Екатерина Васичкина - Про любовь
Я уже какой раз вздохнул об отсутствии помощника, которого всегда можно было послать за обедом, и свернул в ближайшую корчму, надеясь, что меня хотя бы не отравят. Не хотелось бы отлучаться с совещания в уборную. Мне, конечно, эти плебеи и не такое простят, но позору же не оберешься!
Усевшись за самый достойный столик и ожидая заказа, я машинально оглядывал зал, когда увидел ее. Девушка сидела в уголке, невидяще глядя в принесенную ей тарелку с кашей. Она показалась мне смутно знакомой, иначе я не стал бы так вглядываться в эту оборванную фигурку. Где ж я ее видел-то?
Воспоминание неохотно выплыло из глубин памяти, когда девушка подняла глаза на разносчицу, попытавшуюся что-то ей втолковать. Мне припомнился маленький домик, где-то в гуще леса, куда мы зашли с Игорем, возвращаясь с очередного задания, и девчонка полунимфа — его хозяйка. Но что же это с ней такое приключилось? Решила брата навестить? Вовремя, ничего не скажешь!
Тем временем, моя знакомя расплатилась (именно этого добивалась от нее разносчица) и собралась к выходу. Движения ее были какими-то полусонными, глаза смотрели в никуда, и если бы не эта ее нездешняя аура, и повеявший на меня запах липы, я бы решил, что обознался.
— Эй, подруга, постой-ка.
Девушка меня не услышала, пришлось ухватить ее за руку и усадить за свой столик, только тогда она соизволила обратить на меня внимание.
— Я помню тебя. Ты Майя, верно? Сестра Игоря.
— Я помню тебя, — она откликнулась, словно эхо, глядя сквозь меня, — ты… ты не знаешь, где Игорь? Я была в большом доме, что называется школа магии, но там мне сказали, что он уплыл за море. Я спрашивала ветра, но услышала лишь….
Девушка не договорила и тихо заплакала.
Мне вдруг стало жалко ее. Уж не знаю, что ей там сказали ветра, но увидеть своего брата ей вряд ли когда еще придется.
— Ты опоздала. Месяц назад он уплыл за море вместе с посольством. Решил, что ему надоело быть моим помощником, и он может послужить государству. Разве он не сообщил тебе?
— Нет, — девушка вытерла слезы и заглянула в мое лицо.
— Вот ведь олух! Что ж, придется тебе возвращаться домой, так с ним и не увидевшись.
— У меня больше нет дома.
Сказано это было так тихо, что я едва сумел разобрать горькие слова.
— Что случилось? — мне было не так уж и интересно, но раз я сам окликнул ее, так надо хотя бы выслушать.
— Люди пришли, — она говорила односложно, глядя куда-то в прошлое, — сказали, я — ведьма. Сказали, я творю злую порчу на их скот. Сказали, меня надо убить.
— Как же ты спаслась? — я задал этот вопрос, пытаясь прекратить вновь полившиеся из зеленых глаз слезы.
— Наш дед. Он зачаровал дом. И сад. Все тропки перепутались, все двери стали вести наружу. Я сбежала, а следы травы скрыли. Думала, Игорь придет и скажет людям, что я не творила зла. И дом отстроит заново. Я не сумею одна.
И она все-таки заплакала. Тихо, жалобно, как плачут от незаслуженной обиды и отчаяния. Вот ведь! И что же мне теперь с ней делать? И зачем мне это вообще надо? Она мне кто?
Но разумные мысли отступили перед этими слезами. И правда, что мне жалко, что ли? Могу же я хоть иногда сделать доброе дело?
— Ладно, не рыдай. Придумаем, что-нибудь.
Я пожалел об этих словах, как только их произнес, столько надежды вспыхнуло на ее зареванном личике! Но отступать было некуда. Да и мне все равно нужен помощник, а эта хоть готовить умеет! И интриг за моей спиной плести не будет, как ее братец.
— Как Игорь? — девушка посмотрела растеряно, — но я не умею ничего… и никто никогда не имел надо мной власти.
— Ну, тебе все равно придется на кого-то работать, если ты хочешь остаться в городе. И поверь, за то место, что я тебе предлагаю, бьются с десяток выпускников школы магов!
— Тебе вовсе не надо доказывать, что ты большой человек, — глаза девушки, казалось, пронзили меня насквозь, — это я и без того знаю. Спасибо тебе.
— Пожалуйста. Заканчивай реветь и пошли. Вон, видишь, два чудика мнутся на пороге? Это за мной.
Майя
Новая жизнь была странной. Поначалу я никак не могла поверить в нее, почувствовать. Каждый раз, когда я просыпалась, мне казалось, что, открыв глаза, я увижу знакомые стены дома, выстроенные моим дедом. И каждый раз плакала, ощущая под пальцами каменную кладку большого дома, куда привел меня Велор.
Не могу сказать, чтобы мне плохо там жилось, но жизнь эта была странной, неправильной. Над ней властвовали совсем другие ветра, и мне много трудов стоило привыкнуть к их шепоту. И травы здесь были не те, что окружали меня с самого рожденья. Они вовсе не звенели, лучась силой и готовясь ею поделиться. Они стойко боролись за жизнь, пробивая себе путь к солнцу и совсем не умели исцелить хвори. А хворей здесь было много! На каждом шагу встречались их тени, готовые накинуться на случайного человека. А уж сколько здесь было людей! Голова шла кругом от их вечного мельтешения, от спешки и суеты!
С работой же все обстояло гораздо проще. Как оказалось, все, что от меня требуется, это вовремя готовить еду и повсюду ходить за Велором, выполняя его мелкие поручения. То записку передать, то чернил купить, то кошку — любимицу дочери городского главы от блох избавить. Все это было так просто, что я каждый раз изумлялась, ловя на себе одобрительный взгляд моего начальника. Чего тут такого-то?
Вот только вникнуть в службу самого Велора мне никак не удавалось. Он то сидел на заседаниях городской думы, скучая и глядя в окно, то мчался куда-нибудь, чтобы проследить за исполнением принятых решений, то выезжал в другие города, чтобы помочь послам договориться о чем-то мутном и мне совершенно непонятном.
На мои вопросы он только смеялся и называл себя «мальчиком на побегушках у думы». Мне было непонятно, что это значит, но переспрашивать было как-то боязно. Ну как рассердится на мою бестолковость? Поэтому я замолкала, и шла выполнять очередное мелкое поручение, а ветры шелестели вокруг что-то тихое и веселое.
Ярый северный ветер распахнул мое окно и ворвался в комнату тревожным набатом. Уж сколько ругался Велор на мою привычку не захлопывать ставни, разрешая ветрам заглядывать в жилище, но спать, не слыша их далеких голосов, я не могла. Вот и сейчас ставни распахнулись от единого вздоха, впуская внутрь тревогу.
Беда! В порывах ветра слышался тоскливый вой отчаяния. Такой же, какой долго жил во мне, когда сгорел мой дом. Такой же, который вот уже почти год как жил в каждом моем сне. Я бросилась к двери, откуда вот-вот должна прийти беда.
— Эй, ты куда несешься?
Вместо беды в дверь вошел Велор. Был он растрепан, помят и держал в руке зажженную сигарету. И пахло от него… не знаю чем, но так от него пахло всякий раз, когда он возвращался вот так под утро откуда-то где я ему не была нужна.
