Как повываешь? - Жаклин Хайд
Я понимаю, что рот парня двигался, и я пропустила сказанное.
— Мне очень жаль, — я наклоняюсь вперед через стол. — Я не совсем поняла. Не мог бы ты, пожалуйста, повторить?
Я стараюсь подавить неловкость от такого количества новых лиц, но прежде чем я успеваю спросить чье-либо имя, чужая рука обхватывает мое предплечье, и я поднимаюсь на ноги. Мой взгляд сталкивается со взглядом мистера О'Дойла, метрдотеля замка, который выглядит так, будто готов совершить убийство.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — пристально глядя на меня, шипит он рядом с моей головой так, что слышу только я. Его ноздри раздуваются, а радужки похожи на сверкающие осколки голубого льда.
— Здравствуйте, мистер О’Дойл. Я тоже рада вас видеть, — говорю я громко, затем прищуриваюсь. — Что ты имеешь в виду, говоря «Какого хрена ты здесь делаешь»?
Мои брови взлетают вверх, когда я пытаюсь заглянуть в столовую прямо через его плечо, ожидая увидеть откуда-нибудь дым или огонь, учитывая, насколько взбешенным он выглядит. В последний раз, когда он выглядел таким взбешенным, я оставила кекс возле его кабинета, чтобы позлить его — в конце концов, один кекс в неположенном месте равен взрыву. Этот человек презирает кексы.
— Дойл, милый. Она весь вечер на ногах и действительно заслуживает выпивки, — говорит ему Джордж, перекрикивая музыку. — Ужин был таким приятным. Не правда ли, ребята?
Остальные сидящие за столом согласно перешептываются, и мистер О’Дойл хмурится.
— Спасибо за пояснение, Джордж. Могу я украсть мисс Уитт на минутку? — говорит Дойл с сильным британским акцентом, и мне не приходится прислушиваться, ведь я практически в его объятиях.
У него такое красивое лицо. Притягательные голубые глаза, темные брови, упругие чувственные губы и шестифутовый (прим. 182,88 см) рост, я могла бы забраться на него, если бы он не был самым высокомерным мудаком из всех, кого я когда-либо встречала.
Коннор О’Дойл — один из тех парней, которых видишь и не можешь не представить себе ваших прекрасных детей, свадьбу на берегу океана и ипотеку. Я делаю это почти каждый день, пока он не открывает рот, и тогда мой милый фантастический дом превращается в воображаемую тюрьму за воображаемое непредумышленное убийство.
Я стою и таращусь, как дура, пока он забирает напиток из моих пальцев и со стуком ставит его на стол.
— Что за черт? — я пытаюсь выдернуть руку, когда меня тащат по бальному залу. — Эй, отпусти меня!
Резкий поворот голов в нашу сторону заставляет меня замолчать. Когда сопротивление ни к чему не приводит, я пристраиваюсь рядом с ним, кивая каждому, кто встречается со мной взглядом.
— Какого черта ты делаешь? — спрашиваю я в песенной манере, прежде чем неловко помахать Марии, когда мы проходим мимо. Аллан, новый управляющий замком, нанял ее из деревни вместе с парнем в качестве персонала, и мы стали своего рода друзьями из-за того, что она все время проводит со мной на кухне и помогает в работе по замку. Я думаю, эта ночь для многих из нас особенная.
Диско-шар над головами отражает сверкающие лучи света на полу впереди и попадает прямиком на мистера широкоплечего О'Дойла и его серый костюм. Туман стелется по клетчатому мраморному полу, когда мы проходим мимо гигантского камина. Он покрыт паутиной, которая спиралью спускается к решетке и выглядит как огромная воронка.
Протащив меня через боковую дверь на кухню, он резко останавливается и отпускает меня.
— Мудак, — бормочу я себе под нос, когда опускаю руки на столешницу, пытаясь схватить посуду, чтобы использовать ее как оружие.
Его бровь поднимается.
— Что ты планируешь с этим делать? — говорит он, в одно мгновение навсегда испортив для меня британский акцент.
Почему все горячие парни мудаки?
Я опускаю взгляд на свою руку, понимая, что моя ладонь сжимает металлический венчик. Конечно, мне нужно было взять венчик, а не нож. Я бы обрадовалась даже вилке, чтобы выколоть один из его красивых голубых глаз.
Он смеется, и я отбрасываю венчик, пытаясь не обращать внимания на то, что этот смех делает с моим животом. Почему меня привлекает этот парень? Он — чертов мудак первой категории. Он, вероятно, изобрел мудачество. «Правила О'Дойла», видимо.
Я упираю руки в бока и поворачиваюсь к нему.
— В чем твоя проблема?
— В тебе, — он практически рычит, делая шаг ближе. — Какого черта ты пьешь на работе? Это то, чем занимаются люди там, откуда ты родом? — его подбородок вздергивается, и претенциозный придирчивый тон возвращается, когда исчезает британский акцент.
Вскидывая руки в воздух, я фыркаю.
— Ты что, сейчас издеваешься надо мной? Больше половины официантов пьют, — затем я указываю на дверь. — Все гости накормлены, мистер О’Дойл, это означает, что мои обязанности на эту ночь закончены. А чем я занимаюсь в нерабочее время, не ваше дело.
Позже я буду убирать на кухне, чтобы помочь Марии, тогда она сможет провести ночь со своим парнем Антоном, но Дойлу не нужно об этом знать.
— Позволю себе не согласиться, поскольку это влияет на удовлетворенность гостей, — он огрызается со свирепым взглядом.
О, он стоит на своем. Я даже не пила!
— Не соглашайся сколько угодно, но то, что я делаю, — это мое дело, — усмехаюсь я, складывая руки на груди. Прислонившись спиной к столешнице из нержавеющей стали, я устремляю на него взгляд. — И если ты еще хоть раз дотронешься до меня, я тебя покалечу.
Ублюдок ухмыляется, и мои брови опускаются.
— Это не смешно, дружок, — огрызаюсь я, чтобы уколоть его.
Он указывает на меня пальцем, явно выведенный из себя.
— Я просил тебя прекратить печь кексы, а ты продолжаешь разбрасывать их повсюду. Это прямое неподчинение, мисс Уитт.
— Прежде всего, гостям нравятся кексы, — отвечаю я с усмешкой. — С тех пор, как я переступила порог этого замка, ты невзлюбил меня и ясно дал это понять. Я не делала ничего, кроме своей работы, и старалась быть милой с тобой. Я не выпила и капли, а также не пекла сегодня никаких кексов, — я машу рукой, когда его взгляд скользит к стойке рядом с нами, где стоит стеклянное блюдо с нетронутыми кексами. — Это вчерашние.
Он выгибает бровь, и я ерзаю под пристальным взглядом, потому что мы оба знаем, что я не все время была милой. В конце концов, я уже не раз
