Тёмный повелитель (СИ) - Ольга Дмитриевна Силаева
— Расскажи мне, каково это? — тихо спросила я. — Быть бессмертным? Ведь тебе одиноко, я знаю. Ты не можешь забрать никого из прошлой жизни в эту, новую. Они проходят мимо тебя на улице, а ты даже не можешь им улыбнуться.
Отец долго молчал.
— Я тебя разочарую, — наконец сказал он.
— Разочаровывай, — просто сказала я. — Я здесь, чтобы выслушать тебя, а не чтобы одобрять или осуждать.
Он тихо засмеялся:
— Кажется, я понимаю, почему Рэй взял тебя в стажёры. У тебя есть навыки, гриссёнок, и ты не забыла мои уроки. Но я и впрямь тебя разочарую, потому что я не думаю о своих прошлых семьях и друзьях. Вообще. Мне бывает забавно менять жизнь того, в чьём теле я оказался, по-новому относиться к его близким, выбирать привязанности и антипатии… но эта игра потеряла прелесть и новизну.
— Почему?
— Я скоро сойду с ума, — просто сказал отец. — Вот-вот начнётся сумрак. Он уже начинается. Несколько раз я терял целые куски памяти… месяцы, если не годы. С каждой инкарнацией что-то меняется. Лорд-хранитель Академии говорил тебе, что пытается сделать так, чтобы мы не сходили с ума после третьей руны-татуировки?
— Да, — тихо сказала я.
— Я надеюсь, ему это удастся. Мой разум набирает от татуировок всё больше веса с каждым перевоплощением. Лишь слабое эхо от каждой руны, иначе я давно бы обезумел. Но этого достаточно, чтобы начать считать дни.
— Дни? Не годы?
— Я называю каждую свою инкарнацию днём.
Я вздрогнула от этой простой фразы. Для меня моя жизнь была единственным временем, которым я располагала. Для отца же каждая жизнь была лишь очередным восходом солнца.
— Сколько раз ты уже сменил тело? — тихо спросила я.
— Неважно, гриссёнок. Важно то, что я подошёл к важному рубежу. Если я не приму решительные меры очень скоро, я начну терять себя по-настоящему. — Его лицо стало жёстким. — И я знаю, что я должен сделать.
— Что?
Он не ответил.
Я встала с кресла и медленно приблизилась к статуе. Подошла вплотную — и положила руку на тёплое стекло.
— Ты боишься постареть и потерять память больше всего на свете, — прошептала я. — А сменить тело ты боишься ещё больше. Ты в ловушке, да? И ты не хочешь умирать.
Сердце сжалось. Я говорила эти слова для отца, но меня вдруг ударило осознанием, что на самом деле я произносила их для себя. Я — агент имперской разведки, но ещё я — его дочь. И мне нужно понять, на чьей я стороне. На стороне Рэя, который предал отца и брата во имя долга? Или на стороне отца, моей единственной семьи, того, кого я любила?
Рэй когда-то говорил, что имперский агент врёт как дышит. Вот только сейчас главное моё оружие — искренность. Какая ирония, правда?
— Знаешь, мне ведь только что сделали первую татуировку, — неожиданно для себя произнесла я, глядя прямо призраку в глаза. — Руну скорости. Такую же, как у тебя. Леди Алетта знает, но я не знаю, знаешь ли ты.
— Знаю, гриссёнок. Я даже знаю твоего татуировщика. Я ждал, пока ты сама об этом заговоришь.
Мы глядели друг другу в глаза. Я — в искажённое призрачное лицо отца, а он — в моё, настоящее, бледное и взволнованное.
И в единственную золотую искру, что поблёскивала в моём левом глазу возле зрачка. После того как тебе ставят первую руну, твоё тело бурлит, наполненное энергией, и её следы зачастую отражаются в радужке. Ненадолго… но сейчас я была немного похожа на Рэя.
— Я не была уверена, говорить ли тебе об этом, — произнесла я. — Признаться, в последнее время я не уверена ни в чём. Но с тех пор как я узнала от Рэя, что ты жив, во мне зреет одно-единственное чувство. Мысль, инстинкт — называй это как угодно. Что, если я продолжу быть всего лишь стажёром имперской разведки, тенью Рэя, его безропотной исполнительницей, если буду ловить тебя вместе с ним и молчать, я потеряю что-то неизъяснимо ценное. Потеряю чудо. И никогда себе этого не прощу.
— Почему ты приняла руну скорости, Фаэль? — неожиданно мягко спросил отец.
Он так редко называл меня по имени. Так редко.
— Чтобы показать тебе, чего я хочу, — просто сказала я. — Сказать, что мне мало быть студенткой Второй Академии, мало быть даже агентом империи. Я хочу чуда. Хочу быть рядом с тобой, как пять лет назад. Только в этот раз — по-настоящему.
Молчание.
— Я не говорил тебе, что у тебя есть выбор, — наконец ровным голосом произнёс отец. — И не приглашал тебя встать на мою сторону. В гробнице я всего лишь предупредил вас двоих, что вам не стоит меня преследовать.
— Знаю, — просто сказала я. — Я стою здесь и ничего от тебя не требую. Не убеждаю, не взываю к твоим лучшим чувствам, не напоминаю, что я твоя дочь… хотя сейчас я именно это и делаю, да?
Отец тихо засмеялся:
— Пожалуй.
— Но я хочу узнать тебя, — тихо сказала я. — Настоящего Маркуса Рише. Настоящего… тебя. Скажи, что ты этого не хочешь.
Молчание. Полутёмный зал Второго Архивариата. Тишина и темнота. И статуя-пьедестал, подсвеченная изнутри.
— Мой брат-близнец и я родились так же, как ты и твоя сестра, — внезапно произнёс отец. — Один из нас забрал дар другого в утробе матери. Мы с тобой похожи, Фаэль. Так похожи.
Я чуть не рухнула. Я слышала лишь об одном случае, когда принц-близнец украл у нерождённого брата дар. Триста лет назад. Великая династия Драго. Императорская семья.
— Не может быть, — прошептала я.
Я помнила историю братьев. Принц Орис, лишённый дара, изгой и пария, не мог претендовать ни на что. Впрочем, он и не пытался. Он просто исчез, занявшись…
…Изучением древних рун.
А его брат-близнец, принц Нейр, погиб примерно в то же время.
«Мы с тобой похожи, Фаэль. Так похожи».
— Ты, — выдохнула я. — Ты — пропавший принц Орис! Ты убил брата и сбежал?
— О нет. Всё было куда интереснее.
В голосе отца прозвучала странная горечь. Что бы ни произошло, непохоже было, что эта потеря осталась в прошлом.
У меня кружилась голова. Я слушала, затаив дыхание, и казалось, даже пыль в тёмных углах слушала вместе со мной. Невозможно было представить, что такая тайна, страшная, непостижимая и огромная, досталась одной мне. Разговор с бессмертным.
Разговор с отцом.
— Тебе триста лет, — прошептала я. — Триста лет…
— Увы, нет, гриссёнок. Как все люди, я меняюсь и забываю. Я помню прошлые
