(не) Моя Жена - Елена Байм
Несмотря на жаркие споры и перебранку, свадьба продолжилась. Едва отошедшей от обморока невесте священник надел кольцо на палец, так как ее муж не мог сделать это самостоятельно, затем произнес торжественную речь и возгласил, что объявляет новобрачных мужем и женой.
Гости не сдвинулись с места. В полном молчании они провожали сочувствующими взглядами молодую девушку до кареты, а когда дверца захлопнулась, начали жарко спорить и ругать герцогов, посмевших так жестоко поступить с бедняжкой.
Девушка была древнего и весьма знатного рода, но обедневшего. Получив предложение самого завидного жениха столицы сыграть свадьбу, ее отец, долго думал и не давал согласия на брак, размышляя, что муж, избалованный женским вниманием, не принесет счастья его любимой дочери.
Но невеста была счастлива и со всем упрямством умоляла отца одобрить их брак. Она видела красавца Ксавьера в прошлом месяце на своем первом балу в императорском замке, и смуглый красавец с первого взгляда покорил ее нежное и такое наивное сердце.
После долгих уговоров отец сдался. Но кто бы знал, что молодым герцогом руководила не влюбленность, а уязвленное самолюбие, задетое отказом девушки уединиться с ним в беседке и познать радости плотской любви.
— Прошу прощения, ваше сиятельство. — смущенно краснея робко произнесла Адель. — но я не могу последовать с вами в беседку. Честь — высшая добродетель девушки и я готова ее подарить лишь будущему мужу.
Герцог хорошо запомнил ее слова и решил, что обязательно возьмет свое, организовав свадьбу со своим искалеченным кузеном. А сломить бедняжку и склонить к близости в доме, где кроме нее и мужа-калеки никого нет, дело решенное.
Жениться на девушке он не планировал. Ее отец беден, а к нему неравнодушна дочь Главного министра Империи. Но вот поразвлечься хотелось. Больно зацепила его ее смазливая хрупкая внешность и этот чистый наивный взгляд. В котором он хотел видеть раскаяние и полное подчинение.
— Адель, лапушка, попей водички, авось полегчает. — продолжал упрашивать голос. Нехотя я повернулась и открыла глаза. Перед глазами все разбегалось.
— Очнулась, очнулась, радость какая! — радостно зашептала старушка, обнимая и прижимая к себе мою руку.
— Ты только молчи девонька, и глазки закрой, если кто войдет. Ирод приехал, до утра пробудет. Да чтоб ему пусто было, окаянному.
Я прикрыла глаза и снова провалилась в сон.
Девушка стояла на лестнице и смотрела вниз на своего душегуба. Молодой герцог заливисто смеялся и вовсю обнимался с двумя жгучими брюнетками в весьма фривольных нарядах. После вкусного и обильного ужина они уединились в соседней с ней гостевой спальней и до самого утра оттуда доносились характерные стоны, шлепки и крики.
Адель зажимала уши руками, но легче не становилось. Как так получилось, что она стала заложницей в доме собственного мужа и вынуждена прислуживать ненавистному герцогу и его легкомысленным женщинам, накрывая стол и убирая комнату после последствий жаркой и бурной ночи, словно обычная служанка.
— Одно твое слово, и я сделаю тебя хозяйкой этого замка, будешь купаться в драгоценностях, мехах, твои холеные ручки не будут знать тяжелой работы. Но пока ты напрасно упрямишься, придется отрабатывать право жить и оставаться здесь.
— Но я замужем за герцогом, вашим кузеном, и я тоже имею право жить здесь в его доме!
— Ошибаешься. — недобро прищурился мужчина и его лицо приобрело хищное выражение. — Здесь командую я, его единственный опекун, и каждый в этом замке выполняет то, что я прикажу. Учти, мое терпение не безгранично. Как только мне наскучит твоя игра и твое упрямство, я возьму тебя сам, только предложение мое больше не будет в силе. Так и останешься до конца своих дней обслугой, исполняющей все мои прихоти.
Девушка зарыдала, и размазывая слезы кулаком умчалось в свою комнату. Закрыла дверь на задвижку, которую сама же втайне и сделала, боясь посягательств страшного герцога, и в смятении упала на кровать.
Как ей вырваться из этого ада? Она была уверена, все записки, что просила служанок передать ее отцу, уничтожались и не доходили до адресата. Девицы, бывавшие здесь в сопровождении Ксавьера ни за что не соглашались выполнить ее просьбу. Оставалась одна надежда, что отец приедет сам, чтобы навестить свою несчастную дочь. И заберет с собой.
Но дни шли, а никто не приезжал. Надежда на счастливый исход таяла с каждым днем. Лишь нянечка, старая мадам Берта, единственная, кого разрешил кузен мужа привести с собой в этот дом, поддерживала ее и всячески уговаривала не сдаваться и не мучить понапрасну свое сердце.
— Девонька моя, не открывай глаза, ирод идет. — услышала будто сквозь шум воды ставший знакомым мне голос.
— Выйди вон! — спустя пару минут раздался властный мужской окрик. В нем слышалась жестокость и злорадство, и я сразу догадалась, кто пожаловал. Но почему я слышу его наяву? Это же сон⁈
Послышалось какое-то шевеление, видимо женщина покинула комнату. И наступила тишина. Я молчала и не двигалась, помня наставления пожилой женщины.
Вдруг резкая боль пронзила мою руку. Словно кто-то сделал порез ножом. Я не двигалась.
— Не дури! Я знаю, ты притворяешься, думаешь меня обмануть? Запомни, ты у меня в капкане. Стоит мне пошевелить пальцем, и я тебя раздавлю. Так что в твоих интересах меня слушаться, Адель. Даю тебе семь дней, чтобы прийти в себя и добровольно раздвинуть ноги, иначе пожалеешь, горько пожалеешь. Ты же знаешь, я свое слово держу.
Шаги удалились, а я лежала и не шелохнулась. Что со мной происходит? Где я?
— Теперь ты — это я.
Раздался тонкий девчачий голос в моей голове.
— Прости, что оставляю одну с этим чудовищем. Я не хотела этого. Прощай. Я так устала, наконец-то я обрела покой.
И снова я провалилась в сон, такой реалистичный и правдивый, и теперь я видела все своими глазами, будто все случившееся происходило со мной. Либо же я была в теле этой несчастной.
3. На пределе
Бледная девушка тихонько кралась по коридору, прислушиваясь к каждому звуку. Она видела в окно, как к замку подъехала карета с гербом ее дома и из нее вышел отец и скрылся в замке.
С надеждой в сердце, Адель быстро собрала только самые необходимые вещи и присела на кровать в ожидании прихода отца. Но время шло, а к ней в комнату никто не заходил.
Терзаемая дурным