычные идеи. И, возможно, аморальные.

В последние годы в искусстве наблюдался возрождающийся интерес к древним мифам, что я искренне одобряла. Я скучала по этим славным, декадентским сказаниям. Но многие современные интерпретации были заперты в клетку христианских символов, или изображали относительно невинные сцены. Хотя та интригующая, которую предложил он, могла рассердить и оскорбить таких, как Фра Савонарола.

Никколо одарил меня широкой улыбкой. Восхитительной улыбкой, проказливой и полной очарования, что придавало его губам особую привлекательность.

— Именно поэтому я пришел к вам.

— Я же сказала, я не ищу…подождите. Вы хотите сказать, что я аморальна?

— Совсем чуть-чуть. Я имею в виду, мне конечно неизвестны детали вашего поведения, но вы являетесь вдовой на редкость долгое время. И всем известно, что ранее вы покровительствовали художникам, работающим в «сомнительных» жанрах.

— Я также покровительствовала целому ряду художников, которые писали пристойные христианские сцены.

Он махнул рукой, не обращая внимания на мой чопорный тон.

— Конечно, покровительствовали. Иначе как бы вам сошли с рук другие ваши увлечения?

Это лучшее, что произошло со мной за последнее время. Ради таких абсурдных моментов стоило жить. В нем все было нелепым и забавным. Художники не делали таких предложений своим возможным покровителям, особенно женщинам.

— Синьор Джиордани, я «польщена» вашим предложением и вашим мнением обо мне, но я не могу принять такое решение, не посоветовавшись с братом.

Никколо усмехнулся.

— Не притворяйтесь невинной овечкой. Вашего брата никогда здесь не бывает. Все знают, кто в действительности заведует его делами и финансами в его доме. Вы обладаете мужским умом, заключенным в очень, очень женственное тело.

Должна сказать, это правда. Мой «брат» был незначительным демоном, который чрезмерно много путешествовал и был слишком занят продажей душ, чтобы утруждать себя торговыми делами гильдии шелка во Флоренции. Он был счастлив передать их двум суккубам. В свою очередь, я и Франческа пользовались относительной свободой одиноких женщин, которые формально все же находятся под защитой члена семьи мужского пола.